Никак у меня появился оценщик из ломбарда.

Я редко перевожу "после", разве что после Пастернака, не потому, что перевод Пастернака плох, а потому, что это перевод Пастернака. И Ваше мнение, что Вы переводите - "если получится, то лучше" - говорит только о Вашем заблуждении относительно себя самого и относительно поэзии. У Вас нет внутри своего поэтического языка. И тут не поможет никакой опыт.

Я думал, у Витковского стоило учиться, как надо переводить. Как не надо, Вы и так умеете.

Отож...

Спасибо, что заглянули!

Кто знаком со статьями и воспоминаниями Топорова, знаком и с его не всем понятным благородством.

Спасибо, Александр Викторович.
Похож... За дона Педро - в конце...
А виновата ль я, что поминутно ко мне на ум приходит это имя...
Здесь важнее Дмитрий Смирнов. Вот так я (отмотали назад) вышел на него, листая Бернса.

Вячеслав Глебович,

не зная немецкого языка, полностью доверяю Вашему переводу. Образ и настроение переданы очень точно. Ночной сторож с трещоткой – типичный персонаж в русской классической литературе, он есть и у Салтыкова-Щедрина, и у Короленко, и у Горького. У Рильке он стал воплощением безумия, ничего удивительного. Воображение художника и Ваше мастерство переводчика делают картину зримой, динамичной, звучащей и запоминающейся, т.е. ожившей. Спасибо!

P.S.

Прочитала все комментарии к переводу. Соглашусь, что для составителей словарей, как и для криминалистов, нельзя воскресить прах, потому что для них прах – нечто материальное. Для поэта смысл слова не ограничивается единственным значением, поэт раздвигает рамки материального, и тогда прах можно воскресить, или невозможно, как в приведённых строчках из Вашего перевода; и это понятно даже в отрыве от контекста. Приведу небольшой пример. Русский писатель и этнограф А. Терещенко в своей книге «Быт русского народа» пишет: «Конечно, истлевать телу везде равно, но покоиться праху среди родных, на своей родине, усладительно для памяти: она не умирает, переходит по наследству, по чувству бессмертия, и самый прах оживает тогда!»

Синтаксическая конструкция никому не + инфинитив в поэзии очень часто используется:

Такое никогда  никому не прочесть,
никому никогда не просчитать.

В. В. Маяковский

Кто принял историю мира
в свою негигантскую грудь,
того навсегда распрямило,
того никому не согнуть.

Е. А. Евтушенко. Горная дорога

Извините, за пространный комментарий, он, конечно же, для читателей. Не хочется, чтобы выхолащивали не только поэзию, но и русский язык.

Мне понравилось. Плюсую.

То-то, что нигде не было. Значит, с десяток переводов - для Вас. Остальное уже нет.

Трудность диалога в том, что оппоненту ничего не объяснишь (он только и делает, что "не понимает", чем и гордится); если выстроить текст по его "грамматической правильности", то получится плохой подстрочник, предполагающий столь же плохой оригинал. И мне, как преподавателю поэтики, хотя и приятно, что учителя русского языка обращают внимание на поэзию вообще, но не понятно, что это дает им право считать себя понимающими поэзию в частности. Появился Рильке - и вот он уже специалист по Рильке, мелькнул Целан, и он уже знаток Целана.

Дорогие коллеги, позвольте мне привести ещё одно воспоминание Лу Андреас-Саломе о величайшем австрийском поэте и большом друге России Райнере Марии Рильке:

«Если в качестве последнего довода собеседник указывал на ужасные русские дороги, на грязь и нищету русской деревни, Рильке парировал: «Я думаю, что количество грязи повсюду одно и то же, и там, где она (как в нашей культуре) не видна, то это всего лишь означает, что она удалилась в духовную сферу, что много хуже!..»

 Дороги и у нас в России за последние 25 лет стали лучше и грязи на улицах поубавилось...

Удалено автором.

Мне, как преподавателю русского языка, трудно понять, когда на великую поэзию замахиваются люди, не овладевшие школьной грамотой.

Странно, что этот разум полагает школьную грамотность едва ли не верхом искусства. И с этой позиции оценивает совершенство собственных откровений.

Надеюсь, Вячеслав Глебович не будет в обиде на меня за экспресс-доработку его перевода по критическим замечаниям с учётом творческих находок других авторов.

Бред этот критик.

Он не спит во сне,

он каждый перевод стремится взвесить,

рисует схемы ясные вполне,

плюсуя строго: восемь, девять, десять...

Он медиатор навострил в руке;

в рожок трубит, но звука нет в рожке;

и, немощный играть на нём, поет

мотив невнятный ночи напролет.

Поэты  спят, у них тревоги нет,

их вовсе не волнует этот бред.

А переводчики галдят, что вдруг

своих работ  откроется им ад.

Они дрожат, его заслышав стук,

и их страшит шагов его возврат.

Как объяснить словарю, что существуют словосочетания, которых нет в словаре?