К омментарии

Зная Вас, Валентина, как талантливого переводчика, я не предполагал иного ответа. И все же остаюсь при своем мнении. Тут нужно нечто фольклорное. Навскидку: Королевна, свет мой ясный. Или - светоч ясный. Что-нибудь в этом роде. 

Юрий, большое спасибо, – рада и Вашим поощряющим словам, и высказанным соображениям относительно вопроса, который не даёт мне поставить точку в переводе и положить конец сомнениям. :)

Принимая решение о форме обращений героев друг к другу, я тоже попыталась изучить все доступные сведения по этому поводу. Исходила из того непреложного факта, что в оригинале всё же «ясна панна». И вопрос, которым Вы завершили свой комментарий («С другой стороны, если к королевне обращаются "ясна панна", то какая же это королевна?»), я тоже себе задавала. Ответ на него нашла в нескольких источниках – вот самая короткая из цитат:

«Формы обращения к монархам меняются в зависимости от страны и исторического периода. В Средние Века к королям европейских стран обращались: Ваша Светлость, Ваша Милость, Ваша Ясновельможность. Начиная с 16 ст. короли начали принимать титул «Ваше Величество» (His/Her Majesty), который до этого использовался только как обращение к Богу и Отечеству».

***
1578 г. марта 10. — Письмо турецкого султана Мурата III польскому королю Стефану Баторию о походе казаков в Молдавию во главе с «братом» Ивана Подковы.

Мы, император и могущественнейший повелитель султан Мурат хан, светлейшему Стефану, божьей милостью королю Польши, государю владыке благородных последователей Иисуса, управителю деяний и дел народа и дома назареев, благодатному облаку дождей, приятнейшему источнику славы и чести, господину и наследнику вечного блаженства и славы, помянутого уже славного королевства Польши, к которому стекаются все умоляющие, желая приращения всех действий ваших и счастливейших исходов во взаимной и вечной тесной дружбе нашей, предлагая достойные священнейшего союза обеты и вечные хвалы, дружественнейше замечаем. После получения нашего султанского письма да будет известно вашей светлости, что из крепостей, называемых Киев, Черкассы, Канев и Браслав, разбойники и добычники, нарушающие общий мир, называемые казаки, объединились воедино (упомянутые крепости являются их гнездами) и в нашу султанскую страну, именно Молдавию, ворвались и, опустошив все то государство, обратно к себе возвратились. Их предводитель с несколькими своими сообщниками был взят в плен Николаем, главнокомандующим войском королевской вашей светлости.

Но отчего у Вас "день - прекрасный сон"? День - явь. И сном м.б. только как рифма к сотворён.

Сон - ночь, смерть. А жизнь- свет.

И вся философия рушится.



Странно это слышать при Вашем увлечении Китсом


JOHN KEATS. On death 


I. 



Can death be sleep, when life is but a dream, 

And scenes of bliss pass as a phantom by? 

The transient pleasures as a vision seem, 

And yet we think the greatest pain's to die. 

II. 



How strange it is that man on earth should roam, 

And lead a life of woe, but not forsake 

His rugged path; nor dare he view alone 

His future doom which is but to awake. 


1814 


Жизнь как сон довольно распространённая метафора, которая говорит не о сне как физиологическом процессе, а о мимолётности жизни. В контексте стихотворения, метафора уместная. 

Но я разбирала не композицию своего перевода, а композицию оригинала, которую Вы нарушили.

Валерий, здравствуйте. Если уж оттачивать, то свадьбу играют или празднуют, а отмечают впоследствии ее годовщины. На ларьки замахнуться не смею - их и без меня уже сломали )

... По ответу, так по ответу,
можно и по два (если не лень).
...
Я вот сегодня ночку всю сражалась со "своими"... Ответов получила Восемь (пока).
И главное - "Нирвана Мха" не ускользнула-таки (!), как ни норовила, от ответственности...
(...за все хорошее что было... в годы дружбы нашей строгой...)
...Нирвана ж - это ж Крестовина ж...
...и без неё уже никак не состояться переводу нашей братии из грязи в князи... чу?! - заехало... (чай, "пропустили", стало быть, не дремлютЬ...) - хотя ваще-то собирала ся переводить усех - аd Astra...
Хм... ) - Не этим ли лукавый и доволен...? - Сгинь!
Ну вот.
Аd Astra так аd Astra... 

