ЗАМЕЧАТЕЛЬНО!!!

ЛАЙК!!!

Спасибо, Николай, за радость встречи!!!

И удовольствие от точности слова и образов!!!-:)

Дарья ВАЛИКОВА. «Чудеса истории» и чудеса поэзии
 
Куприянов В.Г. Противоречия: Опыты соединения слов посредством смысла / Вячеслав Куприянов; предисл. А. Скворцова. — М.: Б.С.Г.-Пресс, 2019. — 560 с.
 
Сборник верлибров Вячеслава Куприянова, создававшихся на протяжении всей жизни, вышел к 80-летию поэта. Самые ранние из стихотворений относятся к 60-м годам. Куприянов является лауреатом многих поэтических премий, переведён на более чем пятьдесят языков, однако, несмотря на это, на родине его известность носит характер довольно ограниченный. Ибо, как верно отмечено А. Скворцовым в предисловии к книге, – «Если современная русская поэзия – остров в океане масскульта, то верлибр – почти резервация на таком острове».
Рядовой любитель поэзии у нас обычно не то, чтобы относится к свободному стиху с предубеждением, но готов воспринимать его лишь как нечастое вкрапление в массив «нормальных», рифмованных. Ведь свободный стих свободен в первую очередь от рифмы, от коей давно отказались, например, в современной англоязычной поэзии (считая её уместной лишь в детских считалках и прочих юмористических куплетах), – но ни в коем случае не в русской.
Чего может ожидать вышеупомянутый «традиционалист», открывая подобный сборник? Каких-то коротких наблюдений, пейзажных зарисовок, миниатюр, в лучшем случае смахивающих на развёрнутый афоризм… Быть может, и тонко, и умно, и поэтично, – но вряд ли способно по-настоящему захватывать, запоминаться наизусть… Словом, что-то вроде набора отрывков из прозы, притом достаточно разрозненных. Однако, при знакомстве с «Противоречием» обнаруживается, что вопреки подобным ожиданиям, все стихотворения и стихотворные циклы книги подчинены осмыслению конкретных тем, занимающих автора, логически увязаны в циклы-разделы («Как стать человеком», «Этот народ», «Чудеса истории», «Стихии стиха» – названия лишь некоторых из них). Неслучайно подзаголовок книги – «Опыты соединения слов посредством смысла» отсылает к поэту-обэриуту Константину Вагинову, чей сборник стихов назывался «Опыты соединения слов посредством ритма».
 Таким образом, лирика Куприянова – интеллектуальная, философская, вплоть до наличия, к примеру, цикла «Философические письма. Из Чаадаева», содержащего четыре известных письма, суть которых поэт даёт в собственном изложении; впрочем, то же касается и философов наших дней – допустим, Пятигорского или Гачева. Лирика Куприянова включает в себя обсуждение как вечных вопросов социальной справедливости:
 
…И. О. так излагал свое
понятие о демократии:
– Если толстые и сытые
едят тощих и голодных
то это плохо и нетерпимо.
Сколько надо тощих,
чтоб накормить одного толстого.
Гораздо правильнее,
чтобы несколько тощих
питались за счет одного толстого.
Когда ему задали дополнительный вопрос,
как быть с нормальными людьми,
Когда нет ни толстых, ни тощих.
– Всё зависит от того, — зловеще ответил И. О. –
по какую сторону баррикад вы находитесь,
гражданин товарищ…
(«На занятиях по политологии»)
 
…Так, и, например, зигзагов нынешних политически окрашенных (будем надеяться, сиюминутных) исторических трактовок, порой доходящих до абсурда и изложенных поэтом в пародийном ключе:
 
…Русские стягивают к Москве
Вооруженные формирования из независимой Сибири
Геноцид немцев под Москвой
Геноцид немцев под Сталинградом
Гаагский трибунал требует выдачи Суворова и Кутузова
Голландец Петр Первый коварно преследует шведа Карла XII
Прибывшего с визитом дружбы в оранжевую Украину
Президент Грузии запретил сержанту Кантария
Водрузить знамя победы над Рейхстагом
(«Сегодня в мире»)
 
 А ещё – взгляды автора на поэзию («Актуальная поэзия / Непроходимое болото посреди перенаселенного города / Читатели грамотно его обходят»), на русскую историю, на поиски квинтэссенции русскости, выраженной в перефразировании знаменитой, пришедшей из древности строки: «О, русская земля! Ты уже среди звёзд»; на сферу человеческих чувств, подвергнутых аналитическому осмыслению, и на многие другие аспекты бытия…
Книга, рассчитанная на читателя вдумчивого и подготовленного (будь он поклонник верлибра или «традиционалист» – неважно), ждёт его.

http://moloko.ruspole.info/node/12137

О книге "Противоречия", Юность №5

 

 

Дарья Лебедева

 

С высоты птичьего поэта

 

Куприянов В.Г. Противоречия: Опыты соединения слов посредством смысла; предисл. А.

Скворцова. — М.: Б.С.Г.-Пресс, 2019 — 560 с.

