Иоахим Рингельнац. Моряцкая верность

Nafikare necesse est. – Увы!

Помню лучше всех невест Альвину.

Желатин очей ее невинных

Соком стал кладбищенской травы.

Она любила петь, ломая пальцы:

«Я жду тебя, охотник из Курпфальца»,

 

В веселье постоянна, как пассат.

Воскресным днем ее похоронили

На пустоши, где в первый раз любили

Друг друга мы, и вереск был наш сад.

 

В четверг я выкопал ее,

Мне показалось – у нее

Ушные мочки как-то шли вразлад.

 

А в пятницу опять зарыл мой клад.

 

На пустошь пробирался, словно тать я,

Во вторник снова вырыл, и от платья

Отрезал желтый шелковый лоскут.

Его потом мои носили братья,

Порвав на галстуки – всем  по куску.

 

Я преданно копал и не сдавался.

Ужасный вид ночами открывался:

Довольно было сырости сгуститься –

Альвина начинала вдруг светиться.

А я привязан к ней был навсегда,

Хотя местами из нее сочиться

Уж стала синеватая вода.

 

Из гроба. В гроб. Из гроба. В гроб. Недели,

Как воронье над падалью, летели.

Шел неприятный запах от Альвины.

Изъели  черви нос наполовину.

Воняло, как из тысячи утроб,

И я блевал, как в качку, прямо в гроб.

 

Простите за подробности. Но к лету

Осталась только чистота скелета.

Кости рассыпались, блестящи и нежны,

И стали вдруг мне больше не нужны.

 

И вот креплю я шкот на грота-гике

На шхуне, отходящей на Икике,

 

И никогда не возвращусь опять –

На вересковой пустоши копать.

 

Невесты мертвые должны спокойно спать.

 

 

 

 

 

 Joachim Ringelnatz. Seemannstreue

 

Nafikare necesse est.
Meine längste Braut war Alwine.
Ihrer blauen Augen Gelatine
Ist schon längst zerlaufen und verwest. –

Alwine sang so schön das Lied:

„Ein Jäger aus Kurpfalz“.

Wie Passatwind stand ihr der Humor.
– Sonntags morgens wurde sie bestattet
In der Heide, wo kein Bäumchen schattet,

Und auch ihre Unschuld einst verlor.

Donnerstags grub ich sie wieder aus.
Da kamen mir schon ihre Ohrlappen
So sonderbar vor.

Freitags grub ich sie dann wieder ein.

Niemand sah das in der stillen Heide. –

Montags wieder aus. Von ihrem Kleide,
Das man ihr ins Grab gegeben hatte,
Schnitt ich einer Handbreit gelber Seide,
Und die trägt mein Bruder als Krawatte. –

 

Gruslig war’s: Bei dunklem oder feuchten

Wetter fing Alwine an zu leuchten.
Trotzdem parallel zu ihr verweilen
Wollt ich ewiglich und immerdar.
Bis sie schließlich an den weichen Teilen

Schon ganz anders und ganz flüssig war.

 

Aus. Ein. Aus; so grub ich viele Wochen.

Doch es hat zuletzt zu schlecht gerochen.
Und die Nase wurde blauer Saft,
Wodrin lange Fadenwürmer krochen. –

 

Nichts für ungut: das war ekelhaft.  –

Und zuletzt sind mir die schlüpfrigen Knochen
Ausgeglitten und in lauter Stücke zerbrochen.

Und so nahm ich Abschied von die Stücke.
Ging mit einem Schoner nach Iquique,

Ohne jemals wieder ihr Gebein

Auszugraben. Oder anzufassen.

Denn man soll die Toten schlafen lassen.

 

Андрей Гастев, поэтический перевод, 2021

Сертификат Поэзия.ру: серия 1777 № 160111 от 26.02.2021

1 | 12 | 640 | 25.04.2024. 16:32:50

Произведение оценили (+): ["Корди Наталия"]

Произведение оценили (-): []