О книге "Противоречия", Новый мир


ПОЛКА ЮРИЯ ОРЛИЦКОГО 2020

Куприянов В. Г. Противоречия: Опыты соединения слов посредством смысла /
Вячеслав Куприянов; предисл. А. Скворцова. М.: Б.С.Г.-Пресс, 2019 560с.

Вячеслав Куприянов очень точно подобрал название и подзаголовок для своей новой стихотворной книги: «Противоречия: Опыты соединения слов посредством смысла». Для тех, кто запамятовал, напомню: в 1933 году свою сразу ставшую знаменитой книгу стихов Константин Вагинов назвал «Опыт соединения слов посредством ритма». Тут нас ждет первое противоречие: Куприянов, известный апологет русского свободного стиха (верлибра), которые многие в любезном нашем отечестве до сих пор числят по ведомству «формализма», утверждает, что для него на первом месте не ритм (как у Вагинова), а впрочем, это противоречие, очевидно, мнимое: достаточно прочитать хотя пару стихов изновой книги поэта, чтобы понять, что в ней смысл наполнено все: не только слова, но и знаки препинания (когда автор считает нужным их ставить, а это случается очень редко), и отмеченные концами строк паузы (именно здесь, а не в других местах), и длинные паузы, которые мы, читатели, обязаны ставить там, где поэт ставит пробел между строфами. Посмотрим на стихи Куприянова таким взглядом – и мы увидим не привычные, ко всему безразличные столбики букв, а замысловатую авторскую партитуру чтения, помогающую понять именно тот смысл, который заложил в стихотворение сам автор – и
это еще одно противоречие, на этот раз не мнимое: ведь мы знаем, что стихи не могут быть однозначными, не могут значить только то, что в них написано. Но и тут Куприянов нас обманывает:

В ожидании
пламенной жизни
мужественно
спят герои
в спичечном
коробке


Это похоже на афоризм, но смысл здесь вовсе не так прост, совсем не однозначен – попробуйте подумать, и вы поймете.
Куприянов постоянно ставит перед своим читателям подобные непростые задачи, говоря вроде бы простыми словами, расположенными по четкой схеме чтения - и приводит нас туда, куда обычные стихи, даже самые сложные, привести не могут. Вдобавок поэзия Куприянова щедро приправлена авторской иронией, даже если это – самая настоящая, самая пронзительная лирика – а все равно автор словно оставляет за собой последнее слово, последнее право – на противоречие.
В новую книгу вошло большинство стихотворений Куприянова, написанных в излюбленной им (но не единственной ему доступной) технике свободного стиха, за который поэт борется всю свою жизнь – и стихами, и статьями, и устными выступлениями. Похоже, он наконец победил в этой битве.

Юрий Орлицкий

Новый мир, 2020 № 5 С. 214-215.




Вячеслав Куприянов, 2020

Сертификат Поэзия.ру: серия 1109 № 155853 от 01.08.2020

0 | 4 | 615 | 19.04.2024. 12:27:20

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []


О книге "Противоречия", Юность №5

 

 

Дарья Лебедева

 

С высоты птичьего поэта

 

Куприянов В.Г. Противоречия: Опыты соединения слов посредством смысла; предисл. А.

Скворцова. — М.: Б.С.Г.-Пресс, 2019 — 560 с.

 

Собрание стихотворений Вячеслава Куприянова «Противоречия» — почти

шестисотстраничный том, выпущенный к восьмидесятилетию автора и составленный им

лично как результат многолетнего поэтического путешествия. Хотя Куприянов пишет и

традиционные, конвенциональные стихи, в эту книгу не вошло ни одного, здесь только

верлибры. Об этом и заголовок: «опыты соединения слов посредством смысла». У верлибра есть только этот единственный способ превратить череду слов в поэзию, не прибегая ни к укачивающему ритму, ни к отвлекающему жонглированию звучными рифмами. Именно об этом сказал Юрий Орлицкий на презентации книги в ЦДЛ, назвав верлибры Вячеслава Куприянова «обнаженной сутью стихотворной речи, поэзией точных, верных и единственных слов».

