Лалла Рук Предисловие. Пролог (Т.Мур)

                          ПРЕДИСЛОВИЕ

            (изъятие из биографического скетча Вильяма

          Фрэнсиса Россетти и авторского предисловия

                                   Томаса Мура)

 

          Томас Мур ирландский поэт и исполнитель баллад. Он родился в Дублине в семье ирландского мелкого торговца 28 мая 1779 года и прожил долгую яркую жизнь, в течение которой он потерпел неудачу как актер, драматург и импресарио, но добился успеха в написании лирических стихов, и даже стал известен современникам как «Анакреон [ 1 ] Мур».

Его родители были католиками, и он, естественно, был воспитан в той же религии и придерживался ее на протяжении всей своей жизни. Его отец был бакалейщиком и торговцем спиртными напитками, или «бакалейщиком спиртных напитков», как этот бизнес называют в Ирландии.

          Склонность к стихосложению проявилась у него еще в раннем возрасте. На четырнадцатом году жизни он написал сонет своему первому наставнику, мистеру Уайту, и сонет был опубликован в одном из дублинских журналов. В 1793 году Мур опубликовал в «Anthologia Hibernica» два стихотворения, и его многообещающие таланты стали настолько известны, что в 1794 году он получил гордое звание лауреата Гастрономического клуба Далки.

          Благодаря знакомству с Робертом Эмметом, возглавившим неудавшееся восстание ирландских националистов в 1803 году и казнённого за государственную измену, Мур присоединился к Ораторскому обществу, а затем к более престижному Историческому обществу. Дублинский Тринити-колледж Мур окончил в ноябре 1799 года и перебрался в Англию, где учился в Мидл Темпле и впоследствии был принят в коллегию адвокатов, но литературные занятия не позволили ему заниматься юридической практикой.

          В конце концов, его политические склонности и близость со многими лидерами оппозиции навлекли на него (после различных допросов, в которых он с честью отказался выступить с обвинениями против своих друзей) суровые упреки со стороны университетских властей, но он не участвовал ни в каком явно мятежном деянии, и репрессий в отношении его не последовало.

          Лорд Мойра, леди Донегол и другие деятели светского общества приняли его с дружеской теплотой, и вскоре он оказался желанным гостем в высших кругах Лондона. Ни один умный молодой человек, лишенный каких-либо преимуществ по рождению или личным интеллектуальным способностям, никогда не пробивался с такой легкостью и без серьезных материальных затрат в этот светский рай. Но этому удивляться не стоило, поскольку поведение Мура среди высокопоставленных людей, было поведением человека, который уважал своё окружение, но не переставал уважать и самого себя.

          В 1803 году лорд Мойра обеспечил ему должность регистратора Адмиралтейского суда Бермудских островов; он отплыл 25 сентября и прибыл в пункт назначения в январе 1804 года. Эта работа подходила ему немногим лучше, чем работа адвоката. В марте он отстранился от личного исполнения обязанностей и, оставив вместо себя замену, совершил турне по США и Канаде. Однако, сделал он это опрометчиво, поскольку заместитель Мура оказался нечист на руку, в бюджете Бермуд были обнаружены хищения на сумму 6000 фунтов стерлингов, ответственность за которые нес номинальный держатель этой должности. Это обстоятельство впоследствии стало предметом долгих судебных разбирательств.

          В 1807 году вышел из печати первый сборник его стихов «Ирландские мелодии», имевший большой успех у читателей. За ним последовали «Мелодии разных народов» и «Священные песни», пользовавшиеся меньшим успехом.

              В 1812 году Мур приступил к созданию самого крупного своего произведения «ЛАЛЛА РУК», которое наряду с «Ирландскими мелодиями» принесло ему мировую известность.

          Годы создания этого эпического произведения были наполнены бурными событиями в личной и творческой жизни Мура. Здесь были и женитьба в 1811 году на мисс Бесси Дайк, женщине, которая стала превосходной и преданной женой и к которой он был очень нежно привязан, хотя и неписанные правила светскоой жизни время от времени серьезно вторгались в его домашнюю жизнь; и запутанные отношения вражды и дружбы с Фрэнсисом Джеффри (редактором Эдинбургского обозрения); и взаимоотношения с великим Джорджем Гордоном Байроном, с которыми Муру лишь по милости судьбы не довелось стреляться на дуэли.

 

          «ЛАЛЛА РУК» была представлена читателю в 1817 году, и в этом «Восточном романе» мир нашел произведение sui Generis [ 2 ], уделил ему должное внимание и оценил его. Он был у каждого в руках, у каждого на устах. Ученые и восточные путешественники свидетельствовали не только о его исторической правдивости, но и о верности и красоте его живописных описаний. Оригинал выдержал семь изданий в течение года и обошел весь мир. Вскоре он был переведен на многие иностранные языки, включая персидский, и, как говорят, нашел много поклонников среди своих восточных читателей.