Антон Ротов -​ Елизавете Антоненко и​ Алексею Эренбургу, 

9 августа 2020 г., 1:53

Елизавета, Алексей! По-моему, фраза «If any God/ At all consider this poor clod,/ He who the fair occasion sent/ Prepared and placed the impediment» от начала до конца являет собой сослагательное наклонение и переводится так: "Если бы какой-то бог вообще мог считаться с сим бедным комом, то он, который послал хорошую возможность, подготовил БЫ и установил БЫ препятствие" (причём конкретное, потому что​ использован опр. артикль). То есть, весь род людской сделал бы бессмертным.
А если читать иначе, то​ предложение будет незаконченным и непонятным:​ "Если бы какой-то бог вообще мог считаться с сим бедным комом, то он, который послал хорошую возможность, подготовил и установил препятствие..."​ - и фраза обрывается, приехали.​ Я уж не говорю о том, что здесь должна была бы присутствовать частица "но": "...он, который послал хорошую возможность, НО подготовил и установил препятствие..."
Так что рассуждения о будущих или уже установленных препятствиях тут немножко не в кассу. Разве нет?
--
Антон Р.

Михаил, перетекает не всегда. Вот смотрите

Пропорот бок, и залив глубок.

Никто не виновен: наш лоцман ―Бог. 

И только Ему мы должны внимать. 

А воля к спасенью – смиренья мать. 

И вот я грустный вчиняю иск 

тебе, преподобный отец Франциск: 

узрев пробоину, как автомат, 

я тотчас решил, что сие ―стигмат. 

 (И. Бродский)




Нева Арагвою течет, 

а звездам ―слава и почет: 

они на трупик известковый 

венец построили свинцовый, 

и спит она… прости ей бог! 

Над ней колышется венок, 

и вкось несется по теченью 

луны путиловской движенье. 

( Н. Заболоцкий)


А там, / где взвит / этажей коробок 

и жгут / миллион киловатт, ― 

стоял / индейский / военный бог, 

брюхат / и головат.

( В. Маяковский)


Селенье не ждало целенья, 

Был мак, как обморок, глубок, 

И рожь горела в воспаленьи, 

И в лихорадке бредил Бог.

( Б. Пастернак)


что во всех и во всем 

тихий Бог, тайный Бог 

неизменно живет; 

что весенний цветок, 

ветерок, небосвод, 

нежных тучек кайма, 

и скала, и поток, 

и, душа, ты сама ― 

все одно, и все ―Бог. 

( В. Набоков)

Елизавета, спасибо за разъяснение. 
Но отчего у Вас "день - прекрасный сон"? День - явь. И сном м.б. только как рифма к сотворён.
Сон - ночь, смерть. А жизнь- свет. 
И вся философия рушится.

Спасибо, Михаил! Возможно. 
Но есть одна детель-" any God",   которая подмечена только Дарьей Демьяненко и тонко передана в переводе: если Бог не миф. Не кажется ли Вам, что это определяет философию стихотворения. ЛГ предполагает, что шанс уснуть и проснуться ему может и не выпасть, так как Бог может оказаться мифом. 
А одинаковые парные рифмы в катренах - это не главное. Хотя и это можно исправить при желании. 

Но при этом, пусть же задачи - не задаются, зато каждой из них - по ответу... 

Посмотрите на стихотворение с точки зрения композиции. Не частоты повторения рифм, а симметрии.

Первая строфа - закат, прощание со светом.

