Лингвоэстетические этюды. М.Ю. Лермонтов. Парус.

Обратимся к одному из хрестоматийных текстов – «Парусу» М. Ю. Лермонтова. Его знают наизусть младшие школьники, он детально исследован литературоведами и лингвистами. Вряд ли о «Парусе» можно сказать что-то новое; и поэтому было бы заманчиво приглядеться к нему пристальнее свежим взглядом. Итак. 

Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом...
– Что ищет он в стране далекой?
– Что кинул он в краю родном?..
Играют волны – ветер свищет,
И мачта гнется и скрыпит...
Увы! он счастия не ищет,
И не от счастия бежит!..
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой...
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!..

Младшие школьники привыкли к вариантам «одинокий» и «скрипит», но учащиеся старших классов должны видеть здесь подлинно лермонтовское написание слов, а точнее – знать, как они произносились. Ученики должны ощущать временную дистанцию, понимать, что это стихотворение – часть другой эпохи, иного мира. Между прочим, такого мира, где возможны грамматические ошибки в молодом литературном языке (у того же Лермонтова читаем: «Из пламя и света // Рожденное слово»), но избегается поэтическая неаккуратность, наподобие неточной рифмы «одинокий – далекой».

Другие орфографические черты текста – употребление упраздненных букв и написание слова «счастие» через «щ» – воспроизводить не нужно, так как они ничего не говорят об особенностях орфоэпии текста, т. е. слова в любой транскрипции читаются одинаково. Пунктуация приведенного текста несколько отличается от традиционной – оформляющей его в хрестоматиях и изданиях Лермонтова. Мы воссоздаем ее по черновому лермонтовскому автографу, пусть даже она в некоторых случаях не соответствует правилам (тире в пятой строке, написание «он» со строчной буквы после восклицательного знака – в седьмой, запятая – там же).

Судя по автографу, стихотворение было написано сразу, без затруднений. В нем всего два исправления, причем сделанных немедленно. Сначала поэт написал: «парус отдаленный» и тотчас же переправил на «одинокий»: во-первых, тема удаленности возникнет в последующем тексте («в стране далекой»); во-вторых, объективное описание приобретает субъективный опенок. Появляется элемент одушевления «паруса», повод для сравнения с ним самого автора.
(Впрочем, строго говоря, описание не совсем объективно с самого начала: уже слово «белеет» указывает на воспринимающего наблюдателя. Максимально объективный рассказ выглядел бы иначе - например: «Белый парус...»)

Другое исправление: «он ничего не ищет» – «счастия не ищет». Лермонтов с ходу отверг первый вариант, даже не дописав его. Бесцельность блужданий паруса сменилась иным значением – сложности и противоречивости его стремлений.
Авторы научных работ по лингвистическому анализу текста рекомендуют применять статистический метод. Последуем их совету. Основная лексика стихотворения распределяется по трем группам частей речи.

1) существительные – парус, (в)тумане, моря, (в) стране, (в) краю, волны, ветер, мачта, счастия, (от) счастия, струя, лазури, луч, солнца, бури, (в) бурях, покой (17);
2) прилагательные – одинокой, голубом, далекой, родном, светлей, золотой, мятежный (17) – все качественные;
3) глаголы – белеет, ищет, кинул, играют, свищет, гнется, скрыпит, (не) ищет, бежит, просит, есть (11).

Имен вдвое больше, чем глаголов, что характерно для описательного текста. Среди существительных преобладают конкретные (парус, море, страна, край, волны, ветер, мачта, струя, луч, солнце, бури). Отвлеченных втрое меньше – лазурь, счастие (употреблено дважды) и покой, близко к ним слово «туман» (формально вещественное). Эта лексика идеально подходит для написания марины (морского пейзажа), для той же цели уместны качественные прилагательные.