          «Есть - писал Фрэнсис Джеффри  в «Эдинбургском обозрении», - действительно, пассажи, не малые и не краткие, в которые, кажется, сам гений поэзии вдохнул свое богатейшее очарование, где мелодия стиха и красота образов так гармонично сочетаются с силой и нежностью эмоций, что они слились в один глубокий и светлый поток сладости и чувственности, который уносит дух читателя в долгие пути наслаждения».

          Идея Мура всерьез заняться написанием восточной поэмы - занятие, ставшее очень модным, когда Байрон изобретал Гяуров и Корсаров. Этот проект обрел форму в произведении «Лалла Рук», за который издатель г-н Лонгман, не читая, заплатил чрезвычайно большую сумму в 3150 фунтов стерлингов; его публикация продлилась до 1817 года.

«Что бы ни думали о его поэтических достоинствах нет никаких сомнений, что Мур очень добросовестно работал над этим начинанием: он читал, писал, говорил и, возможно, думал по-исламски, и он, стих за стихом, опрокидывает читателя в конец страницы, в пучину пояснительных сносок, каковых по тексту произведения набралось на добрую главу (почти четыре сотни)». (Вильям Россетти).

          Мур никогда не был в Индии; его жена была дочерью офицера Ост-Индской компании, но она родилась и выросла в Англии, и ее отец умер, когда она была ребенком. Более вероятным источником вдохновения для романа Мура, видимо, послужили четыре турецких сказки Байрона, опубликованные между 1813 и 1815 годами. Книга Мура содержит четыре длинных вставных главы, действие которых происходит в Индии и Персии.

          Однако, «ЛАЛЛА РУК» является не просто ориенталистской фантазией об экзотическом Востоке. Во-первых, Мур включив сноски по всему тексту и почти 50 страниц научных заметок, явно стремился точно представлять индийскую, персидскую, среднеазиатскую и арабскую культуры, во-вторых, возможно, увидев в Индии такую ​​же жертву британского империализма, он закодировал комментарии о подавлении британцами ирландского католического национализма в «ЛАЛЛА РУК».        

          По ходу повествования в сюжетной части романа бард Ферамор развлекает принцессу четырьмя песнями. Именно в этих песнях-стихотворениях возникают параллели с положением ирландцев в Британской империи. В «Покровенном пророке из Хорасана» знамя, когда-то связывавшее религию и политическое освобождение, становится «объединяющим знаком обмана и анархии». В «Пери и Ангел» - крылатая сущность приносит в дар Небесам последнюю каплю крови, пролитую героем, сопротивляющимся захватчикам своей страны, (Вот эта кровь - она святая/ Пролитая на поле брани/ Без сожаленья и терзаний). В «Обожателях огня» Ферамор восхваляет «смелую борьбу огнепоклонников Персии» - последователей «старой религии» - «против своих арабских хозяев». «Старая религия» - термин, применявшийся в Англии к католицизму.

          Несмотря на политические подтексты, книга Мура не зря имеет подзаголовок «Восточный роман». В заключительной главе «Звезда гарема» мы переходим от политической и религиозной борьбы к своего рода примирению любовной ссоры, которая произошла между царевной Нурмахал и императором Селимом во время праздника Роз в Кашмире.

          Книга Мура пользовалась бешеной популярностью, выдержав несколько изданий в течение года.

          Сам автор, описывая процесс подписания договора с издателями книги, рассказывал:

        «Г-н Перри, как мой представитель в договоре, любезно предложил учитывать дружеское рвение моего переговорщика, с одной стороны, и быстроту и либеральность, с которой его встретили, с другой, он полагает, что редко случалась сделка, в которой торговля и поэзия так выгодно отражались бы в глазах друг друга. Короткую дискуссию, которая затем произошла между двумя сторонами, можно уместить в несколько предложений. «Я придерживаюсь мнения, - сказал г-н Перри, подкрепляя свою точку зрения аргументами, которые я не имею права приводить, - что г-н Мур должен получить за свою книгу самую высокую плату, которую ему предлагали когда-либо за такую работу». «Это было, - ответили господа Лонгман, «Три тысячи гиней». «Точно так, - ответил мистер Перри, - и теперь он должен получить не меньшую сумму».

          Таким был договор при том, что роман ещё не был закончен.

          «Взгляд моего друга Перри на этот вопрос состоял в том, что эта цена должна быть назначена как награда за уже приобретенную репутацию, без каких-либо условий предварительного прочтения новой работы. Этот высокий тон, должен признаться, немало меня насторожил и встревожил; но и к чести и славе романа, а также издателей и поэта, этот очень щедрый взгляд на сделку был без каких-либо затруднений принят, и еще до того, как мы расстались, фирма согласилась, что я должен получить три тысячи гиней на момент заключения этого соглашения, хотя небольшая часть работы в ее нынешнем виде еще не была выполнена. Таким образом, в 1815 году, добившись некоторого прогресса в решении моих задач, я сообщил господам Лонгман, о состоянии работы, добавив, что сейчас я желаю и готов, если они пожелают, предоставить рукопись на их рассмотрение. Их ответ на это предложение был следующим: «Нам, конечно, не терпится прочитать поэму, но исключительно для своего удовольствия. Ваши чувства всегда благородны».(Т.Мур).