Последняя строфа - пробуждение, новый рассвет,

Обе они связаны с движением ( вниз-вверх)

Две центральные строфы саязаны не с движением, а с размышлениями ЛГ, которые сводятся к сожалению о бесполезно потраченной жизни, раскаянием и обращением к вечному богу. Именно зацикленность на этих переживаниях и передана в повторяющихся рифмах двух заключительных строк каждой строфы. В них сосредоточено всё напряжение, вся энергия стихотворения, высвобождающаяся в головокружительном полёте концовки.

Елизавета,
мне нравится Ваше прочтение стихотворения, но одна техническая деталь мешает: Бог и комок не рифмуются, особенно в устном произношении, где Бог перетекает в "Бох"

Почивший во сне - уснувший, есть еще почивший на лаврах, просто почивший - это умерший... И как тогда представить "почивший едва"? После этого должен быть видимо воскресший, а не проснувшийся.
Но это мелочь.
Мне кажется, что за экстравагантностью образов в Вашем переводе утеряна философская суть стихотворения и его тональность. У Стивенсона стихотворение простое по форме, но глубокое. Хотя и по форме, такие изыски, как межстрофовые рифмы, утерянные большинством авторов, придают дополнительную цельность стихотворению.

Есть и слова и мысли

Экслибрис НГ 18.03.2020

Сколько талантов надо зарыть в землю, чтобы наступила весна


    Посмотри на осень – из чужого окна, из окна тюрьмы, больницы, из окна сумасшедшего дома… Франсиско де Гойя. Сумасшедший дом. Королевская академия изящных искусств Сан-Фернандо. Мадрид



В объемистом сборнике, выпущенном к 80-летию автора, каждый раздел – а их 18 – мог бы стать отдельной книгой, требующей отдельного внимания. Соединяя «посредством смысла» слова, идеи, времена, Вячеслав Куприянов изложил свободными стихами противоречия нашего времени с его переломами, с его загадками и нелепостями. В предисловии Артем Скворцов подчеркивает, что в этих стихах неизменно присутствуют «Чувство и Образ – в их неразрывном единстве с Мыслью». И тут же не без горечи констатирует: «Серьезная критика, которой его стихи более чем заслуживают, малозаметна, а филологических исследований о них и того меньше».

И сейчас Куприянова объясняют читателю через, видимо, более известные фигуры – так Александр Соловьев, рецензируя «Противоречия» в Сети, говорит: «Автор чередует как довольно прямые поэтические высказывания, так и изысканные метафорические конструкции, чем-то, может быть, напоминающие Сен-Сенькова», хотя Куприянов применял эти «конструкции» еще лет за 30 до Сен-Сенькова. А в серии «Книжная полка Вадима Левенталя» (2019) появляется книга, которая представлена как «открытие»; «Вы держите в руках сборник, объединяющий поэтов, которые впервые дали национальное звучание верлибру. Перед нами начало новой мощной традиции в русской литературе…» О «национальном звучании» сказано в сноске: «…содержит нецензурную брань». Понятно, корректную аннотацию проще заменить лукавой рекламой.

Национальное звучание верлибра Куприянова можно услышать хотя бы в этом старом его стихотворении (70-е годы) «Мольба»:

Ландыш лодочник

дай мне лодку

которую выдолбил

дятел из дуба

я поплыву на ней

по ручью по реке

по морю

по свету по темноте

потому что так тихо

тихо

ничего

ничего мне

не кукует кукушка

Первые строки инструментованы жестким биением звука «д», в последних все отдается гласным «о» и «у», а завершается «молчанием» кукушки. Слышно сердцебиение стиха. Как и большинство свободных стихов Куприянова, они организованы и по смыслу и по звучанию: «стихи –/ деревья/ в тени которых/ светло».

Книгу открывает цикл – «На языке всех», и этот язык – «...бьется над правдой/ Он бьется/ Он уже не язык/ Он сердце». Критик Адольф Урбан еще в рецензии 1982 года определил манеру Куприянова как «сердечное умозрение».