Чтение непростое — не столько из-за внушительного объема, сколько из-за смысловой

насыщенности стихотворений, каждое из которых заставляет работать мозг, сердце,

воображение, совесть. Каждый текст этого сборника, короткий или пространный, —

концентрат правды, неразбавленная сыворотка смысла. Стихи сгруппированы по

определенным темам или, скорее, как сказали бы сегодня, по тегам, ключевым словам:

«Время любить», «Даль детства», «Чудеса истории», «Дикий Запад», и объединенные таким образом, производят кумулятивный эффект, усиливая впечатление и послевкусие. Каждый раздел обретает собственное звучание: нежное и доброе, если речь о любви и детстве, чистое и светлое — о природе, отстраненное и холодное, если о космосе и звездах, злое ироничное — о королях, чиновниках, интриганах. И благодаря этой насыщенности, даже пресыщенности, вдруг ясно осознаешь, что автор этих стихов на самом деле не просто пишет тексты, чтобы что-то сообщить, передать, рассказать, — из отдельных стихотворений, словно из кирпичиков, он создает собственный поэтический мир, противопоставленный миру реальному, и даже противоположный ему. Мир, сложенный из слов. Сложение слов в сумме дает безграничную живую вселенную.

 

Вот бесконечный смысл незаметной работы:

стол

начинает шелестеть листвой

перо

снова врастает в крыло птицы

дерево

за любым окном

птица

высоко в небе

вечное благовещение жизни

слово

становящееся плотью

 

В центре каждого высказывания — обретающее плотность и плоть слово, которое поэт

начинает медленно поворачивать, пристально разглядывая каждый звук то ли под лупой, то ли под волшебным фонарем, открывая новые грани, странности и нелепости, пока слово не потеряет изначальный смысл и не приобретет новый:

Миллионы лет нас учат,

что худа нет без добра

и нет добра без худа.

И хорошо бы так

себе добра наживать,

чтобы другим хуже не стало,

чтобы добро не походило

на раздобревшее худо

 

Слово — то нутряное, природное, дикое, что еще осталось в цивилизованном человеке. Речь, язык — корнями уходят в природу. И если для кого-то природа — фон, а речь —

инструмент, для Куприянова они самоценны. Даже назначение человека, по Куприянову

выходит, «держать слово», потому что материальное, мирское рано или поздно рассыплется и исчезнет, и лишь слово, память, искусство, несмотря на кажущуюся эфемерность, надежны и устойчивы. Только они имеют смысл, только в них можно отыскать опору, настоящую жизнь: «На картах мира / время стирает границы / священных империй. / Непреходящи / черты Ада и Рая, / увиденные на земле / ветхим Данте».

Лирический герой скрупулезностью напоминает дельца из «Маленького принца», тщательно пересчитывавшего звезды: он так же серьезен и любит точность. Только в отличие от героя Сент-Экзюпери, делец Куприянова бескорыстен. Его цель — овладеть, выразив в слове, не только звездами, но всеми объектами, явлениями, всеми незаметными людьми, которые продолжают смотреть на небо, мечтать и искать. Пересчитать всех непризнанных поэтов, которые, возможно, не написали в жизни ни строчки, но остаются поэтами по сути. Поэт — тот, кто смотрит вглубь, вдаль, парит над действительностью, как птица. Он смотрит на все словно издалека и опасается приближаться: нет, не из чувства безопасности, а чтобы не погрязнуть в мелочах, не завязнуть в тщете материального, наносного, ненужного, неважного. Он готов насмехаться над политикой, амбициями, глупостью, крайностями, но не готов придавать этому то огромное значение, которое придает обыватель. Поэт одним своим взглядом воскрешает мир. Поэт уподоблен птице, у него есть перо, невесомость, вид с высоты, слово и молчание: «Птицы говорят на языке приютивших их деревьев / на языке гор приблизивших их к небу / на языке волн в которых им дано отразиться / но молчат они на языке неба».

В этом сборнике есть некая моральная целостность, четко заданный нравственный вектор.

Куприянов требует от читателя, чтобы он думал и жил осознанно: «кто думает иначе /

спасибо на том / что тоже думает». Но подчеркивает, что это уязвимая позиция:

«Единственное что облегчает борьбу с мыслью / это ее дислокация в голове человека /

единственно чем человек может защищаться / это скрывать / или не иметь своих мыслей».