          Случались периоды времени, когда Муру казалось, что он взял на себя непосильную ношу, и он готов был бросить работу над созданием своего «Восточного романа», однако высокое чувство ответственности и опасение репутационных потерь заставляли его вновь и вновь браться за изучение исторических документов, памятников восточной литературы, записок путешественников. Результаты такого кропотливого труда превзошли самые смелые ожидания.

          «Уйму времени я потратил на написание нескольких историй, связанных с «ЛАЛЛА РУК». По мнению некоторых людей – это гораздо больше, чем было необходимо для реализации таких простых «фантазий». Но я всегда был довольно медлительным и кропотливым рассказчиком. Я чувствовал, что взял на себя большую ответственность, и не мог рисковать собственной репутацией, как и шансами на конечный успех. Поэтому в течение долгого времени после заключения договора, хотя в целом и немало потрудившись, я добился в решении своей задачи, прямо скажем, очень незначительного прогресса. При том, что некоторые истории были уже объёмом в триста-четыреста строк, написание их было далеко до окончания. После тщетных попыток придать им форму, я отбросил их, как сказку о Камбускане, и оставил наполовину не рассказанными. Одна из этих историй, озаглавленная «Дочь Пери» должна была рассказать о любви нимфы к смертному юноше, в другой главную роль играет святая женщина по имени Бану, шествующая по улицам Куфы, в ночь великого священного праздника. Есть еще два таких незавершенных эскиза, и только в одном из этих набросков, повести «Дочь Пери», я увидел то, что могло уложить историю в концепцию романа и послужило основой для истории «Обожателей огня». Пророческая фраза: «Яркое дитя судьбы!/Я прочитал в твоих глазах обещание,/Что тираны больше не будут осквернять славу острова Зеленого моря,/И Ормуз снова будет свободен» (Т.Мур).

          «Наконец, 1816 году я нашел свою работу достаточно продвинутой, чтобы ее можно было передать в руки издателей. Но состояние бедствия, до которого была доведена Англия в тот мрачный год изнурительными последствиями ряда войн, которые она только что завершила, сделало этот момент наименее благоприятным, для первого запуска в печать такого легкого и дорогостоящего предприятия, как «ЛАЛЛА РУК». Чувствуя, что в таких обстоятельствах мне следует действовать честно, предоставив г-ам Лонгман возможность пересмотреть условия их сотрудничества со мной, и предоставляя им свободу откладывать, изменять или даже, если они захотят, вообще отказаться от этого. Я написал им письмо по этому поводу и получил следующий ответ: «Мы будем очень счастливы видеть вас в феврале. Мы действительно согласны с вами, что времена сейчас не самые благоприятные для «поэзии и коммерции», но мы считаем, что ваша поэзия принесет больше, чем любая другая в настоящий момент».(Т.Мур).

          Таким образом, риски издателей, принявших книгу в работу не читая, оказались оправданы.

          Популярность книги воодушевляла автора невероятно. Он с большой гордостью писал: «Мне доставляет огромное удовольствие то, что части этой работы были переведены на персидский язык и попали в Исфахань. На это намекал и один из моих друзей мистер Латтрелл в нескольких ярких стихах: «Мне говорили, дорогой Мур,/ Твои песни спеты (это правда, ты счастливчик?)/ При лунном свете, на персидском языке,/На улицах Исфахани».

           «Как бы ни было тщеславно цитирование таких отзывов о себе, они показывают, какую огромную ценность имеет в поэзии такое прозаическое качество как трудолюбие, поскольку, как никто понимаю значение неспешного и кропотливого сбора мелких фактов, заложившего первооснову моего причудливого романа. Дружеское свидетельство, о котором я только что упомянул, появилось несколько лет назад в той форме, в которой я даю его сейчас, насколько я помню - в Атенеуме [ 3 ]: «Я пользуюсь этой возможностью принести свое личное свидетельство (если оно имеет какую-либо ценность) необыкновенной точности г-на Мура в его топографических, антикварных и характерных деталях, будь то костюмы, обычаи, памятники». (Т.Мур).

          Известность и популярность книги Мура заставила обратиться к ней служителей Мельпомены. В результате на сцене Парижской оперы зрителям были представлены несколько постановок. Наиболее удачными и заметными стали две.

          В 1862 году огромный успех имела опера Фелисьена Давида «ЛАЛЛА РУК». Интерес зрителей был настолько велик, что ходили специальные поезда, чтобы доставлять в Париж поклонников оперы из отдаленных регионов. Популярность «ЛАЛЛА РУК» не уменьшилась до конца 19 века; в течение следующих трех десятилетий были даны сотни представлений в Париже и по всей Европе.

          В 1863 году соперником «ЛАЛЛА РУК» на сцене стала опера Антона Рубинштейна «Фераморс» - на тот же сюжет. В России долгое время отдавали предпочтение опере Фелисьена Давида - первая профессиональная русская постановка «Фераморса» состоялась лишь в 1898 году.