Почти все глаголы – несовершенного вида, стоят в настоящем времени, это создает эффект читательского присутствия при описываемой сцене.
Сами эти глаголы выражают не столько активные действий (играют, ищет), сколько цвет (белеет), ложное действие (свищет - речь идет о ветре, поэтому и ложное), желания, стремления (кинул = отверг, бежит = избегает; просит), состояния (гнется, скрыпит, есть). Таким образом, по значению глаголы спокойны, лишены динамики.
На синтаксическом уровне текст отличается высокой степенью организованности: 

Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?.. 

эти строки построены по одним и тем же схемам - грамматической (сохраняется даже порядок слов) и интонационной; то же самое, хотя и в меньшей степени, относится к строкам 9-10: 

Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой... 

Это самые яркие примеры. Есть и другие – нераспространенные предложения в строках 5-6:
Играют волны, ветер свищет, 

И мачта гнется и скрыпит, 

параллелизм следующих за ними строк: 

Увы! он счастия не ишет
И не от счастия бежит, 

а также инверсии (перестановки) в словосочетаниях с прилагательными: парус одинокой, в тумане голубом, в стране далекой, в краю родном, струя светлей лазури, луч золотой; он, мятежный.

Связность текста усиливается и благодаря фонетике – например, аллитерации: (играют) Волны, Ветер, сВищет.
Поддерживается эта связность и пунктуацией: в частности, после каждой второй строки каждого четверостишия стоит многоточие (в первой половине каждой строфы автор рисует картину с натуры, затем делает паузу и комментирует происходящее). Многоточие – рубеж между реальностью и внутренним миром поэта. Каждая строфа пунктуационно и интонационно делится надвое: миры внешний и внутренний, объективный и субъективный симметричны в этом стихотворении.

Подводя итог, можно сказать, что «Парус» – очаровательная марина, зарисовка с натуры, гармоничная по форме, спокойная по интонации, лишенная динамики, напряженности, не имеющая отношения к философской лирике, изобилующая конкретными деталями.

Однако «Парус» производит ПРЯМО ПРОТИВОПОЛОЖНОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ. Начнем с последнего – с конкретности. Почти все существительные, употребленные автором, конкретны, а картина получилась наиабстрактнейшая. Что за парус (вернее, парусник) белеет в морском тумане? В каком море? Южном? Известно, что как раз наоборот в северном – Балтийском (точнее, в Финском заливе), но известно не из стихотворения. Конкретность существительных обманывает нас, не производя ожидаемого эффекта. Перед нами – просто море, просто парус; буря и солнце – образ природы как таковой. Всё обобщенно до предела, до превращения в аллегорию. Так что это не картинка с натуры, а философское размышление.

Слова, употребленные Лермонтовым, – самые простые и обыкновенные, однако многие из них не соответствуют своим реальным значениям. «Парус» – это не движитель корабля, а само судно, «струя» и «луч» – это, конечно, струи и лучи, а в конечном счете – море и небо. Кроме того, соотнесение слов «парус» и «ищет», «кинул», «не ищет», «бежит», «просит», «мятежный» по-новому освещает и «парус». Понятно, что такие слова не могут относиться к кораблю.
В свою очередь, искания и мятежность, соотнесенные с морской стихией, тоже слегка меняют значение. «Мятежный» здесь не означает: склонный к мятежам, восстающий против общественного строя. Это бунт против спокойствия.

Все это слишком очевидно и многократно повторено лермонтоведами. Более того, какой поэт обходится без переносных значений, без метафор и олицетворений! Зато в системе самого стихотворения эти переносы значения приобретают более интересный смысл. В этом тексте всё говорит, даже вопиет, об одном и том же: о разительном НЕСООТВЕТСТВИИ между формальными и фактическими значениями языковых единиц. Очень примитивно и очень неудачно говоря: между формой и содержанием.

Это впечатление усиливают слова – ясные, понятные, прозрачные, однако все время ускользающие. Вот еще один пример: что здесь означает «лазурь» – небесно-голубой цвет или само небо?

