Стихотворение – метафорический разговор с Богом. «Когда любишь мир, слышишь небесную музыку». Природа – это среда, которая приближает к истине. Видеть образ в каждой эмоции – дар, характеризующий поэтическое творчество Луизы Глик.

В своем эссе из книги «Proofs and Theories: Essays on Poetry» (1995) под названием «Disruption, Hesitation, Silence» она пишет: «... Мне кажется, что в искусстве нужно использовать силу незавершенности. Весь земной опыт частичен. Не только потому, что он субъективен, но и потому, что то, чего мы не знаем, о вселенной, о смертности, намного обширнее того, что мы знаем. То, что не завершено или разрушено, участвует в этих тайнах. Проблема в том, чтобы создать целое, которое не утратило бы этой силы» (перевод мой).

В стихотворении, с которым мы знакомимся в переводе Иды Лабен, представлена идея о том, что жизнь имеет определенную общую основу, в которой слияние различных, вплоть до взаимоисключения, фрагментов образует простое гармоническое целое. Переводчик убедительно справляется с отображением двойственности контраста в характере и вере и с раскрытием того, где и как они пересекаются, в чем Луиза Глик преуспевает как поэт.  

Овидий, "Метаморфозы", книга 13 Вланес

Спор Аякса и Улисса за обладание доспехами Ахилла, падение Илиона, напрасно простертые к небу ладони жертв, потрясающий пример достоинства и самообладания троянской царевны Поликсены, которая в самый момент гибели от руки жреца постаралась упасть поприличней, чтоб женское тело / полностью не обнажать, целомудренный стыд сохраняя; мучения Гекубы, сумевшей отплатить врагу, не забывая про месть, лишь про годы свои забывая.

Гибель во фригийских полях и новое воплощение Мемнона, сына невыносимо скорбящей о нем богини Авроры; чудесное спасение Энея, проплывшего между Сциллой и Харибдой – все эти сюжеты представлены в замечательном переводе Вланеса 13 книги «Метаморфоз» Овидия.

Стоит заметить, что образ рождения алого цветка из земли, напоенной кровью, неоднократно повторен в мировой поэзии.

Движущая сила поэзии Пимена Панченко – ее драматический лиризм. Лирическая исповедь поэта – это не только радость, но одновременно и непримиримость ко всему, что стоит на пути к главным человеческим ценностям во всех проявлениях бытия. Обычное жизненное рассуждение соотносится у него с острой проблемой общественного значения.

Не громкая фразировка, а спокойная уверенность сильного духом человека ощущается в поэтическом голосе Пимена Панченко. В нем не созерцательство жизни, а сама жизнь, ее сущность и смысл, составляющие глубоко личную заботу поэта.

Война для него – это жестокая бессонная память и мерило нравственной чистоты, преданности идеалам, за которые заплачено кровью, страданиями и жизнями. Чувство фронтового братства отзывается печальным сожалением, когда кто-то потихоньку отступает и, «окопавшись в огороде» или пьянствуя, оседает в вязкой топи быта, предавая клятву, данную в огне. Перевод Н.Корди бережно передает лирическую тональность стихотворения.

В этом глубоко личном меланхоличном стихотворении-размышлении о внутреннем мире поэта отражение вечной темы Гессе о духовном пути человека, в одиночестве не утратившего надежду и поиска смысла. Ночь – метафора перехода из реальности в мир грёз, воспоминаний, внутренней жизни. ЛГ уязвим, но открыт чуду. Его внутренняя жизнь богата и контрастирует с внешней реальностью. Простой, но образный язык Гессе передан переводчиком В.Марининым с подлинным чувством и искренностью, но и с оттенком горькой иронии, что определяет выбор лексики:

…Рюмку виски – прямо в горло;

Слышу стон души я в глотке,

Будто ей дыханье спёрло.

Наконец, из бездны кротко

Луч предутренний вползает;

Взглядом день меня терзает

За грехов моих ошмётки.

Грамматическая структура стихотворения скрупулезно сохранена, как пример: (…lieg ich / schmieg ich – ворошу я / чуть дышу я).

Непостижимым образом, из неизбывной меланхолии и грусти рождается утешительная надежда – наверное, это и есть поэзия, поддержанная и донесенная мастерством переводчика.

 

Стихотворение Уолтера де ла Мара – это медитативное размышление о страхе смерти, тревожных снах, времени и любви. ЛГ задаётся вопросом: откуда пришёл пугающий сон? Было ли это предупреждение? Иллюзия? Или голос любви, уставшей и сокрушённой? Или, может, сам поэт перешёл границу сна и смерти?

Художественное чутье переводчика В.Кормана позволяет нам познакомиться с талантливым переосмыслением стихотворения и переносом его на почву русского языка. Стихотворение, вдохновленное оригиналом, передаёт настроение, в основе которого дух сна, смерти, тревоги и смятения. Сохранены размышления о времени, любви, истине. Перевод поэтично рисует тревожный, но не безнадежный сон, в котором надежда преобладает над страхом.