Вячеслав Маринин. К переводам стихотворения о доме, в котором родился Рильке

В течение февраля и нескольких дней марта на страницах ПРу в разделе НЛ свет увидели сразу четыре перевода о доме, в котором родился Рильке:

Райнер Мария Рильке. Мои пенаты_перевод_Игоря_Белавина

Райнер Мария Рильке. Мой дом_перевод_Евы_Михайловой

Мой родной дом. Райнер Мария Рильке_перевод_Ирины_Бараль

Мой отчий дом, из Рильке_перевод_Галины_Бройер

 

Здесь нельзя не упомянуть также перевод этого стихотворения, выполненный Иосифом Клейманом и опубликованный в конце 2017 года в журнале «Семь искусств»:

 

  Иосиф Клейман: Из Рильке_ Мой_родной_дом

 

В письме к шведской писательнице Эллен Кей Рильке отмечал: «Дом моего детства был тесной съемной квартиркой в Праге... По доходам наше маленькое хозяйство принадлежало к низшему среднему классу, тем не менее, мы должны были создавать видимость богатства. Большая роль здесь отводилась нашей одежде, а определенная ложь в этом отношении воспринималась как нечто само собой разумеющееся... Меня одевали в красивые наряды как девочку, пока я не пошёл в школу».

 

В квартире Рильке регулярно проводились приёмы. К столу подавалось обычное столовое вино, разлитое в бутылки с дорогими марочными этикетками… Для создания бóльшего пространства в гостиной детская комната освобождалась, кровать сдвигались к стене и отгораживалась чёрной ширмой с расшитыми по ней золотыми нитками птицами. А за этой ширмой в детской кроватке лежал маленький Ренé и со страхом ждал, что кто-нибудь из танцующих гостей обнаружит его за этой загородкой:

 

Детство из воспоминаний

не уйдет, не сгинет дом

с гобеленами, где ранний

мир мой – в шелке голубом.

 

(пер. Игоря Белавина)

 

Справедливости ради отмечу, что с гобеленами в семье Рильке было не густо, разве что упомянутая выше ширма. Поскольку детская комната была частью гостиной, то и в ней стены были декорированы голубым шелком. На это сделан акцент в переводе Ирины Бараль:

 

В памяти всплывают снова,

издалёка всё верней,

стены шёлка голубого

милой комнаты моей.

 

Весьма близко к авторскому тексту первой строфы выполнен перевод Галиной Бройер:

 

В детских, тонких паутинках

памяти – мой отчий дом,

где листал букварь в картинках

я в салоне голубом.

 

В этом же ключе выполнен перевод этой строфы Иосифом Клейманом:

 

До ничтожнейшей пылинки

памятен мне дом родной,

где разглядывал картинки

я в гостиной голубой.

 

Хотя с гиперболой «до ничтожнейшей пылинки» вспоминать прошлое годы и годы спустя – это уже явный перебор с деталями памяти родного дома.

 

Кукольным нарядам в своих переводах этого стихотворения внимание уделили Игорь Белавин («Счастья кукольные пряди, / галуны из серебра...»), Ева Михайлова («Где любил смотреть, как сборки /платье куклы серебрят»), Ирина Бараль («куклы в платьях из парчи…») Галина Бройер («Где серебряные платья/кукол были в радость мне…», Иосиф Клейман («Где одёжка куклы — в прядях/ серебра — дарила мне/радость…»

 

Особый интерес представляют две заключительные строфы этого раннего

стихотворения Рильке:

 

Wo ein Mädchen stets mir winkte

drüben in dem Grafenhaus ...

Der Palast, der damals blinkte,

sieht heut so verschlafen aus.

Und das blonde Kind, das lachte,

wenn der Knab ihm Küsse warf,

ist nun fort; fern ruht es sachte,

wo es nie mehr lächeln darf.

 

Дело в том, что напротив дома с номером 19 на унылой, ничем неприметной Heinrichsgasse, в котором находилась квартира семьи Рильке в Праге, располагался не графский дворец, а почтамт. А вот на соседней Herrengasse действительно раскинулся роскошный дворец, в котором жили родители матери Райнера, но отношения с семьёй Рильке и с внуком у них не сложились. Родись он девочкой, всё обернулось бы, наверное, по-другому.

 

Рискну предположить, что девочка из анализируемого стихотворения, которая постоянно махала ему рукой из графского дома, не кто иная и не кто иной, как его  (Рильке)  фантомное представление  об умершей вскоре после рождения старшей сестре Рильке и о нём самом в детском возрасте в одеяниях девочки. Это он выглядел «девчонкой русой» и искал «с веранды графской/ взмаха (своей) руки в девичьем обличьи», это ему «сиял дом- дворец, /а теперь застрял в том сне, /где остался дом белянки…» и ему «девчонка в графском доме…/ махала у крыльца…», и это он «девчонкой белокурой» / «в той стране остался хмурой, / где улыбкам места нет».

 

Из всех представленных здесь переложений двух заключительных строф анализируемого стихотворения Рильке, ближе других к скрытому смыслу оригинального текста оказались, на мой взгляд, три перевода (очерёдность – по дате публикации):

 

Где мне девочка махала

в графском доме — из окна…

Блеску там осталось мало —

сник дворец в объятьях сна.

И ребёнок, что с улыбкой

поцелуй ловил в ответ,

далеко: в стране той зыбкой,

где улыбок больше нет.

 

(перев. Иосифа Клеймана)

 

Где из графского палаца

девочка махала мне...

Вдосталь мог я любоваться

всем, что нынче как во сне.

Поцелуй встречала смехом,

но, в венце кудрей златых,

безучастная к утехам,

скрылась там, где смех утих.

 

(перев. Ирины Бараль)

 

Помню графский парк, девчонку

что порой кивала мне;

дом-дворец сиял ребенку,

а теперь застрял в том сне,

где остался смех белянки,

поцелуй воздушный вслед.

Там пристанище беглянки,

где улыбкам места нет.

 

(перев. Игоря Белавина)

 

Отдельно остановлюсь на вольном переводе этого стихотворения Рильке, выполненном Александром Шведовым: https://poezia.ru/works/181114.

 

Можно обсуждать уместность применительно к этому стихотворению Рильке таких выражений как «память зарастает тиной», «быть ведомым инстинктами», отсылки к коту «бойкотируемых ЛГ таблиц умножения», или говорить от имени автора в третьем лице, что он был «хорошим добрым мальчиком, взявшим у взрослых отсрочку» до определённой поры… Можно, но нет никакого смысла, на то он и вольный перевод или стихотворение по мотивам рильковского «Mein Geburtshaus». Но в этом стихотворении Александра есть две строки, две горькие заключительные строчки, перекрывающие все условности предыдущего стихотворного текста:

 

«Улыбнусь теперь едва ли.

Усмехнуться лишь смогу.»

 

Ради них стоило браться за это вольное переложение авторского текста.

 

В заключение можно только порадоваться возможности ознакомиться с несколькими вариантами перевода одного и того же стихотворения из Рильке, и тем самым приблизиться к адекватному восприятию текста оригинального произведения, переложенного на русский язык.

Вяч. Маринин