 

Собрание стихотворений Вячеслава Куприянова «Противоречия» — почти

шестисотстраничный том, выпущенный к восьмидесятилетию автора и составленный им

лично как результат многолетнего поэтического путешествия. Хотя Куприянов пишет и

традиционные, конвенциональные стихи, в эту книгу не вошло ни одного, здесь только

верлибры. Об этом и заголовок: «опыты соединения слов посредством смысла». У верлибра есть только этот единственный способ превратить череду слов в поэзию, не прибегая ни к укачивающему ритму, ни к отвлекающему жонглированию звучными рифмами. Именно об этом сказал Юрий Орлицкий на презентации книги в ЦДЛ, назвав верлибры Вячеслава Куприянова «обнаженной сутью стихотворной речи, поэзией точных, верных и единственных слов».

Чтение непростое — не столько из-за внушительного объема, сколько из-за смысловой

насыщенности стихотворений, каждое из которых заставляет работать мозг, сердце,

воображение, совесть. Каждый текст этого сборника, короткий или пространный, —

концентрат правды, неразбавленная сыворотка смысла. Стихи сгруппированы по

определенным темам или, скорее, как сказали бы сегодня, по тегам, ключевым словам:

«Время любить», «Даль детства», «Чудеса истории», «Дикий Запад», и объединенные таким образом, производят кумулятивный эффект, усиливая впечатление и послевкусие. Каждый раздел обретает собственное звучание: нежное и доброе, если речь о любви и детстве, чистое и светлое — о природе, отстраненное и холодное, если о космосе и звездах, злое ироничное — о королях, чиновниках, интриганах. И благодаря этой насыщенности, даже пресыщенности, вдруг ясно осознаешь, что автор этих стихов на самом деле не просто пишет тексты, чтобы что-то сообщить, передать, рассказать, — из отдельных стихотворений, словно из кирпичиков, он создает собственный поэтический мир, противопоставленный миру реальному, и даже противоположный ему. Мир, сложенный из слов. Сложение слов в сумме дает безграничную живую вселенную.

 

Вот бесконечный смысл незаметной работы:

стол

начинает шелестеть листвой

перо

снова врастает в крыло птицы

дерево

за любым окном

птица

высоко в небе

вечное благовещение жизни

слово

становящееся плотью

 

В центре каждого высказывания — обретающее плотность и плоть слово, которое поэт

начинает медленно поворачивать, пристально разглядывая каждый звук то ли под лупой, то ли под волшебным фонарем, открывая новые грани, странности и нелепости, пока слово не потеряет изначальный смысл и не приобретет новый:

Миллионы лет нас учат,

что худа нет без добра

и нет добра без худа.

И хорошо бы так

себе добра наживать,

чтобы другим хуже не стало,

чтобы добро не походило

на раздобревшее худо

 

Слово — то нутряное, природное, дикое, что еще осталось в цивилизованном человеке. Речь, язык — корнями уходят в природу. И если для кого-то природа — фон, а речь —

инструмент, для Куприянова они самоценны. Даже назначение человека, по Куприянову

выходит, «держать слово», потому что материальное, мирское рано или поздно рассыплется и исчезнет, и лишь слово, память, искусство, несмотря на кажущуюся эфемерность, надежны и устойчивы. Только они имеют смысл, только в них можно отыскать опору, настоящую жизнь: «На картах мира / время стирает границы / священных империй. / Непреходящи / черты Ада и Рая, / увиденные на земле / ветхим Данте».

Лирический герой скрупулезностью напоминает дельца из «Маленького принца», тщательно пересчитывавшего звезды: он так же серьезен и любит точность. Только в отличие от героя Сент-Экзюпери, делец Куприянова бескорыстен. Его цель — овладеть, выразив в слове, не только звездами, но всеми объектами, явлениями, всеми незаметными людьми, которые продолжают смотреть на небо, мечтать и искать. Пересчитать всех непризнанных поэтов, которые, возможно, не написали в жизни ни строчки, но остаются поэтами по сути. Поэт — тот, кто смотрит вглубь, вдаль, парит над действительностью, как птица. Он смотрит на все словно издалека и опасается приближаться: нет, не из чувства безопасности, а чтобы не погрязнуть в мелочах, не завязнуть в тщете материального, наносного, ненужного, неважного. Он готов насмехаться над политикой, амбициями, глупостью, крайностями, но не готов придавать этому то огромное значение, которое придает обыватель. Поэт одним своим взглядом воскрешает мир. Поэт уподоблен птице, у него есть перо, невесомость, вид с высоты, слово и молчание: «Птицы говорят на языке приютивших их деревьев / на языке гор приблизивших их к небу / на языке волн в которых им дано отразиться / но молчат они на языке неба».

В этом сборнике есть некая моральная целостность, четко заданный нравственный вектор.

Куприянов требует от читателя, чтобы он думал и жил осознанно: «кто думает иначе /

спасибо на том / что тоже думает». Но подчеркивает, что это уязвимая позиция:

«Единственное что облегчает борьбу с мыслью / это ее дислокация в голове человека /

единственно чем человек может защищаться / это скрывать / или не иметь своих мыслей».