И такие контрасты в тексте повсеместны. Мы уже говорили о синтаксической целостности, слитности текста, о параллелизмах, о гармонии. Однако эта синтаксическая гармония только для того и введена, чтобы максимально подчеркнуть ДИСГАРМОНИЮ, выражаемую антонимами: Что ищет он в стране далекой? Что кинул он в краю родном?
Употребленные здесь антонимы – векторные, т. е. по смыслу противоположно направленные. Другой пример: 

Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой... 

Здесь антонимы уже иного типа – взаимодополняющие, как бы замыкающие смысловой круг: низ и верх, море и небо. Формально противоположные, они образуют единое целое (антитетон), которое противопоставляется парусу (антитеза):
А он, мятежный, просит бури.

Лермонтову словно мало лексико-семантической антонимии. Он доводит ее до предела за счет грамматики: противопоставляет слова по виду и времени (ищет – кинул), по роду (в стране – в краю, струя – луч солнца), по синтаксической структуре (в последнем примере противопоставляются слово и словосочетание). Максимальная упорядоченность, таким образом, сочетается с максимальной антонимичностью.

В последней строке «Как будто в бурях есть покой» антонимы тоже усилены грамматикой – противопоставлением по числу. Именно форма множественного числа – «в бурях» – подчеркивает, что это существительное – конкретное. Напротив, «покой» нельзя поставить во множественном числе без изменения его значения, это отвлеченное существительное. Бури и покой – понятия несоразмерные. Покой – это нечто глобальное, всеобъемлющее, конечная цель всех «бурь» – т. е. исканий и треволнений.

Особо следует сказать о строках:
Увы!.. он счастия не ищет,
И не от счастия бежит! 

«Не ищет» и «бежит» – почти синонимы, различающиеся, главным образом, смысловой интенсивностью. Лермонтов располагает слова довольно прихотливо:
счастия – не + глагол
не (от) счастия – глагол
Слова расположены параллельно друг другу: существительное (одно и то же) – под существительным, глагол под глаголом. Но параллелизм сочетается с крестообразностью (хиазмом), когда отрицательная частица перебрасывается от глагола к существительному, и это усиливает антонимию. Она создается словами «счастия» и «не от счастия», все остальное почти совпадает. По сути, слово «счастие» антонимично самому себе, так как в обоих случаях означает явно не одно и то же – и это нормально для стихотворения, в котором все обманчиво, все ускользает. Вероятно, парус не ищет того, что другие считают счастьем, но не отказывается от счастья вообще. Но, возможно, имеется в виду другое: парус ищет сразу не счастья, а бури, как пути к счастью.

Остановимся на глаголах. Как уже было сказано, они не выражают значения активного действия, лишены динамики. Кроме того, почти все они стоят в форме настоящего времени, так как относятся к несовершенному виду. Глаголы совершенного вида в прошедшем времени способны создать картину действий сильнейшего напряжения – например:

 
Ко мне он кинулся на грудь: 

Но в горло я успел воткнуть
И там два раза повернуть
Мое оружье... Он завыл,
Рванулся из последних сил,
И мы, сплетясь, как пара змей,
Обнявшись крепче двух друзей.
Упали разом, и во мгле
Бой продолжался на земле - 

классическая сцена поединка Мцыри с барсом. Полезно сравнить эти клокочущие энергией глаголы с анемичными глаголами «Паруса» – правда, вычлененными из текста. Почему же в стихотворении они производят впечатление сильных и динамичных? Дело в том, что Лермонтов сконцентрировал их в кульминационной точке – в сцене бури. Сгущение глагольности происходит в центре стихотворения – и к этим словам притягивается максимум нашего внимания. Кроме того, Лермонтов точно расставил акценты – глаголы находятся в самых сильных позициях: начала строки или ее конца, т. е. в позиции рифмы.
В пятой строке части речи распределены по принципу хиазма: глагол – существительное – существительное – глагол:

 
Играют волны – ветер свищет.
В следующей строке два глагольных удара следуют подряд:
И мачта гнется и скрыпит. 

