66-й СОНЕТ ШЕКСПИРА

Суть этого сонета определена его номером. Во времена Шекспира числовой символике придавали огромное значение, и зловещий номер 66 вполне соответствует содержанию: повсеместная и во всем победа зла над добром. Можно сказать, что это – центральный сонет цикла и что весь шекспировский сонетный цикл – это противостояние сонету 66: любовь – единственное, что можно противопоставить все заполонившему злу. Привожу английский текст и подстрочник сонета:

1 Tired with all this, from restful death I cry,
2 As, to behold desert a beggar born,
3 And needy nothing trimm`d in jollity,
4 And purest faith unhappily forsworn,
5 And gilded honour shamefully misplaced,
6 And maiden virtue rudely strumpeted,
7 And right perfection wrongfully disgraced,
8 And strength by limping sway disabled,
9 And art made tongue-tied by authority,
10 And folly doctor-like controlling skill,
11 And simple truth miscall`d simplicity,
12 And captive good attending captain ill
13 Tired with all this, from these would I be gone
14 Save that, to die, I leave my love alone.

1. Я призываю успокоительную смерть, устав от всего этого (такого) –
2. Как, например, достоинство, осужденное (рожденное) быть нищим,
3. И тот, кто ни в чем не нуждается (убогое ничтожество), живущий в веселье,
4. И чистейшая преданность, злосчастно обманутая (от чистейшей веры зло отрекаются),
5. И позорно воздаваемые позолоченные почести,
6. И девичья честь, жестоко попранная (грубо продающаяся),
7. И истинное совершенство, зло опозоренное (несправедливо оскорбляемое),
8. И сила, искалеченная хромающей властью (затираемая кривыми путями),
9. И искусство (искусство + наука + знание), творимое языком, связанным властью,
10. И глупость, с ученым видом контролирующая (критикующая) истинное искусство (знание),
11. И простая правда (честность), обзываемая простотой (глупостью),
12. И порабощенное добро, вынужденное служить торжествующему злу.
13. Уставший от всего этого, я хотел бы избавиться от этого,
14. Если бы не то, что умри я, я бы оставил мою любовь одинокой.

В соответствии с задачей сонет построен в виде «запева» - начальной строки, свидетельствующей об утрате автором смысла жизни, 11 строк перечисления, объясняющего причину утраты, и сонетного замка, первая строка которого начинается теми же словами, что и первая строка сонета, и повторяет ту же мысль о желании умереть, а вторая - антитеза этому желанию: любовь – единственное, что еще удерживает Шекспира в этой жизни. Каждая из 11 строк о «дьявольском засилье» – самостоятельная формулировка, причем Шекспир собрал в сонете основные категории добра и зла, даже простой «перечень» которых дает представление о главных направлениях их борьбы в земной жизни, а общее впечатление от этого перечисления – сама жизнь в ее победительно-негативном, приземленном, бездуховном варианте.
По замыслу Шекспира этот сонет – центральный в цикле и должен был стоять в его середине. С учетом того, что 153-й и 154-й СОНЕТЫ явно отличаются от предыдущих 26 и написаны исключительно для завершения цикла, первоначально в шекспировском сонетном цикле было 126 сонетов, а 66-й и был практически в середине; 26 сонетов, обращенных к «смуглой леди», скорее всего, и были вставлены вместе с последними двумя непосредственно перед изданием «Сонетов».
Поскольку это соотношение добра и зла в земной жизни имеет место всегда (человек – точка приложения борьбы Бога и Дьявола, его душа – поле их битвы, и во все времена победа темных сил в земном плане выглядела неоспоримой), 66-й сонет приобрел особую известность и стал знаменитым; я думаю, нет языка, на который он не был бы переведен. Русских переводов его сделано неисчислимо – только опубликованных существует более полусотни. Между тем из сказанного следует, что сонет представляет собой неординарную трудность для перевода, ибо переводчику важно не только не уйти в формальное перечисление категорий добра и зла и нигде не подменить общие категории на частные (что мгновенно приводит к снижению обличительного пафоса сонета и его мощи), но и необходимо освоить основной человеческий опыт: прожить жизнь и сохраниться как личности.
В этом отношении из всех русских переводов явно выделяется пастернаковский: он гениален. Ни один русский перевод невозможно поставить с ним рядом, настолько он точен, прост и одновременно мощен, - даже несмотря на то, что в некоторых формулировках он несколько устарел. Единственный, кроме Пастернака, кто приемлемо перевел 66-й СОНЕТ, был В.Бенедиктов, но, помимо того, что он перевел его (как и другие 11 сонетов Шекспира) шестистопником и в форме итальянского сонета, в целом его перевод по словарю и интонации принадлежит все-таки XIX веку. Желающие убедиться в справедливости сказанного могут найти все тексты в Интернете, где существует и сайт по 66-му сонету (libelli.narod.ru/sonnet66/).
Когда я начинал работу над этой статьей (речь идет о статье "Сонеты Шекспира: проблема перевода или проблема переводчика?", из последней редакции которой взята эта главка - В.К.), я уже знал перевод Пастернака наизусть и представить себе не мог, что кто бы то ни было решится переводить 66-й СОНЕТ вслед за гением, - если бы не мое участие в юбилейном семинаре 1985 года в Ленинграде, где организаторами (А.Аникст, Ю.Левин) в обязательное чтение 10 переведенных участниками сонетов был включен и 66-й. Эти попытки его перевода заставили меня продумать вопрос о целесообразности новых переводов вообще и сформулировать обоснование такой целесообразности. Решающим стало понимание того, что перевод обязан быть современным, что именно современность перевода – это вообще основная причина все нового и нового обращения переводчиков к оригиналам.

