Райнер Мария Рильке. Со смотровой башни

Опубликовать этот давний перевод из «Жертв ларам» Рильке я обещал Алене Алексеевой. Теперь настала пора сдержать обещание. И, кстати, есть повод поговорить о таком весьма неоднозначном явлении, как множественный перевод.

В советские времена, которые зацепили меня краем своей относительной благодати, термин «множественность перевода» был едва ли не ругательным. Тезис советской системы «экономика должна быть экономной» действовал и в области поэтического перевода. Единичная строка переводной поэтической продукции стоила, если мне не изменяет память, ровно 0,6 руб. (одна условная единица валюты). Если взять за норму 25 строк/день, то маститый переводчик мог заработать в день 15 руб., что было для тогдашних времен весьма неплохим заработком. Например, доцент политехнического университета мог рассчитывать на зарплату в 320 руб./мес., примерно на то же претендовал квалифицированный слесарь. Больше зарабатывали только академики, фарцовщики и рубщики мяса в Елисеевском.

Более того, если оный маститый был знаменитостью, скажем, Самуилом Яковлевичем, то общие гонорары резко повышались за счет переизданий. Можно было за плату (не в том смысле, что за взятку!) переиздать свои старые переводы 6 (шесть!) раз. Иногда кому-то везло. У Самуила Маршака была своя «школа», свои адепты и горизонтально-вертикальные связи, поэтому ему везло гораздо чаще.

Ясно, что тогдашние маститые боролись за свои теплые места до кровавых царапин (имен называть не буду). Даже и за одно издание (0,6 руб. строка) были гладиаторские бои. Если издатель им (маститым) в пику в очередное издание, скажем, немецких романтиков, продвигал кого-то из молодых да ранних, то поднималась такая буря в стакане, что мама не горюй. Оные маститые писали письма в партийные инстанции, подкарауливали с кислыми рожами новичка в самых неудобных местах, а то и унижались до прямых подстав. Что касается обвинений типа «да вы, батенька, не знаете немецкого языка», так это вообще было в порядке вещей.

Экономика должна быть экономной, а оплачиваемый перевод – единственным. Конечно, этот тезис вызывал сомнение даже в те благословенные (для общей культуры масс) времена. Например, мой учитель Альберт Карельский крайне негативно относился к переводам Пастернака, считая их чересчур, ну что ли, залихвастскими. Так-то оно так, и слово «угомон» в переводе «Uber allen Gipfeln ist Ruh» Гете меня самого крайне раздражает, но весь вопрос в том, что надо бы достичь уровня Гете, если уж пришла блажь вольничать, а этого-то как раз и не удается. Причем никому, ну разве что Жуковскому. Только отчасти и Лермонтову. Или достичь уровня Пастернака, если уж пришла блажь соблюдать буквальность в переводе тех или иных языковых конструкций оригинала. Причем, судя по всему, ничто из перечисленного выше невозможно в принципе (если переводчик обычный, уровня какого-нить Маршака или Лозинского, уж точно не Лермонтов и не Жуковского-Пастернака!), а не по желанию соискателя переводческой славы имярека, который, мол, не постарался как следует (забыл немецкий!) или не достиг некоего умозрительного эталона гениальности. Пересказ или дайджест – это, с моей точки зрения, очень сомнительные, пусть и порой коммерчески-успешные, варианты решения проблемы адекватного перевода исторически значимых художественных текстов. Для разных местных радио-пьес, гарантирующих режиссеру славу, – да, наверное. Да, порой для контакта с массами такое возможно и в поэзии, но – без меня. Я лично новизны не ищу, хотя и зря (может быть).

Оговорюсь, что множественные переводы в их современном изводе кажутся мне совершенно избыточным явлением. Другое дело – изменения в парадигме концепций, связанные с изменениями в окружающей языковой и ментальной реальности, которая не соответствует реальности оригинала. Причем «реальность оригинала» - это и форма, и содержание. Рильке Алены Алексеевой мне импонирует. Импонирует именно потому, что я вижу тут определенную «школу», меняющую самый взгляд на Рильке, раскрывающую те глубины в этом таинственном поэте, какие не были видны предшественникам. То, что те «не видели», это в порядке вещей. Микушевич вообще любил повторять нам, молодым да ранним, что век переводного стихотворения недолог, ну эдак лет 20-цать. А потом надо переводить, мол, заново. Но я не гуру и не издатель, чтобы вынести некий окончательный вердикт, кто есть «ху». Я просто «так живу». Причем довольно давно. Пока все.

 

 

С обзорной башни

 

То желудем, то тонким черенком

глядятся сверху куполá и шпили

тысячеглавой Праги; в льстивом стиле

льнет душный вечер к башенкам тишком.

 

Там, в черном теле Старе-Место, две

близняшки-башни – храм Святой Марии.

Их шпили-усики, как видно, не впервые

фиалковых чернил хлебнули в синеве.

 

Vom Lugaus

Dort, seh ich Türme, kuppig bald wie Eicheln

und jene wieder spitz wie schlanke Birnen;

dort liegt die Stadt; an ihre tausend Stirnen

schmiegt sich der Abend schon mit leisem Schmeicheln.

 

Weit streckt sie ihren schwarzen Leib. Ganz hinten

sieh St. Mariens Doppeltürme blitzen.

Ists nicht: Sie saugte durch zwei Fühlerspitzen

in sich des Himmels violette Tinten!

Игорь Белавин Песни, поэтический перевод, 2023

Сертификат Поэзия.ру: серия 3879 № 178900 от 07.12.2023

1 | 23 | 418 | 27.11.2024. 23:32:33

Произведение оценили (+): ["Бройер Галина"]

Произведение оценили (-): []