          Как и во многих операх, основанных на литературных источниках, в перевод романа Мура на сцену были внесены существенные изменения. Либреттисты выбросили за борт из книги всё, кроме центральной истории любви: путешествуя из Дели в Кашмир, чтобы впервые встретиться с царём Бухарским, за которого она была сосватана, принцесса Лалла-Рук встречает красивого молодого трубадура и влюбляется в него. В отличие от оригинала Мура, в котором принцесса смиряется с браком по договоренности, в версии Карре и Лукаса она клянется отказать королю и вернуться к трубадуру. Она и не подозревает, что трубадур и король - одно и то же лицо.

          Однако в конце XIX века забвение опер Фелисьена Давида и Антона Рубинштейна стало внезапным и почти полным. «ЛАЛЛА РУК» выпала из репертуара, и на протяжении более ста лет лишь несколько арий и дуэтов из произведения изредка записывались или исполнялись на концертах.

          Лишь в январе 2013 года «Опера Лафайет» под руководством дирижера и художественного руководителя Райана Брауна поставила в Вашингтоне (округ Колумбия), и Нью-Йорке то, что, по-видимому, стало первым исполнением оперы с 1898 года.

         Слушая оперу сегодня, трудно понять, почему столь мелодичное произведение было так основательно забыто. Возможно, потому, что опера больше атмосферна, чем драматична. 1890-е годы ознаменовались появлением зловещих сюжетов правдоподобия и созданием первых великих трагедий Пуччини. Изящество и обаяние Лаллы Рух - оперы, которая заканчивается объединением пары влюбленных, в которой никто не убит, не совершает самоубийства, не сходит с ума и не остается в отчаянии, - должно быть, вышли из моды…

         Справедливости ради, следует упомянуть ещё об одной театральной постановке. В 1850 году появилась опера Э. Соболевского «Хорасанский пророк». Однако эта постановка не была отмечена большим зрительским интересом и вниманием критики.

          С особой гордостью Мур вспоминает о торжественном представлении на тему сюжетной линии романа в королевском дворце Берлина 15 января 1822 года, данном в честь визита в Германию Великого Князя Николая Павловича, (будущего Российского императора Николая I), с супругой Шарлоттой Прусской (в православии Александрой Фёдоровной). В этом театрализованном представлении принцессу Лаллу Рук играла сама великая княжна, а трубадура – будущий Российский самодержец.

          «…всему давала очарование великая княгиня; ее пронесли на паланкине в процессии - она провеяла как Гений, как сон; этот костюм, эта корона, которые только прибавляли какой-то блеск, какое-то преображение к ежедневному, знакомому; эта толпа, которая глядела на одну; этот блеск и эта пышность для одной; торжественный и вместе меланхолический марш; потом пение голосов прекрасных и картины, которые появлялись и пропадали, как привидения, живо трогали, еще живее в отношении к одному, главному, наконец, опять этот марш - с которым все пошло назад, и то же милое прелестное лицо появилось на высоте и пропало в дали - все это вместе имело что-то магическое! Не чувство, не воображение, но душа наслаждалась…».[ 4 ]

          Этим, по-видимому, и объясняется появление немецкого перевода «ЛАЛЛА РУК», сделанного бароном де ла Мотт Фуке, а обстоятельства, побудившие его взяться за этот текст, описаны им самим в стихотворении - посвящении императрице России, которое он поставил перед своим переводом.

          «Как только спектакль закончился, Лалла Рук (сама императрица) воскликнула со вздохом: "Значит, все кончено? Неужели мы уже подошли к окончанию всего, что произошло? и доставило нам столько удовольствия? И нет на свете ни одного поэта, который мог бы передать другим и будущим временам хоть какое-то представление о счастье, которым мы наслаждались этим вечером?" Барон тотчас вышел вперед и пообещал попытаться представить миру «всю поэму в размере оригинала», на что Лалла Рук одобрительно улыбнулась». (Т.Мур).

          Музыку для этого представления ещё в 1821 году написал Гаспаре Спонтини. Мавританские декорации и «живые картины» для представления придумал Карл Шинкель. На представлении присутствовал В. А. Жуковский, прибывший в Берлин в свите великокняжеской четы в качестве преподавателя русского языка для Александры Фёдоровны. Жуковский вспоминал спектакль как «несравненный праздник», которому придала очарование великая княгиня, пронесённая в процессии на паланкине. За будущей императрицей с тех пор закрепилось светское прозвище Лаллы Рук. Представление было увековечено в фарфоровом гарнитуре, выполненном на королевской мануфактуре по рисункам Шинкеля в экзотической стилистике, навеянной темами «ЛАЛЛА РУК». Памятный гарнитур из трех персидских ваз и 20 тарелок был преподнесён великокняжеской чете, и до поступления в эрмитажное собрание хранился в Аничковом дворце. Подробное описание представления содержится в альбоме «Lallah Roukh, divertissement mêlé de chants et de danses», который был напечатан в Берлине в 1822 году.