В разделе «Стихии стиха» речь ведется о слове – серьезно: «слово/ у всех/ в крови», категорично: «назначение слова –/ держать Землю, / и назначение человека/ держать Слово», шутливо: «иногда стихи просто/ показывают вам язык». Куприянов по образованию филолог, но филолог, показывающий нам язык во всех его противоречивых прямых и переносных поэтических значениях.

10-14-11250jpg Вячеслав Куприянов.
Противоречия. Опыты
соединения слов посредством
смысла. – М.: Б.С.Г. – ПРЕСС,
2019. – 560 с.

Важные разделы – «Чудеса истории» и «Требования времени». Ушел в прошлое ХХ век, однако: «Из всех искусств для нас важнейшим будет искусство истории ХХ века…» И здесь вечный вопрос столкновения России и Европы, «где русские/ всем мешают/ но все же хотят быть/ этой Европой». Почту нам приносили 300 лет монголы – с Востока, и теперь – «Что-то нам принесет в ответ/ в ближайшие 300 лет/ с Запада/ электронная почта?» В разделе «Этот народ» народ все еще безмолвствует: «Силы небесные/ Что же молчит народ/ Как будто дар речи/ Получил свою цену/ И народ за щекой прячет/ Последнюю копейку/ Верните ему справедливость/ Слова и дела». Развитием иронической «Истории государства Российского» А.К. Толстого можно счесть небольшую поэму «Русская история». И в итоге «Историков жаль, они никак/ Не могут выдумать/ Историю получше».

У Куприянова, как у наследника русских сатириков, пожалуй, сомнений прибавилось в разделах «Тяжелый рок» и «Веселая наука». Находим совет в разделе «Как стать человеком»: «Перестань/ трястись/ за свою шкуру! // Перестань/ сдирать шкуру/ с других!// А теперь попробуй стать человеком.// Но для начала еще –// Побывай/ во всех/ шкурах!» Или еще более саркастическое: «Современный человек/ среднее/ между обезьяной/ и человеком будущего». Нравственные вопросы сотрясают раздел «Человеческая несправедливость». Отдохнуть от возмущенной совести автора можно в разделе любовной лирики, правда тоже достаточно неожиданной и парадоксальной:

В мое лицо

я вобрал все лица

моих любимых

кто мне скажет

будто я

некрасив

В симпатичном разделе «Времена чувств» собрана пейзажная лирика, но и там предлагается посмотреть на осень – «из своего/ из чужого окна/ из окна тюрьмы/ больницы/ из окна сумасшедшего дома». Все то же стремление увидеть предмет во всех возможных измерениях:

Сколько еще надо талантов

зарыть в остывающую землю,

чтобы опять

наступила весна?

Завершают книгу разделы «Тяжелый рок» и «Увеличение», где Куприянов прямо обращается к одному из своих предшественников – к Уолту Уитмену. Но его фантазия менее патетична и более гротескна, параболы и гиперболы пересекаются на земной оси, заставляя океаны вершить поучительную геополитику, когда физическая карта преображает и коверкает политическую карту мира: «О, как тогда изумятся страны, потерявшие из виду/ Свои границы? Кто вдруг на ощупь в страхе будет искать/ Своих нелюбимых соседей? Кто кому будет грозить/ Уже со дна моря?»

Интересно сопоставить идеи и темы его свободных стихов с таковыми в его регулярных стихах, здесь не представленных, – и в них, безусловно, найдем ту же парадоксальную логику и ироническую этику Куприянова. Для него обе эти формы равноценны и обе – одинаково традиционны! Но это уже за пределами нашей заметки.



тогда бы рифмовались ещё пары первого и четвертого катрена. Или пары первого-второго, третьего-четвертого. 

Алексей, 
спасибо!

вспять- назад, обратно

день у Стивенсона - это жизнь. Он не дню говорит прощай, а своей бесполезной никчёмной жизни, которую бы хотел, но уже не может прожить иначе. 