Впрочем, единственно приемлемая: обретая социально значимые блага, человек беднеет, а не обогащается, застывая в сытости и бездумье, предает себя: «лишь отсутствие

воображения / возвращает тебе / желанный покой»; «Государственные умы / вычисляют /

Какой минимум духовной пищи / Положен мне уже с раннего детства / Чтобы не

испытывать духовной жажды / И воспитывать в себе с раннего детства / Прожиточный

минимум совести». Подчиняясь обществу, его стереотипам, отказываешься от крыльев, тем более что «Крылья ангела достигали в размахе/ два метра девяносто восемь сантиметров, / при весе семьдесят два килограмма / летать на таких крыльях, / с точки зрения аэродинамики, невозможно». Выходит, что достать до неба, потратив жизнь на поиск дыхания вселенной, — недостижимая цель, поэтому настоящий поэт всегда жертвует собой, отказываясь от нормального, упокоенного существования: «Поэт стучит в головной мозг вселенной / И мозг вселенной течет в его уже пустые глазницы / Смысл летит сквозь него со скоростью света / Но уже никто не замечает / Среди звезд его могилу».

Куприянов, нарушая физические и логические законы, как и положено демиургу, тут же

создает собственные. Он сталкивает внутри текста несовместимые на первый взгляд

объекты, находит ускользающие, неочевидные связи, создает хаос, в котором заново

обнаруживает порядок. Иисуса в космосе вот-вот прибьют к Южному Кресту гвоздями звезд, яблоко Евы приравнивается к яблоку Ньютона, из Гёте можно извлечь квадратный корень, а руки Венеры Милосской уже много столетий, отделенные от идеального тела, живут неидеальной жизнью, стирая белье и нянча детей. В его мире постоянно происходят подобные события, «от которых рушатся колонки газет / которые не предвидены законами / всемирного тяготения / постоянства состава / грамматики / исключенного третьего / единства борьбы и противоположностей / Законом Божьим / происходят / решающие события / постарайтесь / не пропустить».

 Но чтобы не пропустить такие события, увидеть эти необычные связи, надо быть чутким, умным, начитанным, неравнодушным человеком. Чтобы гармонично чувствовать себя в куприяновской вселенной, не помешает и своеобразное, изысканное, окрашенное в мрачные тона чувство юмора:

 

Дети стали рождаться

С ружьями вместо рук

Детские коляски напоминают тачанки

Родители выкатывают детей на свежий воздух

Младенцы то и дело постреливают

В случайных прохожих

Средства массовой информации

Ведут бесконечные ток-шоу на тему

Что кончится раньше

Патроны у детишек

Или случайные прохожие

А дети растут

И случайностей всё меньше

 

Мощный голос и уникальный тембр Куприянова позволяет ему говорить о самом банальном и сложном так, чтобы удивить, заставить по-новому взглянуть в лицо старой проблемы. Например, о смерти: «но он, к сожалению, / уже не имеет никакого отношения к звездам / и принадлежит скорее / опавшим листьям, глине, / яркой траве / грядущего / лета». О любви: «Теперь мы все время / дети / друг другу / Пока мы растем / друг вслед за другом / мы никогда не состаримся». О поэзии: «Стихи — / подсолнухи / подстрочники / солнца / стихи — / снежинки / для заждавшихся / снега / стихи — / подснежники / для уставших / от зим / стихи — / деревья / в тени которых / светло». О звездах: «Звезды в небе / переходят / из спектрального класса / в класс <...> Да будут благословенны / те световые годы / когда каждая звезда / учится / чтобы стать / солнцем».

Поэтический мир Куприянова — многогранный, разный, меняющийся, живой и, несмотря на едкость и сарказм, очень добрый. Прямолинейность и мрачность, неутешительные

размышления об амбивалентности человеческой натуры, склонной к несправедливости,

эгоизму и равнодушию, уравновешиваются простой мыслью о том, что все мы похожи,

каждый из нас и червь, и бог, и каждую секунду мы делаем выбор: «о чем бы / ни вспоминал живущий / после заката — / близится время рассвета». А это означает, что каждая секунда оставляет нам надежду, открывает дверь к вере, любви и мудрости, к очищению от суеты вещей. Поэзия Куприянова — это сверкающая звездами тьма, вертикаль, лифт, поднимающий душу в самую высь, к вечности, и возвращающий обратно, к себе:

 

Хорошо быть дверью для всех

кто хочет войти

поскрипывать

но открываться

И окном

в котором не гаснет свет

для всех кто думает:

«поздно»

Уважаемый Петр,

Как-то мне кажется, что слово "реванш" в разговоре с Богом немного неуместно. Да и у кого реванш, у Бога? У своей прошлой никчемной жизни? Не то, чтобы у автора это было однозначно, но здесь, кажется не совсем в стиле стихотворения.

Да и "со шпагой на ремне" тоже не совсем о том. Girded and shod, у Стивенсона, по-видимому отзвуки из Библии, что вяжется с разговором с Богом. Но тогда там совсем другой смысл этого выражения и подтекст.