Привожу свой и пастернаковский переводы 66-го сонета:

Перевод Б.Пастернака:

Измучась всем, я умереть хочу:
Тоска смотреть, как мается бедняк,
И как шутя живется богачу,
И доверять, и попадать впросак,
И наблюдать, как наглость лезет в свет,
И честь девичья катится ко дну,
И знать, что ходу совершенствам нет,
И видеть мощь у немощи в плену,
И вспоминать, что мысли заткнут рот,
И разум сносит глупости хулу,
И прямодушье простотой слывет,
И доброта прислуживает злу.
Измучась всем, не стал бы жить и дня,
Да другу трудно будет без меня.

Мой перевод:

Постыла жизнь, и только смерти жду:
Как жить, где нет ни веры, ни доверья,
И гордость обрекли на нищету,
И веселятся, чей доход не мерян;
И где кривая власть калечит дух,
И подлость подают как благородство,
И глупость держит ум на поводу,
И честность просто глупостью зовется;
И где добро обслуживает зло,
И честь - всего лишь жалкий предрассудок,
И самых лучших оболгали зло,
И правду, рот зажав ей, нагло судят.
Постыла жизнь. Что ждать, раз выход есть? -
Но друга на кого оставить здесь?

Разница во времени (почти 60 лет) очевидна: там где у Пастернака "мается бедняк", здесь уже нищета, там, где у него "честь девичья", здесь речь вообще о чести и т.д. Мне могут заметить, что мы переводим сонеты Шекспира, а не современное стихотворение. Да, верно, но только так, погружением читателя в современный контекст мы создаем то ощущение, которое возникало у слушателя (читателя) этого сонета в шекспировские времена - а это и есть задача переводчика. (Вот почему, в частности, в переводе этого сонета, как, впрочем, и всех сонетов Шекспира, неуместны любые архаизмы, которые разрушают восприятие стихотворения современным читателем).
Что же касается цельности моего перевода и его силы - судить об этом не мне.




Владимир Козаровецкий, поэтический перевод, 2006

Сертификат Поэзия.ру: серия 986 № 45106 от 26.05.2006

0 | 4 | 30445 | 20.04.2024. 13:23:49

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []


О 66 сонете можно говорить очень много. И существует много вариантов перевода его, и поэтичные, и не очень, и точные, и не очень. Хороший подстрочник сделан А. Шаракшанэ в книге У.Шекспир «Сонеты», «Азбука-классика», 2004. Когда я переводил этот сонет, то приблизительно так же понял текст. Но дело не только в трактовке того или иного слова, той или иной фразы.

Для понимания 66 сонета надо знать так же и состояние английского общества того времени, то есть конца XVII века, века правления старой королевы Елизаветы.
Во-первых, с 80-х годов в Англии усиливается борьба англиканской церкви с католичеством. Особенно эта борьба приняла страшные формы после поражения в 1588 году «Великой Армады» католической Испании. Католицизм в Англии в эти годы находился вне закона. Католики преследовались, сажались в тюрьму, шли на эшафот. Как, например, дядя Джона Донна Джаспер Хейвуд, или знаменитый поэт-священник, знакомый с Шекспиром (они показывали друг другу свои стихи), мученик Роберт Соутвелл, повешенный в Тибурне в 1591 году. Потому строку Шекспира

And purest faith unhappily forsworn

Нужно понимать именно как «чистейшую Веру, от которой зло отреклись», а не как простое «доверие», которое нарушено. У Шекспира силён именно контекст религиозного преследования. От католичества действительно отрекались многие. Сам Джон Донн перешёл в англиканство в 1596 году, будучи до того католиком. Потому, например, у Пастернака, в его замечательно поэтичном переводе, несколько смягчён этот аспект.