Валентина, Ваш чистый, стройный, ясный, совершенный перевод как глоток свежего воздуха. Поздравляю с несомненной удачей! Но "ваша светлость", по-моему, не из этого стихотворения. Еще в раннем детстве за чтением Дюма-отца приходилось разбираться с обращениями к знатным особам. Кое-что еще помню, кое-что нашел в сети.

Обращение к королю/королеве — Ваше Величество;
к принцу/принцессе или герцогу королевской крови — Ваше Высочество;
к герцогу/герцогине и князю/княгине — Ваша светлость;
к графу/графине или маркизу/маркизе — Ваше сиятельство;
к остальным — Ваша милость.

Таким образом "ясна панна" никак не может быть "вашей светлостью", ведь она не герцогиня. Я бы предложил оставить в русском тексте "ясна панна", если не найдется русского аналога. С другой стороны, если к королевне обращаются "ясна панна", то какая же это королевна? Возможно, никаких королевен в оригинале и нет.

Аркадий, спасибо, вполне возможно, что и над тучами, но не Горький ))

так у меня было вначале: черные вихри у края небес, но потом поменяла, возможно вернусь к первоначальному.
переполнил - имеет свой резон, да. но так, как сейчас, мне кажется, получается немножко более раздвинутое пространство и время.
история про Ли Бо, на которую здесь намекается: однажды, когда поэт служил во дворце, император велел призвать его, чтобы тот воспел красоту фаворитки Ян Гуйфэй. Ли Бо был по обыкновению пьян, и даже когда его окатили водой, не особо протрезвел, но, взяв в руки кисть, тотчас написал три стиха. гений, однако ))

Добрый день, Елена!

Тире интонационное - подчеркнуть важность момента...

Спасибо!

Всё - всё... Непонятки перепишем. 
Я соображу завтра.
Спасибо, Ира.

Очень понравилось стихотворение. Только не поняла, зачем тире после "даже". 

Дата и время: 08.08.2020, 20:12:41

Владислав, я рада с Вами соглашаться, и сейчас согласна во всем, кроме тапка: потому что  смысл не в том, что думаешь не на той высоте, что умный человек, а вообще не думаешь об этом предмете )

Это я ещё отредактировал.
Пока пока.. ещё пока -
и мы поймали...
Почти что правду рассказал.

Добрый вечер, Ира.
Вы же знаете - от Вас я легко принимаю даже однозначное. Даже неприемлимое.
Волос - может быть. Женщины зачем-то всё время подкрашивают корни волос. Зачем - их же не видно.
Тут можно продумать.
Далее - сложнее. Ватсону было сложно редактировать Холмса. Обычно он не знал средней части дедуктивной цепочки. И был энциклопедистом.
Думаешь не более, чем о тапке...
Думаешь не выше тапка...
Умна не более туфли...
Элементарно. 
Есть иная логика.
Редактор может заниматься не только поиском авторских слабостей. Но поиском авторского мотива.
Редактор - поиск новизны.
Я не сравниваю переводы, сравниваю с оригиналом - это не Редактор. Это Переводчик.
Редактор сравнивает. Это поиск.
Просто известно-тиражируемые переводы зачастую страшнее упомятых Верленом чердаков. 
Особая любовь - особое доверие.
Это я говорил всегда.
Но всегда можно перевести иначе. В крайнем случае - перевести лучше.
Нужен только мотив.
Неизменно благодарно, В.К.

Добрый день, Ольга!
Очень симпатичный перевод, но два момента у меня вызывают некоторые сомнения.
Первый - "сень лучей". Не знаю, насколько возможно это сочетание, во всяком случае в НКРЯ я его не нашёл. Может быть лучше "сень заката"?
Второе - у Вас, как мне кажется, несколько утрачен трагизм второй строфы. Ведь там ЛГ глубоко переживает утрату ещё одного шанса, а у Вас он "праздно-вял".
Правда, всё это на мой, чисто субъективный взгляд)

И это случайность у автора, не несущая никакой смысловой нагрузки

Почему Вы так думаете? 

