Райнер Мария Рильке. Мои пенаты

Не редкость, когда творчество Рильке приобретает конкурсный характер, способствуя взаимообогащению адептов «рильковедения» и в то же время провоцируя яростные споры практиков перевода по поводу того, чей подход к воплощению того или иного рильковского шедевра на русском поэтическом «лучше чем у других». На вопрос «чем лучше?» следует отвечать согласно рекламе: «Чем у других!»

Я не сторонник таких конкурсов, хотя в некоторых участвовал, а порой даже и побеждал. Считаю единственным критерием качества перевода издание и паблисити книги, которая адекватно отображает тот или иной период в творчестве этого великого поэта, чрезвычайно изменчивого и даже отчасти сходного с мифологическим Протеем по своей творческой сути. «Адекватно» - это исторически-грамотно, на мой личный взгляд. Нравится ли перевод сегодняшнему читателю, вопрос вторичный.

Здесь, в рубрике «Наследники Лозинского», сам собой возник такой конкурсный междусобойчик по поводу «Mein Geburtshaus» Рильке. Опубликовано (ну вот туточки) уже четыре варианта (Галина Бройер, Ирина Бараль, Ева Михайлова, Александр Шведов). Я моментально вслед этими замечательными переводами публикую пятый, свой, хотя подготовлен этот мой вариант не вчера, а в составе полного корпуса переводов «Жертвы ларам», уже почти готового к публикации. Думаю, впрочем, что мой вариант далеко не последний в череде рильковедческих инициатив.

Но сначала немного теории. Существует (на практике) три очень крупных пласта переводческих техник, которые грубо можно разделить на основе отношения автора перевода к теории перевода. С точки зрения Комиссарова, существует четыре иерархических пласта, которые должен учитывать переводчик, если хочет соответствовать информации, заложенной в оригинале. Вот эти четыре пласта, мною, в отличие от мэтра, упомянутые очень приблизительно: 1) авторская модель мира; 2) оригинальная ситуация; 3) авторское сообщение; 4) структурная модель авторских фраз. В области поэзии и вообще художественной литературы добавочно присутствуют еще два критерия: а) художественный метод и соответствующие ему поэтико-грамматические нормы; б) идиостиль, включая авторскую интонации и моделирование звучания (благозвучности) авторского текста.

Так вот, эти три конгломерата переводческих приемов и предпочтений, которые на самом деле всегда подразделены на дополнительные «градационные зоны» или «щколы», в целом (в теории) известны как «буквализм», «синтетический перевод», «перевод по мотивам или пересказ».

Буквалисты ориентируются на элементы текста, то есть опираются на структурные модели авторских фраз. Именно поэтому «буквалистам» кажется, что многие другие переводчики не понимают языка оригинала, поскольку их решения далеки от структур оригинала. Но дело в том, что поэтический текст – система, которую нельзя разбить на элементы языка («означающее»), употребить буквально как «означаемое» (авторские образы), и при этом полагать, что из таких элементов на другом языке можно составить ту же информационную систему, какая наблюдается в тексте оригинала. Увы, это не так! Более того, все шесть (6) художественно-лингвистических пластов, входя в состав перевода, неизбежно искажаются за счет иной ментальности языка перевода. Другое дело, что преодоление буквализма может привести переводчика, тонко знающего язык оригинала, к текстовой адекватности, чего вряд ли можно ожидать от тех переводчиков, которые придерживаются, грубо говоря, практики пересказа и адаптации, а то и дайджестирования оригинальных текстов.

С легкой руки Евг. Витковского я принимаю в качестве литературоведческого термина понятие «синтетический перевод». Имеется в виду некий (абстрактный) синтетический критерий, позволяющий оценить близость перевода и оригинала по весовому (интегральному) показателю относительно всех шести упомянутых выше параметров. Не возьмусь выразить этот весовой критерий в математических терминах.

Наконец, есть целый великолепный пласт переводов, по весовому информационному критерию оказывающихся «на задворках» синтетического перевода, но в ту или иную эпоху способных привлечь к себе внимание читателей. Это так называемый вольный стиль перевода или «произведение по мотивам». Пусть авторы сами судят, куда их «тянет» и внутри какого «пласта» их переводы находятся.

Всем удачи!

 

Мои пенаты

 

Детство из воспоминаний

не уйдет, не сгинет дом

с гобеленами, где ранний

мир мой – в шелке голубом.

 

Счастья кукольные пряди,

галуны из серебра...

С «арифметикой» тетради –

вот горячих слез пора!

 

Там, пленяя смутным зовом,

вирши набирали ход;

я «водил» трамвай и новый

– вдоль окошка – пароход

 

Помню графский парк, девчонку

что порой кивала мне;

дом-дворец сиял ребенку,

а теперь застрял в том сне,

 

где остался смех белянки,

поцелуй воздушный вслед.

Там пристанище беглянки,

где улыбкам места нет.

 

Mein Geburtshaus

 

Der Erinnrung ist das traute

Heim der Kindheit nicht entflohn,

wo ich Bilderbogen schaute

im blauseidenen Salon.

 

Wo ein Puppenkleid, mit Strähnen

dicken Silbers reich betreßt,

Glück mir war; wo heiße Tränen

mir das "Rechnen" ausgepreßt.

 

Wo ich, einem dunklen Rufe

folgend, nach Gedichten griff,

und auf einer Fensterstufe

Tramway spielte oder Schiff.

 

Wo ein Mädchen stets mir winkte

drüben in dem Grafenhaus ...

Der Palast, der damals blinkte,

sieht heut so verschlafen aus.

 

Und das blonde Kind, das lachte,

wenn der Knab ihm Küsse warf,

ist nun fort; fern ruht es sachte,

wo es nie mehr lächeln darf.

 

(Aus der Sammlung Larenopfer, 1895)

Игорь Белавин Песни, поэтический перевод, 2024

Сертификат Поэзия.ру: серия 3879 № 181134 от 03.03.2024

6 | 25 | 392 | 27.11.2024. 18:31:17

Произведение оценили (+): ["Александр Шведов", "Сергей Красиков", "Корди Наталия", "Владимир Корман", "Бройер Галина", "Ирина Бараль"]

Произведение оценили (-): []