Ночная песня. Владимир Короткевич

Блестяще! 
С бу,
СШ

Восхитительная картина звёздной ночи! И перевод получился изящный. Спасибо, Ирина.

Ирина, работа филигранная и вдохновенная. Перевод выполнен с большой бережностью к оригиналу, ничего
не утрачено и не искажено. С белорусским языком Вы не просто сладили, но поладили как с доброй роднёй. Поэтические достоинства перевода, на мой взгляд, равноценны авторскому стихотворению, автор был бы рад такому переводу на русский язык. Двойное прочтение в таких случаях при понимании языка исходного становится маленьким поэтическим праздником, обогащает читателя нюансами и оттенками стиха, обретающего ещё одну жизнь через творческий труд переводчика. Спасибо Вам за чудесную работу.

звездный улов) здорово. Этого же нет у Короткевича?)

Ирина, замечательно!
Кстати, замена порыва на существительное женского рода избавляет от амфиболии. Например, так:

Тарахтенье мотора река донесет

Но тут со звуком надо осторожно (хотя мотор так и тара-рах-тит) ).

Признайтесь, Ирина, что  Вы - рыбачка. Или, по крайней мере, бывали многажды на рыбной ловле с ночёвкой!
:))
ВМ

Уважаемые коллеги!

Оба перевода с белорусского хороши, профессиональны, но принадлежат к разным переводческим «школам». Барбара Полонская опирается на структуру авторского высказывания, воплощая на русском примерно то и так, как сказал автор. Это школа, приближающаяся к филологическому переводу или «буквализму». Напротив, Ирина Бараль во главу угла ставит тон высказывания, а само высказывание трактует с существенными изменениями, хотя и близко к смыслу, который вложил в свое высказывание автор, высказываясь на белорусском. Это школа, приближающаяся к синтетическому переводу в традиции Витковского, а отчасти даже и Пастернака. Каждая «школа» имеет свои преимущество и свои ограничения.

Например, фраза Короткевича на белорусском такова: «Змрок на кручы заспеў рабінзона бабовага». Конец фразы – метафора, которую Барбара передает буквально: «...робинзона бобового». Увы, робинзон, оставшийся на бобах, что, видимо, предусматривал автор, для русского уха из строки перевода не дешифруется. Метафора на русском не читается, как надо. Это природный недостаток буквализма.

Ирина Бараль (и это метод, читающийся во многих ее переводах) заменяет метафору простым и односложным понятием – рыболов. У нее так: «Над обрывом укутала тьма рыболова,». Для русской ментальности это – поэтичный, понятный образ. Верно, что упрощен язык Короткевича, но это – издержки синтетического метода (кроме удач Пастернака, за которые его нещадно ругают).

Оба перевода не спорят, но дополняют друг друга.

В заключение я приведу свое решение по поводу амфиболии в 5-6 строке:

И всё кажется мне, будто с дальней прилуки

Легкий стрекот «моторки» услышу вот-вот.

Ясно, что тут налицо изменение самой ситуации, которую предполагал автор, но

иначе, полагаю, не удастся сохранить «синтетичность» перевода, а это наиболее важно.

Амфиболии скорее допустимы в буквализме, нежели в синтетике.

Всем успеха!