Рассуждаем о поэтике одного из пионеров отечественного верлибра и верлибре как таковом

-

Текст: Александр Соловьев

Вячеслав Куприянов. Противоречия: Опыты соединения слов посредством смысла. — М.: Б.С.Г.-Пресс, 2019

Подзаголовок сборника, изданного к восьмидесятилетию поэта Вячеслава Куприянова, звучит так: «Опыты соединения слов посредством смысла». Читать следует — «верлибр», ведь это как раз и есть парафраз самого прямого его стиховедческого определения — стихи, не урегулированные ни ритмом, ни рифмой, ни количеством слогов — собственно, ничем, кроме смысла и порядка самих слов.

Куприянова, как правило, называют в ряду важнейших послевоенных поэтов-верлибристов, наряду, например, с Владимиром Буричем, но, к сожалению, на этом осмысление его поэтики часто и заканчивается — все сводится к тому, что это верлибры.

Вот и в предисловии филолог Артем Скворцов явно спорит с другой линией современной русской поэзии, для которой верлибр давно стал не специальным жанром, а просто — формой, одной из многих, внутри которой могут реализовываться самые разные поэтические языки, в диапазоне от Станислава Львовского до Елены Костылевой и Лолиты Агамаловой. Замечание Скворцова о том, что верлибр вообще связан с юмором и сам по себе несколько смешон, сродни расхожей пушкинской глупости: «Поэзия должна быть глуповата». Вспоминается и полемика покойного Олега Юрьева с Алешей Прокопьевым о верлибре, и мысль Валерия Шубинского о том, что русский верлибр возник из дурных переводов европейской поэзии (напомню, что и Куприянов много занимался переводом). Все это, если честно, уже порядком надоело — пророчества Константина Комарова о скорой гибели русского верлибра, хорошо разбавленные шутками о его поэтическом статусе в паблике «Современная поэзия в мемах», уже стоят поперек горла. Тем более — в этом случае, когда разговор о самой поэзии сводится к разговору о ее формальной организации.

Сборник открывается циклом «На языке всех», повторяющим образную структуру пушкинского «Пророка». Для Куприянова говорение за всех и обо всех невероятно важно, вплоть до того, что предмет равен своему языку — и в физическом, и в лингвистическом смысле — идея, достойная метаметафористов:

на языке подорожников
мы
коренные дорожане
наш путь во вселенной
кровав и далек
за такие слова
подорожникам
вырывают
правдивый язык

Это радикально отличает поэзию Куприянова от, например, афористичной лирики Бурича: «Чего я жду от завтрашнего дня? // Газет». Куприянов почти что не говорит от своего имени, речь его обнимает масштабы истории, природы, политической катастрофы, которые имеют отношение не к частному миру поэта, но к земному шару вообще. По этой же причине стихи в книге объединены в крупные тематические циклы — например, «Чудеса истории», связанные вопросом устройства исторической динамики как таковой, от исследования исторической памяти в «Воззвании» до неутешительного пересказа русской истории в «Истории почты». Циклы эти, тем не менее, вовсе не однообразны — автор чередует как довольно прямые поэтические высказывания, так и изысканные метафорические конструкции, чем-то, может быть, напоминающие Сен-Сенькова. Куприянов часто строит собственные метафоры как своеобразные «двойчатки» — оппозиции (недаром сборник называется «Противоречия»), отражающие и дополняющие друг друга. Особенно это заметно, например, в цикле «Расширяющаяся вселенная», выстроенном вокруг противопоставления земли и неба или же земли и моря:

Земля — одно из толкований неба
заметка на полях Вселенной
утверждение
что небо может быть обжитым
что его жители видят разные звезды
ибо у них есть почва
для разных точек зрения
но есть и благоприятная атмосфера
в которой можно столковаться
так я полагаю
один из людей
из которых каждый
одно из толкований
Земли

(«Толкование земли»)

В конце концов, это, наверное, и есть главное «противоречие» книги — эпический масштаб, объединенный с тонкой метафорикой, легко находящей себе параллели в современной поэтической практике.

