Спасибо, Наташа, и тебе весеннего настроения!
А я подумала, что сонеты Браунинг как антитеза шекспировскому: My love is strength'ned, though more weak in seeming; / I love not less, though less the show appear... Ее искренность так велика, что не оставляет места сомнению быть превратно понятой.

Здравствуйте, Олег! Может быть коллеги, знающие немецкую поэзию не в пример лучше меня, прольют на это дополнительный свет.

Здравствуйте, уважаемый Олег

Сейчас можно быть почти уверенным, что чего нет в Инете,

то и искать по библиотекам бесполезно (все наверняка уже найдено и даже систематизировано!).

Кроме Вашего, известны два перевода «К месяцу», один сделал Вас. Жуковский, другой – Вильгельм Левик. Есть поэтически качественная вольная интерпретация Ник. Станкевича (1813-1840). В инете плавают некоторые попытки современных соискателей славы, но их рассматривать всерьез не приходится, ибо там нет «школы». В 20 веке техника перевода настолько окрепла, что с кондачка переводить бессмысленно. Нет смысла переписывать автора своими словами. Два-три удачных перевода М. Лермонтова, о «школах» не думавшего, не в счет.

Оговорюсь ради уточнения терминологии, что «школа» как термин означает определенный набор представлений (и соответствующих умений) о том, что есть адекватность перевода и оригинала, с одной стороны, и поэзия на языке перевода, с другой. В рамках той или иной «школы» поэзия вполне переводима. При этом результат не обязан быть «непререкаемым авторитетом», то есть – нравиться всем поголовно. Просто перевод должен отвечать профессиональным критериям, принятым в той или иной «школе» (наборе техник).

Говорить о том, какой авторский текст лежит в основе, какая редакция, можно лишь с позиции буквализма, ориентирующегося на элементы поэтической структуры оригинала. Именно отдельными элементами и будут отличаться, скажем, две разные редакции «К месяцу». Общее информационного поле останется. И Вас. Жуковский (это хорошо показал Аверинцев в предисловии к академическому изданию Жуковского), и тем более Левик принадлежат к синтетической «школе» перевода. В этом случае элементы оригинала существенно перекодируются, а мелкие детали стираются. Здесь не так важно, какая именно редакция лежала в основе перевода.

Вольные интерпретации поэтичны по определению, но за редкими исключениями они настолько далеки от информации (в единстве формы и содержания), заключенной в оригинале, что теряют право считаться устойчивой классикой, мостиком между разными культурами. Вольные интерпретации становятся частью собственного творчества, но тогда само творчество должно быть уровня Мих. Лермонтова или хотя бы Жуковского.

Хороший перевод и точен, и поэтичен одновременно. Теория в 20 веке вполне учит тому, как этого достичь. Термин «поэтичность» - это признак класса объектов, который, будучи характерным признаком, вполне можно определить научно как часть информационного поля оригинала. При этом то, что влияет на поэтичность, организует ее, можно назвать манерой или идиолектом. То же можно сказать и про пресловутую «точность». Точны должны быть не отдельные элементы (хотя и не возбраняется следовать структуре авторского высказывания), но само информационное поле. Именно поэтому нынче превалирует не буквализм, но другие переводческие «школы». Повторюсь, что в Инете плавает много всего разного, к «школам» отношения не имеющее.

Напротив, К. Чуковский в «Высоком искусстве» ругает буквализм как «школу» за антипоэзию, фигурирующую в приведенных им текстах. Переводы, которые рассматривает Чуковский, с точки зрения восприятия их как «русских стихов» имеют серьезные огрехи. А значит, их нельзя считать и точными – с точки зрения перевода традиционной поэзии традиционными формами, а не перевода поэзии подстрочником, прозой или верлибром. Иначе говоря, если поэтический образ не читается на языке перевода, как перевод может быть «точным»? Поэтому говорить о точности в условиях, например, леонид-гаспаровских экспериментов довольно затруднительно. Но, возможно, это всего лишь мета той эпохи и устаревшей техники буквального перевода. Кстати, переводчики советской эпохи не переводили именно с подстрочника (то есть, с прозаического пересказа), это наивное заблуждение. К прозаическому пересказу тогда много чего прилагалось, в том числе и метрические схемы, а то и транслитерация оригинального текста. Но это вещи общеизвестные.

Ваши переводы стихов Гете, какие я читал, показывают, что идти от буквализма к поэзии можно. Вы это доказали, в частности, своим конкретным переводом. Ибо только практика критерий истины. Кстати, именно буквализм крайне далек от прозаического пересказа, каковым многие до сих пор злоупотребляют, полагаясь на его якобы содержательную точность.

Ваш И.Б.

Спасибо за это дополнение к обзору, Вячеслав. Кажется, что ключевое слово здесь - непоправимо. Но опору дают другие: На то поставил меня Бог.