Впрочем, единственно приемлемая: обретая социально значимые блага, человек беднеет, а не обогащается, застывая в сытости и бездумье, предает себя: «лишь отсутствие

воображения / возвращает тебе / желанный покой»; «Государственные умы / вычисляют /

Какой минимум духовной пищи / Положен мне уже с раннего детства / Чтобы не

испытывать духовной жажды / И воспитывать в себе с раннего детства / Прожиточный

минимум совести». Подчиняясь обществу, его стереотипам, отказываешься от крыльев, тем более что «Крылья ангела достигали в размахе/ два метра девяносто восемь сантиметров, / при весе семьдесят два килограмма / летать на таких крыльях, / с точки зрения аэродинамики, невозможно». Выходит, что достать до неба, потратив жизнь на поиск дыхания вселенной, — недостижимая цель, поэтому настоящий поэт всегда жертвует собой, отказываясь от нормального, упокоенного существования: «Поэт стучит в головной мозг вселенной / И мозг вселенной течет в его уже пустые глазницы / Смысл летит сквозь него со скоростью света / Но уже никто не замечает / Среди звезд его могилу».

Куприянов, нарушая физические и логические законы, как и положено демиургу, тут же

создает собственные. Он сталкивает внутри текста несовместимые на первый взгляд

объекты, находит ускользающие, неочевидные связи, создает хаос, в котором заново

обнаруживает порядок. Иисуса в космосе вот-вот прибьют к Южному Кресту гвоздями звезд, яблоко Евы приравнивается к яблоку Ньютона, из Гёте можно извлечь квадратный корень, а руки Венеры Милосской уже много столетий, отделенные от идеального тела, живут неидеальной жизнью, стирая белье и нянча детей. В его мире постоянно происходят подобные события, «от которых рушатся колонки газет / которые не предвидены законами / всемирного тяготения / постоянства состава / грамматики / исключенного третьего / единства борьбы и противоположностей / Законом Божьим / происходят / решающие события / постарайтесь / не пропустить».

 Но чтобы не пропустить такие события, увидеть эти необычные связи, надо быть чутким, умным, начитанным, неравнодушным человеком. Чтобы гармонично чувствовать себя в куприяновской вселенной, не помешает и своеобразное, изысканное, окрашенное в мрачные тона чувство юмора:

 

Дети стали рождаться

С ружьями вместо рук

Детские коляски напоминают тачанки

Родители выкатывают детей на свежий воздух

Младенцы то и дело постреливают

В случайных прохожих

Средства массовой информации

Ведут бесконечные ток-шоу на тему

Что кончится раньше

Патроны у детишек

Или случайные прохожие

А дети растут

И случайностей всё меньше

 

Мощный голос и уникальный тембр Куприянова позволяет ему говорить о самом банальном и сложном так, чтобы удивить, заставить по-новому взглянуть в лицо старой проблемы. Например, о смерти: «но он, к сожалению, / уже не имеет никакого отношения к звездам / и принадлежит скорее / опавшим листьям, глине, / яркой траве / грядущего / лета». О любви: «Теперь мы все время / дети / друг другу / Пока мы растем / друг вслед за другом / мы никогда не состаримся». О поэзии: «Стихи — / подсолнухи / подстрочники / солнца / стихи — / снежинки / для заждавшихся / снега / стихи — / подснежники / для уставших / от зим / стихи — / деревья / в тени которых / светло». О звездах: «Звезды в небе / переходят / из спектрального класса / в класс <...> Да будут благословенны / те световые годы / когда каждая звезда / учится / чтобы стать / солнцем».

Поэтический мир Куприянова — многогранный, разный, меняющийся, живой и, несмотря на едкость и сарказм, очень добрый. Прямолинейность и мрачность, неутешительные

размышления об амбивалентности человеческой натуры, склонной к несправедливости,

эгоизму и равнодушию, уравновешиваются простой мыслью о том, что все мы похожи,

каждый из нас и червь, и бог, и каждую секунду мы делаем выбор: «о чем бы / ни вспоминал живущий / после заката — / близится время рассвета». А это означает, что каждая секунда оставляет нам надежду, открывает дверь к вере, любви и мудрости, к очищению от суеты вещей. Поэзия Куприянова — это сверкающая звездами тьма, вертикаль, лифт, поднимающий душу в самую высь, к вечности, и возвращающий обратно, к себе:

 

Хорошо быть дверью для всех

кто хочет войти

поскрипывать

но открываться

И окном

в котором не гаснет свет

для всех кто думает:

«поздно»



Дарья ВАЛИКОВА. «Чудеса истории» и чудеса поэзии
 
Куприянов В.Г. Противоречия: Опыты соединения слов посредством смысла / Вячеслав Куприянов; предисл. А. Скворцова. — М.: Б.С.Г.-Пресс, 2019. — 560 с.
 