Пионеры советского верлибра вовсе не остались в прошлом, но вполне вписываются в современный контекст, и, будем надеяться, займут достойное место в ненаписанной пока истории русской литературы XX века.

Вячеслав Куприянов

Солнечная система


Солнечная система
это подшипник
утверждал один техник
Мы только смазка
между землей и небом
Скользкие мы люди
утверждал техник
Если бы мы стояли на своем
солнце
никогда бы
не заходило



Пластинка


начинается с одинокого плача
потом уже слово за словом
потом разделяются голоса
на мужской и женский
о это пение
смех
вмешиваются новые голоса
снова плач
пение
снова смех
и звучат многоголосые хоры
так всё быстрее
по черному диску
чувствуя над собой
иглу
чувствуя над собой
вращение смутной вселенной
и в ясной собственной глубине
вращение темного омута
всё кончается плачем
или смехом
уже над тобой
чем ближе к стержню вселенной
тем стремительнее вращение
смех и плач отбрасываются на края
еще остается и держится твое слово

остается
немое
упорство стержня
ты уходишь всё глубже
и слышишь
голоса над собой
и переводишь дух
между сменой
иглы
или диска



ИСТОРИЯ ПОЧТЫ


Триста лет
русские утверждали
их угнетали монголы
но те как оказалось
просто приносили почту.
Триста лет
на Руси получали письма,
но не умели читать,
потому и приходилось Москву
сжигать неоднократно
чтобы избавлять от тьмы
непрочитанных писем.
Наконец, Иван Грозный
пошел на восток
и взял Казань, а письма
стал слать на запад
беглецу князю Курбскому.
На эти грозные письма
отвечал уже Петр Великий
из Голландии, из-за моря,
затем Екатерина, тоже Великая,
наладила связь с лучшим из миров
господина Вольтера, и уже Наполеон,
он же Бонапарт, очередным сожжением
Москвы способствовал введению
элегантного французского как
эпистолярного стиля дворян, дабы
подлый народ не смущать
прежде времени
свободой равенством братством.
С улучшением доставки почты
декабристы слали свои письма
об обустройстве России
уже из Сибири, чтобы
в Лондоне разбудить Герцена.
Им отвечал уже сам
Владимир Ильич, щуря
дальновидный монгольский взор
из Женевы, из Цюриха.
Вот и свершился
Октябрьский переворот
как необходимое следствие
монгольской почты,
как восточный
ответ и вызов Западу.
Что-то нам принесет в ответ
в ближайшие 300 лет
с Запада
электронная почта?


27.01.2020


ГлавнаяМатериалы проектов › «Противоречия» Вячеслава Куприянова: говорение за всех

Если бы во всех катренах повторялась эта рифма, то да. А здесь только в двух. И это случайность у автора, не несущая никакой смысловой нагрузки. На мой взгляд, разумеется.

Валентин Савин - Алексею Эренбургу. 8 августа 2020г., 17:27

Здравствуйте, Алексей. Я только что заглянул на конкурсную страницу. Благодарю за высказанные замечания.

Две первые строчки последнего катрена готов представить следующим образом:

​Пусть, если хочет, мне он мстит -
Но даст покой и пробудит.

​Касательно позволения играть, я не вижу оснований для правки. ​ Какая разница на чём играть: на дуде, на губах. Это я говорю шутки ради.

Всех благ и удачи,
Валентин Савин

Дарья Демьяненко - Алексею Эренбургу. 8 августа 2020 г., 16:20

Алексей, здравствуйте. Это противопоставление настроению пессимизма и безверия первой части стихотворения. Вам тоже удачи!