Эдмунд Спенсер Слёзы муз-завершение

Эдмунд Спенсер Слёзы муз-завершение.
(С английского).

Урания.
Что ж то за гнев богов и наважденье
от тайных взоров, породивших страх,
и что за моровое зараженье
в нестойких человеческих мозгах,
что за невежество и слепота,
что за беспамятная темнота ?

Где разница меж зверем и людьми,
презревшими небесный свет познанья ?
Потом толкнут: "Иди к ним ! Вразуми
среди их бестолкового блужданья".
В незнанье жизнь опасна и лиха,
и плоти трудно избежать греха.

В обширном мире люди - бедолаги,
но свет, их путеводная звезда, -
помощник в самой лютой передряге,
когда грозит жестокая беда. -
От ада, тьмы и всех несчастий разом
спасает данный небесами разум.

Он созерцает сотворенье мира,
его начальный колыбельный час
и как Природа, без ориентира,
его лепила из первичных масс.
И разум скажет каждому о многом,
и, в том числе, о долге перед Богом.

А дальше он, развив свой интерес,
глядит на то, как движутся все сферы,
и видит иерархию небес,
хрустальный небосвод и свет Венеры,
и духами заселенные зоны,
и ангелов, что бодро ждут у трона.

Там разум наш своим духовным оком
и мудрого Создателя узрит -
во славе и в могуществе высоком -
что смертному узреть не надлежит.
Так стань же вечно, Господи, сиять !
Тебя увидеть - что за благодать !

Но счастье есть ещё и в приобщенье
к секретам всех космических наук.
Но стыд и горе, что они - в презренье
и мало кто им отдаёт досуг.
Не вышло сделать всех людей мудрей,
и боль моя всё горше и острей.

Я нынче всячески оскорблена,
но мысль нейдёт из собственных проектов.
Держусь и радовать себя должна
при наблюдении космических объектов.
Земля отвратна - больше не влечёт,
все мысли устремляются в полёт...

И вижу горестный земной простор,
и, вместо счастья, вопреки рассудку,
народ, как звери, скалится из нор,
и в вечном озлобленье не на шутку.
Печалюсь из-за них и по себе.
Тоскую и не радуюсь судьбе.

Она заплакала среди стенаний.
В глазах забили будто два ключа.
И рой сестёр затрясся от рыданий,
а многие кричали сгоряча.
Когда Урания отговорила,
то Полигимния её сменила.

Полигимния.
Раз скорбный случай, скорбно и поём,
без лишних и забавных ухищрений.
Фортуна прочь отшвыривает том
стихов в гирляндах пёстрых украшений.
Когда печали громко вопиют,
и встрёпанные рифмы подойдут.

Я придавала ритм и стройный тон
крылатым песням всяческого рода.
мне нужен был большой диапазон.
А нынче мне всего нужней свобода -
ведь судьями, хотя они и тщатся,
утрачена способность разобраться.

В нагромождениях скрипучих слов,
где и намёка нет на мелодичность,
теперь, без понимания основ,
находят истинную поэтичность.
В том, что сейчас поэзией зовётся,
я вижу фантастичного уродца.

Лишь принцы да жрецы до сих времён,
как прежние великие поэты,
достойно чтут в стихах святой закон
и прозорливо видят судьбы света -
как та, что рождена повелевать
всем Альбионом, пестуя в нём знать.

Но при дворе - не рыцари мечты:
способны на коварные советы,
то у кого-то руки не чисты,
то доверяют сплетникам секреты;
способны растоптать как жалкий хлам
предметы дорогие королям.

Она же, как не зря твердит молва, -
для всей своей эпохи украшенье;
и умная поэзия жива
за счёт её поддержки и раденья -
при том не из простого интереса. -
Она сама славна как поэтесса.

О чудо-поэтесса ! Мастерица !
Пандора ! Одарённости венец.
Элиза ! Божество. Императрица.
Да будет вечной ! Пусть её дворец
наполнят перлы дивного ума -
чем обессмертила себя сама.

Перед её священным совершенством
все зрители столь славной красоты
охвачены ликующим блаженством;
и будто бы с огромной высоты,
едва доступной горному орлу,
поют ей неумолчную хвалу.

А те, кого кормили желудями
и кто с небесной пищей не знаком,
тех не пленишь искусными стихами.
Те прячутся от света ясным днём.
Мне жаль то бедное слепое племя
и плачу, вместе с сёстрами, всё время.

И снова бушевало наводненье,
пока запас всей влаги не иссяк.
И меж сестёр её пошло волненье.
Всё сказанное было не пустяк.
Все инструменты их пошли на слом...
Что был за гром, не скажешь языком.

Конец.


URANIA.

What wrath of gods, or wicked influence
Of starres conspiring wretched men t'afflict,
Hath powrd on earth this noyous pestilence,
That mortall mindes doth inwardly infect
With love of blindnesse and of ignorance, 485
To dwell in darkenesse without sovenance?*
[* _Sovenance_, remembrance.]