Сборник верлибров Вячеслава Куприянова, создававшихся на протяжении всей жизни, вышел к 80-летию поэта. Самые ранние из стихотворений относятся к 60-м годам. Куприянов является лауреатом многих поэтических премий, переведён на более чем пятьдесят языков, однако, несмотря на это, на родине его известность носит характер довольно ограниченный. Ибо, как верно отмечено А. Скворцовым в предисловии к книге, – «Если современная русская поэзия – остров в океане масскульта, то верлибр – почти резервация на таком острове».
Рядовой любитель поэзии у нас обычно не то, чтобы относится к свободному стиху с предубеждением, но готов воспринимать его лишь как нечастое вкрапление в массив «нормальных», рифмованных. Ведь свободный стих свободен в первую очередь от рифмы, от коей давно отказались, например, в современной англоязычной поэзии (считая её уместной лишь в детских считалках и прочих юмористических куплетах), – но ни в коем случае не в русской.
Чего может ожидать вышеупомянутый «традиционалист», открывая подобный сборник? Каких-то коротких наблюдений, пейзажных зарисовок, миниатюр, в лучшем случае смахивающих на развёрнутый афоризм… Быть может, и тонко, и умно, и поэтично, – но вряд ли способно по-настоящему захватывать, запоминаться наизусть… Словом, что-то вроде набора отрывков из прозы, притом достаточно разрозненных. Однако, при знакомстве с «Противоречием» обнаруживается, что вопреки подобным ожиданиям, все стихотворения и стихотворные циклы книги подчинены осмыслению конкретных тем, занимающих автора, логически увязаны в циклы-разделы («Как стать человеком», «Этот народ», «Чудеса истории», «Стихии стиха» – названия лишь некоторых из них). Неслучайно подзаголовок книги – «Опыты соединения слов посредством смысла» отсылает к поэту-обэриуту Константину Вагинову, чей сборник стихов назывался «Опыты соединения слов посредством ритма».
 Таким образом, лирика Куприянова – интеллектуальная, философская, вплоть до наличия, к примеру, цикла «Философические письма. Из Чаадаева», содержащего четыре известных письма, суть которых поэт даёт в собственном изложении; впрочем, то же касается и философов наших дней – допустим, Пятигорского или Гачева. Лирика Куприянова включает в себя обсуждение как вечных вопросов социальной справедливости:
 
…И. О. так излагал свое
понятие о демократии:
– Если толстые и сытые
едят тощих и голодных
то это плохо и нетерпимо.
Сколько надо тощих,
чтоб накормить одного толстого.
Гораздо правильнее,
чтобы несколько тощих
питались за счет одного толстого.
Когда ему задали дополнительный вопрос,
как быть с нормальными людьми,
Когда нет ни толстых, ни тощих.
– Всё зависит от того, — зловеще ответил И. О. –
по какую сторону баррикад вы находитесь,
гражданин товарищ…
(«На занятиях по политологии»)
 
…Так, и, например, зигзагов нынешних политически окрашенных (будем надеяться, сиюминутных) исторических трактовок, порой доходящих до абсурда и изложенных поэтом в пародийном ключе:
 
…Русские стягивают к Москве
Вооруженные формирования из независимой Сибири
Геноцид немцев под Москвой
Геноцид немцев под Сталинградом
Гаагский трибунал требует выдачи Суворова и Кутузова
Голландец Петр Первый коварно преследует шведа Карла XII
Прибывшего с визитом дружбы в оранжевую Украину
Президент Грузии запретил сержанту Кантария
Водрузить знамя победы над Рейхстагом
(«Сегодня в мире»)
 
 А ещё – взгляды автора на поэзию («Актуальная поэзия / Непроходимое болото посреди перенаселенного города / Читатели грамотно его обходят»), на русскую историю, на поиски квинтэссенции русскости, выраженной в перефразировании знаменитой, пришедшей из древности строки: «О, русская земля! Ты уже среди звёзд»; на сферу человеческих чувств, подвергнутых аналитическому осмыслению, и на многие другие аспекты бытия…
Книга, рассчитанная на читателя вдумчивого и подготовленного (будь он поклонник верлибра или «традиционалист» – неважно), ждёт его.