В итоге создается впечатление (конечно, субъективное) сходящихся и расходящихся, набегающих друг на друга волн. Таким образом, сами по себе слабые, невыразительные глаголы электризуются, насыщаются мощной энергией.

И так – почти во всем. Лермонтов находит множество средств «зарядить» свою строку. Велика в этом роль пунктуации. Здесь нет ни одной точки, зато в изобилии встречаются восклицательные и вопросительные знаки и многоточия, иногда в комбинации.

Последнее слово здесь – «покой». И сразу же за ним следует восклицательный знак, т. е. слово, которое, на первый взгляд, должно произноситься очень тихо, едва ли не выкрикивается. Причем этот «крик» тут же обрывается: за восклицательным знаком следует многоточие. Интонационные перепады вступают в контраст со словом «покой»: покоя нет! Последнее слово «произнесено», а стихотворение еще продолжается. Из-за экспрессивной пунктуации весь текст воспринимается как мгновенный выплеск эмоций, которые стихают не сразу – еще немного теплятся, когда уже все сказано.
Таким образом, первоначальное впечатление, произведенное частичным стилистическим анализом, приходится корректировать. Важно не сколько в произведении тех или иных языковых средств, а как они располагаются в тексте и, главное, КАК СООТНОСЯТСЯ.

Но зададим себе еще несколько вопросов по поводу этого стихотворения. Прежде всего, в каком направлении движется парусник и насколько реальна описываемая здесь буря?
В первой строфе парус белеет, конечно, вдали. «Голубой туман» говорит о спокойном море. В третьей строфе море тоже спокойно: и «струя светлей лазури», и «луч солнца золотой», и если «мятежный» парус «просит бури», значит, ее нет. Вряд ли он стал бы искать ее на суше – значит, он удаляется. Итак, парус и прежде не был вблизи, теперь стал еще дальше. Погода, как была ясной, так и осталась.
Но во второй строфе описывается буря, а парусник приближается настолько, что мы еще и видим, как «гнется и скрыпит» мачта. Что же происходит? Парусник движется по синусоиде: от берега – к берегу – снова от берега? Или это морской паром? (Или вообще – ладья Харона?). Или сам наблюдатель подплыл к паруснику (в бурном море) и вернулся? И откуда взялась буря? И почему парус ее «просит», если она только что была? Или она промчалась так стремительно, что он не успел насладиться ею? и т. д.

Поэт снова обманул нас: мы предположили, что первые половины каждой строфы содержат зарисовки с натуры, а вторые – мысли автора по поводу того, что он видит. Но второе четверостишие – это целиком внутренний мир поэта: его фантазии, затем его рассуждения, и буря происходит только в его душе.
Колебания, о которых шла речь (то удаление, то приближение паруса, то реальность, то иллюзорность происходящего), нужны именно для данного текста – для стихотворения о колебаниях мятущегося духа, гонящегося, быть может, за призраком и не осознающего причины своих стремлений и исканий. Именно неустойчивость границ между действительностью и поэтом, подлинностью и иллюзией, причем неустойчивость необъяснимая, – вот адекватное впечатление от этого текста.

«Парус» – стихотворение о хаосе и гармонии. Если в «Парусе» говорится о непонятной и опасной стихии страстей, разрушающих гармонию человеческой души, то Лермонтов выработал для такого стихотворения ИДЕАЛЬНУЮ ФОРМУ. Ощущение тревоги, неопределенности создается в «Парусе» через микро-сдвиги, несовпадения между предназначением языковых средств и их реальной ролью в этом тексте, причем сами эти расхождения очень незатейливы. Форма «Паруса» – это гармония, взрываемая изнутри. Мир, кажущийся предельно ясным, оказывается иллюзорным, а сам парус превращается в «летучий голландец» и ускользает от нас.

Александр Флоря