Тебе, до новой встречи, я сейчас

   Шлю жертву – соль свою в запас:

Жена с детьми обрадуются дару,

   И Гений твой благой, и лары;

Приятно вспомнить твой радушный дом,

   Где кухня – дымный храм, а в нём

Такие ароматы от жаркого,

   Что все идут покушать снова.

Стоят в говяжьих рёбрах вертела –

   Не напоказ, но для стола:

И путник тощий, и пастух безродный

   Едят здесь часто в день голодный;

Не видел я, чтоб страж чернобород

   Гнал бедных от твоих ворот;

Они открыты всем: и каждый нищий

   Не остаётся здесь без пищи,

На солнце, греясь, может отдохнуть –

   Никто его не смеет пнуть.

Гость получает должное вниманье,

   И никогда на посмеянье

Его не выставит лакей, сказав:

   "Простите, если я не прав,

Но, сэр, всего поели вы – и много,

   Пора заканчивать, ей-богу:

Что гость, что рыба (знаете о том)

   На третьи сутки – с запашком;

Прошу вас, сэр, уже уйти отсюда –

   Попробуйте другие блюда

В других домах; а здесь желанны вы,

   Как острый соус для халвы.

Тот, у кого приличные манеры,

   Кто сам во всём имеет меру,

Не станет ждать, как вы, второй обед“.

   Но у тебя такого нет!

Твоя прислуга щедро и сердечно

   (Тобой научена, конечно),

С душой открытой всех твоих гостей

   Встречает прямо у дверей, -

Чтоб каждый знал, что, как в века былые,

   Друг другу все теперь родные.

С тобой сей кодекс чести тех времён

   И возрождён, и сохранён;

Он стал твоим залогом славы ныне –

   Она продолжится и в сыне.

И ты, трибуну римскому сродни,

   Благословляешь пира дни;

Не держишь злобных слуг, что склонны к ссорам,

   Иль смотрят на гостей с укором,

Следя, дабы никто из них не смог

   Получше ухватить кусок;

И твой лакей не щиплет гостя в спину,

   Когда тот жадно ест свинину

И на козлёнка (чудо как хорош!)

   Нацеливает жадный нож;

Дворецкий не одёргивает взглядом

   Случайно оказавшись рядом.

Нет, хлеб, вино, весёлый эль, салат

   Для Требия здесь не хранят,

Но за обедом все, без исключенья,

   Едят любые угощенья.

Гостеприимен ты, как бог Зевес:

   Никто не остаётся без

Твоих застолий сытных, и при этом

   Готов ты всех встречать с приветом.

Есть куропатка, кроншнеп, гусь, бекас,

   Фазан, погоныш, - всякий раз

Вкушая их, тебе услышать лестно,

   Что эти кушанья известны

В любом конце стола – все хвалят их

   И ждут напитков дорогих.

Твоё вино бессмертное искрится;

   Улыбками сияют лица,

И розы расцветают от вина

   И от острот; и все до дна

Пьют на пиру, тост поднимая гордо

   В честь милой леди и милорда.

Нет пошлых шуток, грубых сцен, когда

   Иной сгорает от стыда;

Веселье здесь, умеренность имея,

   И яства делает вкуснее,

И аромата придаёт вину;

   Здесь не по капле, не по кувшину

Ту влагу возливают в чары,

   Но щедро, - словно бы Канары

Всецело во владении твоём;

   Здесь много пьют, но пьют с умом:

Не до бесстыдства, столько, чтобы впредь

   О выпитом не сожалеть.

Учён ты, как магистр высоколобый,

   А в экономике – особо:

Умеешь ты домашний хоровод

   Вести изящно: где вперёд,

А где назад иль вбок, и темп движеньям

   Задать, где должно, с ускореньем.

Устойчивости дому придают

   Твоей души великий труд

И в доме двое Гениев, радетель:

   Величие и Добродетель.

В дубовых сваях заведётся гниль,

   И мрамор превратится в пыль, -

Лишь Добродетель строит дом надёжно:

   И дать отпор Судьбе в нём можно.

Таков твой дом; И жить ему в веках:

   Ты основанье в нём – не прах,

Что часто подвергается усадке;

   Ты сам участвовал в закладке

Сего строенья, что, как монолит,

   На Добродетели стоит:

Ударом не разбить ни стен, ни башен –

   Таран времён ему не страшен;

От разных бедствий и невзгод оно

   Лишь крепнет, не повреждено;

Слабеет Добродетель без борений –

   И расцветает средь лишений.

Нет, не за счёт других твой дом и ты

   Достигли этой высоты:

Ты для зеркал иль украшений медных

   Не обдирал налогом бедных;

Аренды не взимал с несчастных вдов

   На золоченье потолков

Иль на постройку бани с балдахином –

   Купаться в молоке ослином;

И ни монетки у сиротских чад

   Не брал ты, чтоб купить гагат, -

Иначе б видел, что твои колонны

   Слезами деток увлажнённы.

Здесь доски с алтаря не позовут

   В Палату Звёздную на суд;

И бранные слова давно забыты;

   И Небеса тебе открыты.

Будь прям в пути, чтоб праведник любой

   Поклясться мог самим собой:

“Вот Пембертон, кто научил всех строго

   Хранить в душе и в сердце Бога”.

Людей достойных не ищу в пример –

   Они в тебе, наш добрый сэр.