http://moloko.ruspole.info/node/12137

Рассуждаем о поэтике одного из пионеров отечественного верлибра и верлибре как таковом

-

Текст: Александр Соловьев

Вячеслав Куприянов. Противоречия: Опыты соединения слов посредством смысла. — М.: Б.С.Г.-Пресс, 2019

Подзаголовок сборника, изданного к восьмидесятилетию поэта Вячеслава Куприянова, звучит так: «Опыты соединения слов посредством смысла». Читать следует — «верлибр», ведь это как раз и есть парафраз самого прямого его стиховедческого определения — стихи, не урегулированные ни ритмом, ни рифмой, ни количеством слогов — собственно, ничем, кроме смысла и порядка самих слов.

Куприянова, как правило, называют в ряду важнейших послевоенных поэтов-верлибристов, наряду, например, с Владимиром Буричем, но, к сожалению, на этом осмысление его поэтики часто и заканчивается — все сводится к тому, что это верлибры.

Вот и в предисловии филолог Артем Скворцов явно спорит с другой линией современной русской поэзии, для которой верлибр давно стал не специальным жанром, а просто — формой, одной из многих, внутри которой могут реализовываться самые разные поэтические языки, в диапазоне от Станислава Львовского до Елены Костылевой и Лолиты Агамаловой. Замечание Скворцова о том, что верлибр вообще связан с юмором и сам по себе несколько смешон, сродни расхожей пушкинской глупости: «Поэзия должна быть глуповата». Вспоминается и полемика покойного Олега Юрьева с Алешей Прокопьевым о верлибре, и мысль Валерия Шубинского о том, что русский верлибр возник из дурных переводов европейской поэзии (напомню, что и Куприянов много занимался переводом). Все это, если честно, уже порядком надоело — пророчества Константина Комарова о скорой гибели русского верлибра, хорошо разбавленные шутками о его поэтическом статусе в паблике «Современная поэзия в мемах», уже стоят поперек горла. Тем более — в этом случае, когда разговор о самой поэзии сводится к разговору о ее формальной организации.

Сборник открывается циклом «На языке всех», повторяющим образную структуру пушкинского «Пророка». Для Куприянова говорение за всех и обо всех невероятно важно, вплоть до того, что предмет равен своему языку — и в физическом, и в лингвистическом смысле — идея, достойная метаметафористов:

на языке подорожников
мы
коренные дорожане
наш путь во вселенной
кровав и далек
за такие слова
подорожникам
вырывают
правдивый язык

Это радикально отличает поэзию Куприянова от, например, афористичной лирики Бурича: «Чего я жду от завтрашнего дня? // Газет». Куприянов почти что не говорит от своего имени, речь его обнимает масштабы истории, природы, политической катастрофы, которые имеют отношение не к частному миру поэта, но к земному шару вообще. По этой же причине стихи в книге объединены в крупные тематические циклы — например, «Чудеса истории», связанные вопросом устройства исторической динамики как таковой, от исследования исторической памяти в «Воззвании» до неутешительного пересказа русской истории в «Истории почты». Циклы эти, тем не менее, вовсе не однообразны — автор чередует как довольно прямые поэтические высказывания, так и изысканные метафорические конструкции, чем-то, может быть, напоминающие Сен-Сенькова. Куприянов часто строит собственные метафоры как своеобразные «двойчатки» — оппозиции (недаром сборник называется «Противоречия»), отражающие и дополняющие друг друга. Особенно это заметно, например, в цикле «Расширяющаяся вселенная», выстроенном вокруг противопоставления земли и неба или же земли и моря:

Земля — одно из толкований неба
заметка на полях Вселенной
утверждение
что небо может быть обжитым
что его жители видят разные звезды
ибо у них есть почва
для разных точек зрения
но есть и благоприятная атмосфера
в которой можно столковаться
так я полагаю
один из людей
из которых каждый
одно из толкований
Земли

(«Толкование земли»)

В конце концов, это, наверное, и есть главное «противоречие» книги — эпический масштаб, объединенный с тонкой метафорикой, легко находящей себе параллели в современной поэтической практике.

Пионеры советского верлибра вовсе не остались в прошлом, но вполне вписываются в современный контекст, и, будем надеяться, займут достойное место в ненаписанной пока истории русской литературы XX века.