What difference twixt man and beast is left,
When th'heavenlie light of knowledge is put out,
And th'ornaments of wisdome are bereft?
Then wandreth he in error and in doubt, 490
Unweeting* of the danger hee is in,
Through fleshes frailtie and deceipt of sin.
[* _Unweeting_, unknowing.]

In this wide world in which they wretches stray,
It is the onelie comfort which they have,
It is their light, their loadstarre, and their day; 495
But hell, and darkenesse, and the grislie grave,
Is Ignorance, the enemie of Grace,
That mindes of men borne heavenlie doth debace.

Through knowledge we behold the worlds creation,
How in his cradle first he fostred was; 500
And iudge of Natures cunning operation,
How things she formed of a formelesse mas:
By knowledge wee do learne our selves to knowe,
And what to man, and what to God, wee owe.

From hence wee mount aloft unto the skie, 505
And looke into the christall firmament;
There we behold the heavens great hierarchie,
The starres pure light, the spheres swift movement,
The spirites and intelligences fayre,
And angels waighting on th'Almighties chayre. 510

And there, with humble minde and high insight,
Th'eternall Makers maiestie wee viewe,
His love, his truth, his glorie, and his might,
And mercie more than mortall men can vew.
O soveraigne Lord, O soveraigne happinesse, 515
To see thee, and thy mercie measurelesse!

Such happines have they that doo embrace
The precepts of my heavenlie discipline;
But shame and sorrow and accursed case
Have they that scorne the schoole of arts divine, 520
And banish me, which do professe the skill
To make men heavenly wise through humbled will.

However yet they mee despise and spight,
I feede on sweet contentment of my thought,
And please my selfe with mine owne self-delight, 525
In contemplation of things heavenlie wrought:
So, loathing earth, I looke up to the sky,
And being driven hence, I thether fly.

Thence I behold the miserie of men,
Which want the blis that wisedom would them breed.
And like brute beasts doo lie in loathsome den 531
Of ghostly darkenes and of gastlie dreed:
For whom I mourne, and for my selfe complaine,
And for my sisters eake whom they disdaine.

With that shee wept and waild so pityouslie, 535
As if her eyes had beene two springing wells;
And all the rest, her sorrow to supplie,
Did throw forth shrieks and cries and dreery yells.
So ended shee: and then the next in rew
Began her mournfull plaint, as doth ensew. 540

POLYHYMNIA.

A dolefull case desires a dolefull song,
Without vaine art or curious complements;
And squallid Fortune, into basenes flong,
Doth scorne the pride of wonted ornaments.
Then fittest are these ragged rimes for mee, 545
To tell my sorrowes that exceeding bee.

For the sweet numbers and melodious measures
With which I wont the winged words to tie,
And make a tunefull diapase of pleasures,
Now being let to runne at libertie 550
By those which have no skill to rule them right,
Have now quite lost their naturall delight.

Heapes of huge words uphoorded hideously,
With horrid sound, though having little sence,
They thinke to be chiefe praise of poetry; 555
And, thereby wanting due intelligence,
Have mard the face of goodly poesie,
And made a monster of their fantasie.

Whilom in ages past none might professe
But princes and high priests that secret skill; 560
The sacred lawes therein they wont expresse,
And with deepe oracles their verses fill:
Then was shee held in soveraigne dignitie,
And made the noursling of nobilitie.

But now nor prince nor priest doth her maintayne,
But suffer her prophaned for to bee 566
Of the base vulgar, that with hands uncleane
Dares to pollute her hidden mysterie;
And treadeth under foote hir holie things,
Which was the care of kesars* and of kings. 570
[* _Kesars_, emperors.]

One onelie lives, her ages ornament,
And myrrour of her Makers maiestie,
That with rich bountie and deare cherishment
Supports the praise of noble poesie;
Ne onelie favours them which it professe, 575
But is her selfe a peereles poetresse.

Most peereles Prince, most peereles Poetresse,
The true Pandora of all heavenly graces,
Divine Elisa, sacred Emperesse!
Live she for ever, and her royall p'laces 580
Be fild with praises of divinest wits,
That her eternize with their heavenlie writs!

Some few beside this sacred skill esteme,
Admirers of her glorious excellence;
Which, being lightned with her beawties beme, 585
Are thereby fild with happie influence,
And lifted up above the worldes gaze,
To sing with angels her immortall praize.

But all the rest, as borne of salvage brood,
And having beene with acorns alwaies fed, 590
Can no whit savour this celestiall food,
But with base thoughts are into blindnesse led,
And kept from looking on the lightsome day:
For whome I waile and weepe all that I may.

Eftsoones* such store of teares shee forth did powre,
As if shee all to water would have gone; 596
And all her sisters, seeing her sad stowre**,
Did weep and waile, and made exceeding mone,
And all their learned instruments did breake:
The rest untold no living tongue can speake. 600
[* _Eftsoones_, forthwith.]
[** _Stowre_, disturbance, trouble.]

Владимир Корман, поэтический перевод, 2015

Сертификат Поэзия.ру: серия 921 № 112695 от 02.07.2015

1 | 8 | 1561 | 24.04.2024. 05:29:45

Произведение оценили (+): ["Александр Владимирович Флоря"]

Произведение оценили (-): []