Robert Herrick

377. A Panegerick to Sir Lewis Pemberton

Till I shall come again, let this suffice,

   I send my salt, my sacrifice

To Thee, thy Lady, younglings, and as farre

   As to thy Genius and thy Larre;

To the worn Threshold, Porch, Hall, Parlour, Kitchin,

   The fat-fed smoking Temple, which in

The wholsome savour of thy mighty Chines

   Invites to supper him who dines,

Where laden spits, warp't with large Ribbs of Beefe,

   Not represent, but give reliefe

To the lanke-Stranger, and the sowre Swain;

   Where both may feed, and come againe:

For no black-bearded Vigil from thy doore

   Beats with a button'd-staffe the poore:

But from thy warm-love-hatching gates each may

   Take friendly morsels, and there stay

To Sun his thin-clad members, if he likes,

   For thou no Porter keep'st who strikes.

No commer to thy Roofe his Guest-rite wants;

   Or staying there, is scourg'd with taunts

Of some rough Groom, who (yirkt with Corns) sayes, Sir

   Y'ave dipt too long i'th' Vinegar;

And with our Broth and bread, and bits; Sir, friend,

   Y'ave farced well, pray make an end;

Two dayes y'ave larded here; a third, yee know,

   Makes guests and fish smell strong; pray go

You to some other chimney, and there take

   Essay of other giblets; make

Merry at anothers hearth; y'are here

   Welcome as thunder to our beere:

Manners knowes distance, and a man unrude

   Wo'd soon recoile, and not intrude

His Stomach to a second Meale. No, no,

   Thy house, well fed and taught, can show

No such crab'd vizard: Thou hast learnt thy Train,

   With heart and hand to entertain:

And by the Armes-full (with a Brest unhid)

   As the old Race of mankind did,

When eithers heart, and eithers hand did strive

   To be the nearer Relative:

Thou do'st redeeme those times; and what was lost

   Of antient honesty, may boast

It keeps a growth in thee; and so will runne

   A course in thy Fames-pledge, thy Sonne.

Thus, like a Roman Tribune, thou thy gate

   Early setts ope to feast, and late:

Keeping no currish Waiter to affright,

   With blasting eye, the appetite,

Which fain would waste upon thy Cates, but that

   The Trencher-creature marketh what

Best and more suppling piece he cuts, and by

   Some private pinch tels danger's nie

A hand too desp'rate, or a knife that bites

   Skin deepe into the Porke, or lights

Upon some part of Kid, as if mistooke,

   When checked by the Butlers look.

No, no, thy bread, thy wine, thy jocund Beere

   Is not reserv'd for Trebius here,

But all, who at thy table seated are,

   Find equall freedome, equall fare;

And Thou, like to that Hospitable God,

   Jove, joy'st when guests make their abode

To eate thy Bullocks thighs, thy Veales, thy fat

   Weathers, and never grudged at.

The Phesant, Partridge, Gotwit, Reeve, Ruffe, Raile,

   The Cock, the Curlew, and the quaile;

These, and thy choicest viands do extend

   Their taste unto the lower end

Of thy glad table: not a dish more known

   To thee, then unto any one:

But as thy meate, so thy immortall wine

   Makes the smirk face of each to shine,

And spring fresh Rose-buds, while the salt, the wit

   Flowes from the Wine, and graces it:

While Reverence, waiting at the bashfull board,

   Honours my Lady and my Lord.

No scurrile jest; no open Sceane is laid

   Here, for to make the face affraid;

But temp'rate mirth dealt forth, and so discreet-

   ly that it makes the meate more sweet;

And adds perfumes unto the Wine, which thou

   Do'st rather poure forth, then allow

By cruse and measure; thus devoting Wine,

   As the Canary Isles were thine:

But with that wisdome, and that method, as

   No One that's there his guilty glasse

Drinks of distemper, or ha's cause to cry

   Repentance to his liberty.

No, thou know'st order, Ethicks, and ha's read

   All Oeconomicks, know'st to lead

A House-dance neatly, and can'st truly show,

   How farre a Figure ought to go,

Forward, or backward, side-ward, and what pace

   Can give, and what retract a grace;

What Gesture, Courtship; Comliness agrees,

   With those thy primitive decrees,

To give subsistance to thy house, and proofe,

   What Genii support thy roofe,

Goodnes and Greatnes; not the oaken Piles;

   For these, and marbles have their whiles

To last, but not their ever: Vertues Hand

   It is, which builds, 'gainst Fate to stand.

Such is thy house, whose firme foundations trust

   Is more in thee, then in her dust,

Or depth, these last may yeeld, and yearly shrinke,

   When what is strongly built, no chinke

Or yawning rupture can the same devoure,

   But fixt it stands, by her own power,

And well-laid bottome, on the iron and rock,

   Which tryes, and counter-stands the shock,

And Ramme of time and by vexation growes

   The stronger: Vertue dies when foes

Are wanting to her exercise, but great

   And large she spreads by dust, and sweat

Safe stand thy Walls, and Thee, and so both will,

   Since neithers height was rais'd by th'ill

Of others; since no Stud, no Stone, no Piece,

   Was rear'd up by the Poore-mans fleece:

No Widowes Tenement was rackt to guild

   Or fret thy Seeling, or to build

A Sweating-Closset, to annoint the silke-

   soft-skin, or bath in Asses milke:

No Orphans pittance, left him, serv'd to set

   The Pillars up of lasting Jet,

For which their cryes might beate against thine eares,

   Or in the dampe Jet read their Teares.

No Planke from Hallowed Altar, do's appeale

   To yond' Star-chamber, or do's seale

A curse to Thee, or Thine; but all things even

   Make for thy peace, and pace to heaven.

Go on directly so, as just men may

   A thousand times, more sweare, then say,

This is that Princely Pemberton, who can

   Teach man to keepe a God in man:

And when wise Poets shall search out to see

   Good men, They find them all in Thee.