Во-вторых, стареющая Елизавета страшно боялась всяких заговоров, и потому в это годы везде действовали агенты-провокаторы, важный инструмент тайной полиции, возглавляемой Фрэнсисом Уолсингемом, например, как в заговоре Бабингтона, в результате раскрытия которого была казнена Мария Стюарт. Агенты следили за всеми. Знаменитый драматург, соперник Шекспира, Кристофер Марло был тайным агентом, которого потом убрали (убили в кабацкой драке в 1593 году). В тюрьме оказался фаворит Елизаветы, Уолтер Рэли, поэт, авантюрист, воин, один из победителей «Великой Армады». В 1600 году был раскрыт заговор Роберта Деврё, графа Эссекса, молодого любовника Елизаветы. Эссекс был казнён. Атмосфера всеобщей подозрительности пронизывало английское общество того времени. Именно на эти политические настроения и политические события этого периода намекает Шекспир в своей строке

And strength by limping sway disabled

И сила, что шаткая власть сделала немощной,

Шекспир имел ввиду «шаткую власть» Елизаветы. Потому фраза «мощь у немощи в плену» несколько обща, и не передаёт реалий того времени.

В третьих, в 80-90 годы XVII столетия буйствовала цензура. Пьеса Бена Джонсона «Собачий» остров», где имелся намёк на современную Англию, была, после постановки в 1597 году, запрещена. Сама Елизавета на Тайном совете назвала пьесу гнусной. Всех актёров и автора взяли под стражу и посадили. В 1599 году был издан закон о запрещении сатирических стихов вообще. Тайная полиция и Звёздная палата свирепствовали, за злободневный политический намёк в комедии легко можно было попасть в тюрьму. За оскорбление королевы назначалось отсечение носа и ушей. За комедию «Эй, к востоку!» Бен Джонсон и драматурги Чапмен и Марстон попали в тюрьму. За трагедию «Сеян» Джонсона обвинили в государственной измене. Мне кажется, что именно в такой обстановке могли родиться строки Шекспира

And art made tongue-tied by authority

И искусство (мастерство), которому связала язык (авторитарная) власть

Можно ещё много писать о несправедливостях «елизаветинского» правления. Об огромном количестве бродяг и нищих, в которых превращались крестьяне под гнётом лордов, о борделях, куда шли бедные девушки, и которых потом направляли в работный дом Брайдуэлл для «исправления» трудом. Всё это видел Шекспир, и именно эта реальность его возмущала, как любого честного человека. И не надо осовременивать Шекспира. Перевести точно его мысли, зная О ЧЁМ они, зная политическую и общественную обстановку того времени – вот основная задача переводчика. И облечь в поэтическую форму. Но если поэзия - это дар божий, и не у каждого он есть, то проанализировать сонет со всех точек зрения – это в возможностях каждого.

И ещё

Save that, to die, I leave my love alone

Нужно сказать прямо, что my love – это не «мой друг», и не «моя любовь», а «мой возлюбленный». Уже стало аксиомой, что большая часть сонетов Шекспира (или того, кто писал под именем Шекспира) обращены к своему любовнику. И гомоэротическую атмосферу сонетов не нужно упрощать в наше время. Во времена Маршака и Пастернака это было необходимостью, а сейчас можно обойтись и без ханжества. Шекспир не устраивает ведь гей-парада в Москве. :))

Владимир, обычно я избегаю комментировать чужие переводы, но в этом случае, не обсуждая достоинств Вашего текста, я хотел бы сделать одно частное замечание. Я считаю, что сонет 66 -- один из немногих во всем шекспировском своде, где важно точно воспроизвести размер -- это должен быть пятистопный ямб с исключительно мужскими окончаниями. Это диктуется самим содержанием сонета, его строением и внутренней динамивой (нагнетание рубленых строк, где в каждой -- очередной пункт приговора, который поэт выносит своему времени и обществу). Никакие другие варианты размера здесь не подходят. (Обратите, кстати, внимание, что Пастернак перевел именно так. А вот Маршак -- нет.)
Хотелось бы услышать и мнения других коллег по этому поводу.
С уважением,
АШ

Господа Козаровецкий, Лукьянов и Шаракшанэ!
Полемика между всеми вами очень интересна и поучительна для многих читателей, профессиональна, повышает интеллектуальный уровень сайта, побуждает к более глубокому проникновению в проблему, и за это вам всем большое СПАСИБО!
Но хотелось бы, чтобы в полемике не просматривались иногда следы взаимных самолюбивых подозрений и желание уязвить оппонента. Это отвлекает от существа дела. Простите мне занудливое морализаторство по этому поводу!

С большим уважением ко всем, ЛП.

Числится и за мной такой грешок:

    Устал от этой жизни я, мой друг,
    Но вежды не спешу навек сомкнуть,
    Хоть тошно видеть, как легко вокруг
    Всем полуправда заменяет суть.
    Мамоне в жертву совесть принесли,
    Торгаш презренный, ныне - соль земли,
    Кумиром стал тщеславный лицедей,
    А красота - товаром для людей.
    Герой за подвиг дорого берёт,
    В цене и лицемерие и лесть,
    Но дешевеет рыцарская честь,
    И от ума навар уже не тот…

    Короче – не зажился бы и дня,
    Тут, если б стало лучше
    без м е н я…

:о)bg