          Из наиболее значимых произведений Мура, написанных после «ЛАЛЛА РУК» были опубликованные:

в 1823 году - прозаический рассказ «Эпикурейец»

в 1824 году - «Мемуары капитана Рока».

в 1825 году - «Жизнь Шеридана».

в 1827 году - «Любвь ангелов»

в 1830 году - «Жизнь Байрона».

         « Без сомнения, мир помнит блестящие грани поэзии Мура. Много сказано о всепоглощающей «сочности» его поэзии и волшебной «мелодике» его стихов. Мур всегда считался и до сих пор считается в высшей степени мелодичным поэтом. В космическом диапазоне, в величественном оркестре поэзии в нечаянные моменты можно услышать маленькую флейту Пана Тома Мура, которая вставляет пару заметных и правильно сочетаемых глупостей. Удовлетворяться ими в данный момент - это не более чем то, что оправдывает инструмент, и исполнитель утверждает: много думать о них, когда звучат орган или скрипка (на первой играет Шелли, а на второй - миссис Браунинг), или следить за их повторением, было бы столь же излишним, сколь и глупым». (Вильям Россетти).

          В последние годы своей жизни Мур жил в коттедже Слопертон, недалеко от Девизеса в Уилтшире, где он был в кругу общения лорда Лэнсдауна в Бовуде.  Домашние печали омрачили его комфортную пенсию, составлявшую 300 фунтов стерлингов в месяц. Один из его сыновей погиб на французской военной службе в Алжире, другой скончался от чахотки в 1842 году. За несколько лет до своей собственной смерти (25 февраля 1853 года), его умственные способности угасли. Он упокоен на кладбище Бромэм, в районе Слопертона.

          Русскоязычному читателю Томас Мур наиболее широко известен как автор двух книг стихов «Ирландские мелодии» и «Мелодии разных народов». Стихи на русский язык были переведены такими русскими поэтами как М.Ю. Лермонтов, А.А. Курсинский, В.Я. Брюсов, В.А. Жуковский, А.А. Фет. В этой связи особый интерес представляет стихотворение из второго сборника, оно называется «Вечерний звон (Колокола Санкт-Петербурга)». Русский текст был написан Иваном Козловым и впервые опубликован в альманахе «Северные цветы» в 1828 году. Это был вольный перевод, в котором серьёзные изменения коснулись архитектуры стихов. Вместо авторских четверостиший переводчик записал текст шестистишиями. А спустя год А.Алябьев написал музыку к стихам И.Козлова, таким образом родился романс, который в России получил широчайшую известность и стал настолько популярен, что многие называли его народным. В вопросе авторства идеи этого стихотворения существует несколько неподтверждённых легенд, одна из которых называет автором оригинального текста грузинского писателя Георгия Мтацминдели, другая утверждает, что автором первоисточника является армянский поэт Григор Нарекаци. Однако, так или иначе, романс жив и исполняется с успехом по сей день.

          Что же касается вершины творчества Томаса Мура, восточного романа «Лалла Рук», то целостного представления о нем русскоязычный читатель не имеет до сих пор. Отдельные фрагменты этого произведения были переведены на русский язык разными переводчиками в разное время. Первая вставная глава «Покровенный пророк из Хорасана» никем так и не была переведена; вторая – «Рай и Пери» нашла своего переводчика в лице В.А. Жуковского, блистательно представившего её нашему читателю; третья – «Огнепоклонники» - переведена прозаически с французского и представляет собой довольно небрежный пересказ авторского текста Н.А. Бестужевым, а перевод в стихах Г.В. Адамовича был представлен уже в двадцатых годах прошлого века и большого интереса в кругу читателей не снискал; четвертая – «Свет гарема» - достойный перевод Веры Потаповой, вышедший в свет в послевоенное время. Сюжетная же часть, связавшая вставные главы в единое целое, вообще никак не представлена, если не считать оперу А.Рубинштейна, но и там либретто прописано по-немецки.

          Настоящий текст – плод стараний одного переводчика, от первого до последнего слова. Имея очень скромные познания в английском языке, я работал над текстом в течение двадцати шести лет, периодически намереваясь бросить этот труд, но всякий раз возвращаясь к нему.

          Уже слышу, что эту работу переводом можно назвать с большой натяжкой вследствие того, что с авторским текстом обращался очень вольно, но думаю, что не назвав здесь имени Томаса Мура, тотчас буду обвинён в плагиате. А вольность состоит в следующем:

          - Дабы удержаться в объёме текста, заданном автором, пришлось писать строфами, таким образом, где-то жертвуя авторской лексикой;        

          - Сюжетную часть романа, которую Мур написал прозой, я записал белым стихом;

          - Имена некоторых героев и персонажей в угоду русскому произношению пришлось немного изменить.

          Ну, что ж, результат перед Вами. Если моё вступление Вас хотя бы немного заинтересовало, милости прошу к моему рабочему столу. Приятного Вам чтения.