Вячеслав Куприянов

Солнечная система


Солнечная система
это подшипник
утверждал один техник
Мы только смазка
между землей и небом
Скользкие мы люди
утверждал техник
Если бы мы стояли на своем
солнце
никогда бы
не заходило



Пластинка


начинается с одинокого плача
потом уже слово за словом
потом разделяются голоса
на мужской и женский
о это пение
смех
вмешиваются новые голоса
снова плач
пение
снова смех
и звучат многоголосые хоры
так всё быстрее
по черному диску
чувствуя над собой
иглу
чувствуя над собой
вращение смутной вселенной
и в ясной собственной глубине
вращение темного омута
всё кончается плачем
или смехом
уже над тобой
чем ближе к стержню вселенной
тем стремительнее вращение
смех и плач отбрасываются на края
еще остается и держится твое слово

остается
немое
упорство стержня
ты уходишь всё глубже
и слышишь
голоса над собой
и переводишь дух
между сменой
иглы
или диска



ИСТОРИЯ ПОЧТЫ


Триста лет
русские утверждали
их угнетали монголы
но те как оказалось
просто приносили почту.
Триста лет
на Руси получали письма,
но не умели читать,
потому и приходилось Москву
сжигать неоднократно
чтобы избавлять от тьмы
непрочитанных писем.
Наконец, Иван Грозный
пошел на восток
и взял Казань, а письма
стал слать на запад
беглецу князю Курбскому.
На эти грозные письма
отвечал уже Петр Великий
из Голландии, из-за моря,
затем Екатерина, тоже Великая,
наладила связь с лучшим из миров
господина Вольтера, и уже Наполеон,
он же Бонапарт, очередным сожжением
Москвы способствовал введению
элегантного французского как
эпистолярного стиля дворян, дабы
подлый народ не смущать
прежде времени
свободой равенством братством.
С улучшением доставки почты
декабристы слали свои письма
об обустройстве России
уже из Сибири, чтобы
в Лондоне разбудить Герцена.
Им отвечал уже сам
Владимир Ильич, щуря
дальновидный монгольский взор
из Женевы, из Цюриха.
Вот и свершился
Октябрьский переворот
как необходимое следствие
монгольской почты,
как восточный
ответ и вызов Западу.
Что-то нам принесет в ответ
в ближайшие 300 лет
с Запада
электронная почта?


27.01.2020


ГлавнаяМатериалы проектов › «Противоречия» Вячеслава Куприянова: говорение за всех

Есть и слова и мысли

Экслибрис НГ 18.03.2020

Сколько талантов надо зарыть в землю, чтобы наступила весна


    Посмотри на осень – из чужого окна, из окна тюрьмы, больницы, из окна сумасшедшего дома… Франсиско де Гойя. Сумасшедший дом. Королевская академия изящных искусств Сан-Фернандо. Мадрид



В объемистом сборнике, выпущенном к 80-летию автора, каждый раздел – а их 18 – мог бы стать отдельной книгой, требующей отдельного внимания. Соединяя «посредством смысла» слова, идеи, времена, Вячеслав Куприянов изложил свободными стихами противоречия нашего времени с его переломами, с его загадками и нелепостями. В предисловии Артем Скворцов подчеркивает, что в этих стихах неизменно присутствуют «Чувство и Образ – в их неразрывном единстве с Мыслью». И тут же не без горечи констатирует: «Серьезная критика, которой его стихи более чем заслуживают, малозаметна, а филологических исследований о них и того меньше».

И сейчас Куприянова объясняют читателю через, видимо, более известные фигуры – так Александр Соловьев, рецензируя «Противоречия» в Сети, говорит: «Автор чередует как довольно прямые поэтические высказывания, так и изысканные метафорические конструкции, чем-то, может быть, напоминающие Сен-Сенькова», хотя Куприянов применял эти «конструкции» еще лет за 30 до Сен-Сенькова. А в серии «Книжная полка Вадима Левенталя» (2019) появляется книга, которая представлена как «открытие»; «Вы держите в руках сборник, объединяющий поэтов, которые впервые дали национальное звучание верлибру. Перед нами начало новой мощной традиции в русской литературе…» О «национальном звучании» сказано в сноске: «…содержит нецензурную брань». Понятно, корректную аннотацию проще заменить лукавой рекламой.