 

                                                                                                             И. Трояновский.

[ 1 ] – Анакреон – древнегреческий лирический поэт. Один из девяти лириков, признанных каноном, лирической поэзии в Древней Греции. ( В канон кроме него вошли: Алкман, Сапфо, Алкей, Стесихор, Ивик, Симонид, Пиндар, Вакхилид).

[ 2 ] – sui Generis – дословно «своеобразный, единственный в своём роде».

[ 3 ] – Atheneum – английский литературно-художественный журнал, основанный Джеймсом Бакингемом, издававшийся в Лондоне в 1828 – 1921 годах.

[ 4 ] – таким восторженным пассажем отозвался об этом представлении немецкий художник Вильгельм Гензель, принявший деятельное участие в художественном оформлении театрализованного действа.

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ "ЛАЛЛА РУК" ТОМАСА МУРА https://franpritchett.com/00generallinks/lallarookh/

ЛАЛЛА РУК.
(восточное повествование)

Сэру Сэмьюэлю Роджерсу, эсквайру
в знак благодарной и нежной дружбы
посвящается эта книга.

 

 

 

ПРОЛОГ


Бухарский [ 1 ] царь, великий Абдулла,
Прямой потомок самого Чингиса,
Венцом своим под старость утомлён,
Ушёл от власти, трон оставив сыну,
А сам, заботясь больше о душе,
В путь тронулся к могиле Магомета.
Путь был нелёгок, долог и лежал
В роскошных землях древнего Востока.
Но не единым золотом богат
Восток. Богат он и гостеприимством.
В пределах Индостана караван
Был встречен императором радушно,
Врата своей столицы распахнув,
Аурунгзеб приветил Абдуллу,
Как своего почтеннейшего брата. [ 2 ]
Лишь отдохнув и вновь набравшись сил,
Бухарский царь продолжил хадж священный,
В дар получив от Индии владыки
Корабль, который ветер обгоняя,
Рванулся к Аравийским берегам.
Но не дары, не почести, не дружба
Владык соединили на века,
А брак детей, который заключили
Два полубога, царственных отца.
Отважный воин, юный царь Бухарский,
Стал суженым принцессы Лаллы Рук, [ 3 ]
Чью красоту небесную воспели
Поэты, музыканты и певцы.
Они лишь имя в песнях изменяли:
Она была и Лейлой[ 4 ] и Ширин, [ 5 ]

Была Девайлд, [ 6 ] но образ неизменно

Был узнаваем – это Лалла Рук.
Итак, она царицей Бухары
Дворец Аурунгзеба покидала,
Путём, пройдённым свитой Абдуллы.

* * *

Отъезд принцессы был великолепен
И приурочен к пышным торжествам,
Базары гобеленами пестрели
И отражала яркий карнавал
В незамутнённых, синих водах Джамна,
А лодки, над которыми играл
Шкодливый бриз в затейливых хоругвях,
Шли вниз, как бесконечный караван.
Ватаги босоногих ребятишек
Осы́пали столицу морем роз,
Она как вешний сад благоухала.
Отец, благословляя дочь свою,
Как оберег, повесил ей на шею
Наперсник, привезённый в дар

 Аурунгзебу Йеменским султаном,
И передал подарок для факира,
Хранителя священного огня,
Согревшего печальную могилу
Сестры её, ушедшей в мир иной.
Качнулась мягко роскошь паланкинов,
И, спрятав в небо повлажневший взгляд,
Аурунгзеб в безмолвии печальном,
Лишь старческой рукой взмахнул - прощай!

Не часто можно встретить на Востоке
Столь пышный и богатый караван:
Был сдержан шаг горячих иноходцев;
Кичливые индийские раджи,
Друг перед другом статью красовались
И знаками монаршего отличья
Поверх парадных праздничных одежд;
Лихая конница Аурунгзеба
Казалась легче снежного пера
Кашмирской цапли – перья шлейфом плыли
Над всадниками, нежный перезвон
Серебряных парадных колокольцев
Звучал на луках сёдел; [ 7 ] им подстать
Смотрелись и гвардейцы Кедер-хана,
Затейливые жезлы в их руках
Горячим золотом переливались [ 8 ]
На фоне их серебряных кирас.
Убранство паланкинов завершали,
Большие золочёные шары. [ 9 ]
Роскошные качались покрывала
На мощных спинах боевых слонов,
Их вензелями вышитый узор
Был символом неколебимой власти,
Гарантом и карающим мечом
Которой был всесильный император;
Могучие животные несли
На крупах в виде башен древних храмов
Походные кибитки, и из них
Кокетливые фрейлины принцессы
Взирали на роскошный караван;
Безмолвные нарядные рабыни,
Покачивая древки опахал,
Сопровождали паланкин принцессы;
Жемчужина Бухарского царя,
Прелестных дев татарских кавалькада,
На маленьких арабских скакунах
Вокруг принцессы важно гарцевала.
Всё было так изящно, царски-стильно,
Что и учёный скептик Фадладдин,
Зануда и всегдашний привереда,
Он - цензор, сноб, брюзга и критикан,
Но ни единым словом, даже взглядом,
Не выдал свой скептический настрой.
Блюститель нравов при Дворе Индийском,
И царского гарема камергер
Себя воображал столь важной птицей,
Что паланкин его был в караване
По месту и по роскоши вторым.
Он, Фадладдин, мудрец седоголовый,
В искусстве и науках сведущ был,
Законодатель кухни, этикета,
Литературы... Он авторитет
Снискал у всех, от прачки до поэта,
Умом был гибок и владыкам льстил.
Так, если принц желал, вдруг, видеть звёзды
В очередной полуденный каприз,
Ужом скользючим, тотчас, извернувшись,
Мог Фадладдин в два счёта доказать,
Что солнечный и ясный день погожий -
Суть ночь, а Солнце - лишь одна из звёзд.
Он, зная набожность Аурунгзеба,
И щедрость императора к Богам, [ 10 ]
Был так религиозно бескорыстен,
Как ювелир, похитивший брильянт
Всевидящего ока Ягерната! [ 11 ]