Национальное звучание верлибра Куприянова можно услышать хотя бы в этом старом его стихотворении (70-е годы) «Мольба»:

Ландыш лодочник

дай мне лодку

которую выдолбил

дятел из дуба

я поплыву на ней

по ручью по реке

по морю

по свету по темноте

потому что так тихо

тихо

ничего

ничего мне

не кукует кукушка

Первые строки инструментованы жестким биением звука «д», в последних все отдается гласным «о» и «у», а завершается «молчанием» кукушки. Слышно сердцебиение стиха. Как и большинство свободных стихов Куприянова, они организованы и по смыслу и по звучанию: «стихи –/ деревья/ в тени которых/ светло».

Книгу открывает цикл – «На языке всех», и этот язык – «...бьется над правдой/ Он бьется/ Он уже не язык/ Он сердце». Критик Адольф Урбан еще в рецензии 1982 года определил манеру Куприянова как «сердечное умозрение».

В разделе «Стихии стиха» речь ведется о слове – серьезно: «слово/ у всех/ в крови», категорично: «назначение слова –/ держать Землю, / и назначение человека/ держать Слово», шутливо: «иногда стихи просто/ показывают вам язык». Куприянов по образованию филолог, но филолог, показывающий нам язык во всех его противоречивых прямых и переносных поэтических значениях.

10-14-11250jpg Вячеслав Куприянов.
Противоречия. Опыты
соединения слов посредством
смысла. – М.: Б.С.Г. – ПРЕСС,
2019. – 560 с.

Важные разделы – «Чудеса истории» и «Требования времени». Ушел в прошлое ХХ век, однако: «Из всех искусств для нас важнейшим будет искусство истории ХХ века…» И здесь вечный вопрос столкновения России и Европы, «где русские/ всем мешают/ но все же хотят быть/ этой Европой». Почту нам приносили 300 лет монголы – с Востока, и теперь – «Что-то нам принесет в ответ/ в ближайшие 300 лет/ с Запада/ электронная почта?» В разделе «Этот народ» народ все еще безмолвствует: «Силы небесные/ Что же молчит народ/ Как будто дар речи/ Получил свою цену/ И народ за щекой прячет/ Последнюю копейку/ Верните ему справедливость/ Слова и дела». Развитием иронической «Истории государства Российского» А.К. Толстого можно счесть небольшую поэму «Русская история». И в итоге «Историков жаль, они никак/ Не могут выдумать/ Историю получше».

У Куприянова, как у наследника русских сатириков, пожалуй, сомнений прибавилось в разделах «Тяжелый рок» и «Веселая наука». Находим совет в разделе «Как стать человеком»: «Перестань/ трястись/ за свою шкуру! // Перестань/ сдирать шкуру/ с других!// А теперь попробуй стать человеком.// Но для начала еще –// Побывай/ во всех/ шкурах!» Или еще более саркастическое: «Современный человек/ среднее/ между обезьяной/ и человеком будущего». Нравственные вопросы сотрясают раздел «Человеческая несправедливость». Отдохнуть от возмущенной совести автора можно в разделе любовной лирики, правда тоже достаточно неожиданной и парадоксальной:

В мое лицо

я вобрал все лица

моих любимых

кто мне скажет

будто я

некрасив

В симпатичном разделе «Времена чувств» собрана пейзажная лирика, но и там предлагается посмотреть на осень – «из своего/ из чужого окна/ из окна тюрьмы/ больницы/ из окна сумасшедшего дома». Все то же стремление увидеть предмет во всех возможных измерениях:

Сколько еще надо талантов

зарыть в остывающую землю,

чтобы опять

наступила весна?

Завершают книгу разделы «Тяжелый рок» и «Увеличение», где Куприянов прямо обращается к одному из своих предшественников – к Уолту Уитмену. Но его фантазия менее патетична и более гротескна, параболы и гиперболы пересекаются на земной оси, заставляя океаны вершить поучительную геополитику, когда физическая карта преображает и коверкает политическую карту мира: «О, как тогда изумятся страны, потерявшие из виду/ Свои границы? Кто вдруг на ощупь в страхе будет искать/ Своих нелюбимых соседей? Кто кому будет грозить/ Уже со дна моря?»

Интересно сопоставить идеи и темы его свободных стихов с таковыми в его регулярных стихах, здесь не представленных, – и в них, безусловно, найдем ту же парадоксальную логику и ироническую этику Куприянова. Для него обе эти формы равноценны и обе – одинаково традиционны! Но это уже за пределами нашей заметки.