В пути всё было ново Лалле Рук,
Покинула дворец она впервые,
И дикая природа для нее
Была загадочным, прекрасным миром.
Ручьи, журча жемчужною водой,
Дарили песни, горные долины
Стадами быстроногих антилоп
Пестрели, грусть и скуку разгоняя,
А тень святого дерева баньян
Спасала от жары в палящий полдень.
Казалось, сказка стала явью вдруг,
Которую из книг, как будто, знала:
«Места меланхоличные вокруг,
Непуганых павлинов изобилье,
Да горлицы, клюющие из рук...» [ 12 ]
Но скоро сих красот однообразье
Принцессу стало очень угнетать.
Она скучала, долгие беседы
С придворными её не оживляли,
А юных баядерок голоса,
Что прославляли нудно и протяжно
Любовь, которой нежно воспылал
Отважный Зал к красавице Родавре, [ 13 ]
И страсть Вамака к Эзре, [ 14 ] и борьбу
Рустама с Демоном... [ 15 ] все эти песни
Ей навевали только грустный сон.
К тому же, дев манящие лодыжки,
Златыми колокольцами звеня, [ 16 ]
На Фадладдина ужас наводили.
Как добрый мусульманин, он питал
К подобному бесстыдству отвращенье.
Принцессе оставалось лишь скучать...
И вот тогда, вдруг, вспомнили, что где-то
Затерянный среди вельмож и слуг,
Быть должен юного царя посланник,
Певец Кашмира, молодой поэт,
Умеющий в возвышенных манерах
Истории Востока рассказать.
Высокое искусство менестреля
Сам Мастер императорский ценил
И даровал неслыханное право
Допущенным в шатёр к принцессе быть,
И помогать ей справиться с тоскою
И маетой неблизкого пути.
И барда моментально разыскали,
Взбодрили опием, и в тот же час
Предстал он перед ясными очами
Блистательной принцессы Лаллы Рук.
Она однажды видела поэта,
Но мельком, на бегу, издалека,
И впечатления при первой встрече
Он на нее совсем не произвёл.
Теперь же, разглядев его поближе,
Она иным увидела его.
Он молод был и дивно грациозен,
Индийских женщин идол и кумир,
Прекрасный Кришна, рядом с Ферамором
В красе ему бы, верно, уступил.
Он в юное её воображенье
Вошел таким: с мелодией в глазах,
С любовью вознося богослуженье,
Богине, восседавшей перед ним.

Одет был Ферамор с большим изыском:
Не пышно, но со вкусом, и глаза
Придворных фрейлин, тотчас, оценили
Ангорой отороченный тюрбан,
Диковинный покрой его рубахи,
И жемчуг на одежде, тут и там,
С продуманной небрежностью вкрапленный,
Невиданную вышивку сандалий...
В вопросах государственных они,
Конечно, Фадладдину уступали,
Но цену цвета, формы и манер,
И драгоценностей, бесспорно, знали.
По струнам лютню лёгкою рукой
Погладил Ферамор и, как во сне,
Арабских дев любимая подруга,
В сады Альхамбры [ 17 ] всех перенеся,
Ответила ему напевным звуком,
Как встарь, когда рыдала при Луне.
Сию историю,- поэт промолвил,-
Я слышал в путешествии одном,
В году от хиджры сто шестьдесят третьем,
Из Хорасана явленный пророк,
Серебряным укрытый покрывалом, [ 18 ]
Поставил с ног на голову Восток...

Так, голову склонив перед принцессой,
Поэт повёл неспешно свой рассказ...

 

[ 1 ] – В терминологии европейцев территория «Lesser Bucharia» предполагает регион, называемый у нас Южный Туркестан. (Т.И.)

 

[ 2 ] - Подробные сведения о посещениии Абдуллой императора Аурангзеба найдены в "Истории Индостана" издание III. стр. 392.(Т.М.)

[ 3 ] – Имя Лалла Рук в переводе означает Щёчка Тюльпана.(Т.М.)

[ 4 ] - Лейла и Меджнун - героиня и герой популярнейшей на Востоке арабской легенды о разлученных и страдающих любовниках. Эти «бедуинские Ромео и Джульетта» принадлежали к враждующим родам: Лейлу выдали замуж за другого, а Кайс

(прозванный «меджнуном», т. е. одержимым демоном, безумным) ушел от своего племени в пустыню и жил одиноко, слагая песни в честь Лейлы. В конце концов, оба погибают от тоски. (Т.И.)

[ 5 ] – «Хосров и Ширин» произведение Низами Гянджеви – узбекский вариант «Ромео и Джульетты»; (Т.И.)

[ 6 ] - История любви Девайлд и Чизера, сына императора Аллы, описана в изящной поэме, благородным Chusero. (Мухаммед Касим Хинду-шах Астарабади Феришта) ( Т.И.)
 
[ 7 ] - Одним из знаков чести или рыцарства, даруемых императором, являлось разрешение носить маленький колокольчик на луке седла, который сначала был изобретен для обучения ловчих птиц. Те, кому Император даровал другую привилегию - должны носить драгоценные украшения на правильной стороне тюрбана, чтобы они не затмевали собой перья белой цапли. Эта птица обитает только в Кашмире, и перья её тщательно собирались для монарха, который дарил их своим дворянам.(Т.М.)

[ 8 ] - Кедер-хан или царь Туркестанский (в конце одиннадцатого столетия). Всякий раз, когда он направлялся за границу, его сопровождали семьсот всадников с серебряными боевыми топорами и булавами из золота. Он был поклонником поэзии, и именно он имел обыкновение председательствовать на общественных упражнениях гениев, с четырьмя бассейнами золота и серебра для того, чтобы распределить их среди поэтов, которые выделялись особым талантом. (Диссертация Ричардсона в виде предисловия к его Словарю.)

[ 9 ] - Большой золотой набалдашник, в форме апельсина, сверху навеса над носилками или паланкином. (Т.М.)

[ 10 ] - Этот лицемерный император мог бы стать достойным партнером Святой Лиги. Он рядился в религиозные одежды, совершая нечистоплотные поступки, и нечестиво благодарил Бога за успех, которым он был обязан своему собственному злу. Когда он убивал и преследовал своих братьев и их семьи, он строил великолепную мечеть в Дели, как взятку Богу за его помощь в междоусобных войнах. Он действовал как первосвященник в освящении этого храма, и сделал практикой собственные богослужения там, в скромном

платье факира. Но когда он снимал одну руку со священной книги, другой подписывал ордера на убийства.( "История Индостана" издание III. стр. 335.)

[ 11 ] - У идола Ягерната есть два прекрасных алмазных глаза. Никто из ювелиров не допускается в пагоду после того, как один из них украл бриллиант, будучи запертым на всю ночь с Идолом с глазу на глаз.(Т.М.)

 

[ 12 ] - Строки из воспоминаний сэра Томаса британского дипломата, представлявшего королевство в империи Великих Моголов и Османской империи, о своем пребывании в этих странах. (Т.И.)

 

[ 13 ] - Поэма Фирдоуси «Зал и Рудаба» по своей структуре, героям, величию целей и неповторимости эпизодов является одной из ярчайших поэм в истории персидской и таджикской литературы.(Т.И.)

[ 14 ] - Унсури в поэме «Вамик и Эзра» берет за основу и перерабатывает сюжет александрийского романа, в качестве вставного эпизода использует предание о несчастных влюбленных Геро и Леандре, греческого происхождения. Тип сюжета – «роман-испытание»

(целомудрие героев, препятствия на пути их любви, чинимые близкими, преодоление препятствий, счастливая концовка истории).(Т.И.)

[ 15 ] – Рустам - Геркулес персов. Подробности его победы над Белым Демоном, описаны в Восточной Коллекции ( издание II. стp. 45). Около города Шираза стоит огромный четырехугольный памятник, в ознаменование этого боя, названный замком Белого Гиганта, который считается одним из самых величественных памятников в Персии. (Т.М.)

[ 16 ] - У женщин Идола, или танцующих девушек Пагоды, есть небольшие золотые звоночки, закрепленные на их лодыжках, мягкое позвякивание которых, вибрирует в унисон с изящной мелодией их голосов.(Т.М.)

         

[ 17 ] – Альхамбра – легендарный арабский замок-сад.(Т.И.)

[ 18 ] – Существует реальная история этого самозванца, настоящее имя которого было Хаким бен Хашим, по прозвищу Мервский Бог или Аль-Муканна, прозванный так из-за серебристого покрывала, за которым он прятал своё лицо.(Т.И.)  

Трояновский Игорь Дмитриевич, поэтический перевод, 2008

Сертификат Поэзия.ру: серия 64 № 63995 от 20.08.2008

0 | 5 | 6536 | 31.10.2024. 07:32:24

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []