Аркадий Шляпинтох: Одна скрипка на двоих

Всё, что с нами происходит – раньше или позже становится стихами. Кто-то хранит их в памяти. К сожалению, память очень хрупкое хранилище. Бумага тоже не вечна, но это не так важно. Для меня – это зарубки на память. К моему сожалению, даты под своими текстами ставить стал относительно недавно. Но это помогает вспомнить, что беспокоило в то время. Чему радовался, что отвергал. Это как письма самому себе. Будет это интересно кому-нибудь после – хорошо. Нет – тоже хорошо. Это нормально. Интернет позволил делиться чем-то личным с другими. Хорошо это или плохо – судить не берусь. Но это вошло в нашу жизнь, как входит всё новое. Когда-то произведения Жуль Верна были фантастикой. Теперь это реальность. А что-то - уже прошлое. Жизнь продолжается, и это главное.   

Страница автора https://poezia.ru/authors/ashlyapintokh

Аркадий, традиционный вопрос: расскажите немного о себе…

Немного о себе? Сложно. Жизнь уже достаточно долгая. Следующей зимой будет 70. Мне проще писать рассказы о себе, близких людях, их взаимоотношениях. Интересных, на мой взгляд, событий в жизни было много. Мысли о том, что память имеет свойство стираться, пока молод, не осознаёшь. Моя память цепко хранила истории, рассказанные бабушками и дедом. Мамой и папой. А выпало на их жизнь столько – воображения не хватит придумать. Любовь перечисленных – всю жизнь со мной. Дед, могу с уверенностью сказать, был моим самым близким другом с первых моментов, когда себя помню. Сколько было заботы бабушек – невообразимо. Без громких слов, жалоб. Мама – сколько знала стихов на память! Думаю, сотни. Маму без книги не помню. Мама всегда училась. Всегда. В 50 с хвостиком научилась великолепно вязать. Вся семья ходила в её шедеврах. В Чикаго, уже очень больная, она учила английский, вела переписку с друзьями.  Папа. Папа – это абсолютно фантастическая память. Почти до ста лет он помнил всё до мельчайших деталей. Мне казалось, я тоже помню. Но когда мамы не стало, я осознал, что многое я просто не спросил. А память – хрупкое хранилище. И может случиться так, что наши с Розой дети не будут иметь возможности узнать, что было до них. Очень вероятно, им это будет неинтересно. Но мы обязаны сделать всё от нас зависящее, чтобы у них была такая возможность. Почти каждый день я заезжал к папе. И несколько раз затевал делать видеозаписи наших бесед обо всём из прошлого до меня и нашего общего. Думал, однажды на основании записей, сделаю семейный дневник. А потом случилось, мой хороший товарищ рассказал, что его папа, Михаил Лазаревич, всю жизнь вёл дневники и они с братом помогли папе собрать эти записи в книгу и издать. На одном из домашних концертов для пожилых, которые мы устраивали, М.Л. и папа познакомились. Сколько оказалось общего!  Оба – 23-го года рождения. У обоих погибли семьи. Оба воевали. Оба форсировали Одер. Приехали в Чикаго. М.Л. подарил нам свою книгу воспоминаний. И я понял – никогда не наступает завтра. Это отговорки. И начал делать записи наших с папой бесед-воспоминаний каждую свободную минуту. М.Л уже тяжело болел, когда я передал ему проект нашей с папой книги. Там переплелось всё. Истории о стариках и рассказанные стариками. Наши общие истории и отдельные. Так получилось – я был почти всю жизнь рядом с родителями. За несколько недель до ухода, М.Л. передал нам письмо, в котором говорил, как важна эта работа. Называл эту нашу заготовку энциклопедией семьи. Письмо храню, как дорогую реликвию.

 

Это всё не могло не повлиять на вас… Хочется как-то прокомментировать?

Я вырос идеалистом на книгах Джека Лондона, Жюль Верна, историях о героях войны… Нет, я не слепой, оторванный от жизни фантазёр. Я видел несправедливости, абсурд. Но относил это к конкретным людям. Был уверен, что будет лучше. Идея всеобщего братства и доброжелательности – замечательная сказка, с которой и взрослому сложно расставаться. Должно произойти что-то такое…

 

Думаю, это нашло отражение и в жизни…

Да, мне всегда везло на замечательных друзей. В школе, в армии, в институте, на заводах, где довелось работать. Здесь, в Чикаго. Вот такое пожизненное везение. Армия из этого списка самое яркое ощущение дружбы и поддержки. А ведь могло быть совсем иначе…

 

То есть, сразу после школы пошли служить? Почему?

В институт с первого раза не поступил, хотя экзамены сдал совсем неплохо. Мама пыталась добиться справедливости. Ей предложили зачислить меня на другой факультет, но я наотрез отказался. Бедная мама! Сколько это стоило ей здоровья.

 

Но в итоге Вы добились своего?

Поступил после армии. Туда, куда мечталось. Но конструктором двигателей так и не стал.

 

Не сожалеете?

Сожалею? Нет. Жизнь интересней мечтаний. По распределению должен был работать в институте ядерной энергетики Белорусской академии наук. Но вернувшись со сборов после окончания института, получил письмо, в котором мне сообщили, что необходимость в специалисте моего «профиля» отпала.

 

И опять не жалеете?

Жалею? Сто раз – нет! Начал мастером на «Рессорке». Потом стал старшим. Потом начальником. Познакомился с будущей супругой Розой. Это дед постарался. Очень беспокоился за бестолкового свободно гуляющего внука. Спасибо, Дед.

 

Думаю, не ошибусь, если предположу, что у Вашего деда были очень тёплые отношения с Розой…

Роза была на последнем месяце, когда дед уходил. Он был невероятно сильным и физически, и морально человеком. Абсолютно бесстрашным. Понимал, что уходит, но думал о ребёнке, который должен появится, и просил передать Розе его любовь и благодарность, и не пускать её к нему. Может испугаться. Но Роза, его ослушалась. Была рядом. У сына еврейское имя в честь деда.

 

Вы уехали из СССР. Это получилось спонтанно или Вы думали об этом?

Думал ли я об отъезде из страны? Однозначно, нет. Вырабатывал «горячий» стаж. Мог бы выйти на пенсию в 50 лет. Выработал.))

 

Когда решились?

Перестройка подарила сперва много надежд. Но ненадолго. Когда решил, необходимо уезжать? Где-то в 89-м.

 

Что-то конкретное поспособствовало?

Кажется, Горбачёв приезжал в Минск. Были вопросы о повышении цен, обмене денег. Обещал – не волнуйтесь, слухи. А через несколько дней слухи подтвердились. И заводы-гиганты вышли на забастовку. И микроскопический гигант «рессорка» – как все. Рабочие бросили работу. В печах примерно 60-ят тонн металла. Не выгрузить – сгорит. А и надо-то – 20 минут. Уговариваю, объясняю – бесполезно! У самых надёжных, безотказных глаза налиты кровью. Не слышат! Призывы – «подпустить петуха» Пусть горит! Поставил на одну печь на выгонку мастера. Ещё двоих как-то уговорил. Создали стачечный комитет. Меня туда же. Потом как-то рассосалось. Надо начинать работать, а людей нет. Гуляют. Они и так часто в загул уходили, а тут. Опять уговариваю работать в меньшем составе, а это значит, потеря в заработке существенная. Собрал людей в актовом зале. Как объяснил ситуацию, рассказывать не буду. Но объяснил. А у самого в голове крутятся кадры из фильма про революцию, где старого мастера в тачке выкатывают за заводские ворота в мусор. Фантазии дорисовали…

А через какое-то время ко мне подошёл мой заводской товарищ Сергей Михайлович:

– Аркадий, ходят упорные слухи о погроме. И дата известна. Слыхал?

– Слыхал.

– Я не верю, но будет лучше, если заберёшь семью и родителей и побудете эти выходные у меня. Жена с дочками уехала к своим старикам.

 

А Вы и Ваша семья?

Мои родители отказались, а я, с Розой и малышами провели выходные у Сергея.

 

Думали, как поступить?

Решение было принято. Я далеко не герой, но со страхом за себя как-то решаемо. А вот бояться за семью, и просто ждать… Подали документы на выезд. 19-го августа 1991-го ехал в Москву определяться с датой отъезда. Думали ещё месяцев 6-8. А в поезде утром вместо новостей по радио «Лебединое озеро». В очереди за биллетами узнал о путче. Билет взял на ближайшую возможную дату. 18-го сентября. Из автомата позвонил домой. Срочно собирайте только самое необходимое! Приеду – объясню. На улицах Москвы танки.

 

Как дальше ситуация складывалась?

19-го сентября были уже в Чикаго. Если кто-то думает эмиграция просто – это не совсем так. Для детей и молодых – практически незаметно. Для таких как мы с Розой – сложно. Маленькие дети, пожилые родители. Языка практически нет. А с тем, что есть – попробуй ещё рот открыть. Состоявшимся там людям начинать с нуля… Начали. На каких работах начинали – теперь не имеет значения. Но система сама подразумевает – кто хочет – имеет шанс.

 

Даже не спрашиваю, и так понятно, что легко не было…

Трудней всего старшему поколению. Вырвать людей с корнями… А маму с папой второй раз в их жизни.

В общем, работали и работаем тяжело и много. Главное, делаем то, что нам нравится. Ладно. Сайт-то поэтический))

 

А я бы ещё послушала) Но Ваша правда. Итак – помните момент, когда впервые рифма поманила?

«Стихи» начал пытаться писать лет в 10. Потом в армии, когда торчишь на посту – очень располагает. На заводе – как способ выразить своё несогласие. Напишешь какую-нибудь «бяку» и просишь нарядчицу напечатать и подсунуть тому-то. Мол, смотрите, начальник дурака валяет. Знаешь же кто информацией «делится». На вечерней оперативке хмурый директор поднимает глаза. В руках знакомый мне листок бумаги:

– А ты, товарищ Шляпинтох, оказывается стихоплёт?

– Поэт, Виктор Михайлович! Поэт!

Дружно сдерживаемый смех оперативки. Это мой товарищ Сергей недавно в разговоре вспоминал. В Чикаго первые несколько месяцев писал для себя и близких песенки- пометки, нам пока непривычного. А потом жизнь закрутила – лет 16 было не до стишков, пока…

 

Но потом всё же вернулись. Была причина?

Как-то незаметно собралась компания единомышленников. Музыка – связующее звено. Играют, поют. Гитаристов, пианистов много А скрипка только у Розы. Девушка востребованная. А я так, у стеночки отираюсь. Напитки дегустирую, пробую лакомства.

Не скажу, что я в этом деле лучший, но кое-чего могу. Устаю, начинаю скрипачку поторапливать домой. Новые в компании люди ко мне с вопросами, мол, кто такой и какие имеешь права на скрипачку. Отвечаю стандартно заученной мантрой:

– Ейный муж.

– А по жизни?

– Ейный муж. С меня и этого более чем достаточно.

Знакомые посмеиваются, а Роза огорчается:

– Зачем ты так о себе. Ты же всё можешь…

– А вот об этом ни слова. Оставь меня дома, и будет нам счастье.

Но ей для статуса успешной дамы необходим муж. Вот такой пережиток.

 

Я так понимаю, Роза принимает самое непосредственное участие в том, что происходит с Вами в плане творчества. А я-то думала, мне показалось, когда в определённый момент между строк услышала звуки скрипки…) Это чудесно! (Так, я отвлеклась…))  Как же всё-таки произошло, что Вы вновь начали писать стихи?

В какой-то момент супруге попалось объявление о поэтическом турнире в Лондоне. Насела она на меня, давай напиши. Ну, я и написал. Не взяли меня. Облегчённо вздохнул, но через год опять, подавай ей стихи. Правда за этот год она написала музыку к нескольким моим дурацким романсам и теперь кроме дегустации, мне ещё и петь приходится на сборищах. Но теперь меня уже представляют смешным званием «Поэт!» В финал нас снова не взяли, но мы начали общаться на форуме турнира. Девушка моя огорчена ужасно. Прямо жалко её. Понимаю, хочется быть женой поэта, а приходится быть женой механика. Да, с кучей дипломов, но механика. Мне легче – я муж известной скрипачки!

 

Что же в итоге Вы сказали жене? )

– Ладно, любимая, раз тебе так хочется в Лондон – будем в следующем году в финале. Только ты подыграй. Напишу стихи от лица девушки. Звать нашу девушку будут Маша. Фамилию возьмём твою. Мистификации приветствуются. Но читать со сцены женское будешь сама. Коротко – вышла Маша в финал в разделе стихи, а я под своей фамилией в переводы угодил. Как сказала одна замечательная девушка из Лондона, она и не планировала участвовать в турнире. Но когда увидела, что человек с фамилией Шляпинтох переводит – решила, что ей сам Бог велел!)) Приехали в Лондон через Париж, а моя девушка и взбрыкнула. Ты писал – ты и читай. Иначе в книге будет какая-то Маша. В итоге – утром в розовой рубашечке я читал свои женские стихи, а вечером в голубой – переводы. Какие-то куски моих стихов вошли в гимн фестиваля. (Группа «Белый Орёл»). А с какими классными ребятами и девушками там познакомились! Дружим до сих пор. И я понял, поэт – это хорошо. В Чикаго привезли целый чемодан сборников, в которых есть и мои стишки. Словом, вернулся домой поэтом с почти мировым именем. А потом снова сюрприз – Роза подала заявку на П.ру. Это была осень 2009-го года. И вот я здесь. (В 2011 мы ещё раз были на фестивале. Как же было здорово встретиться с уже старыми друзьями!!! Как часто виртуальные противники в реальности оказываются милейшими людьми.)

 

Не могу отделаться от чувства, что не полную картину Вы мне доверили…)

Пока мы живы – картина не бывает полной. Что я знаю точно – без Розиной настойчивости и стремления помочь – моих стихов не случилось бы. Стоил ей этот проект, можно сказать «семейный подряд» – нервов и времени немерено! Научилась печатать по-русски на латинской клавиатуре, чтобы отправлять стихи. Она – мой самый строгий цензор! А когда касается детских стихов и подражаний Шелу С. – вообще жуть. Если говорит – для детей не годится – спорить бесполезно. Не позволит «обкатывать» стихи на своих воспитанниках. Очень часто проверяет, что я делаю, музыкой. Заставляет переделывать.

Да Вы её сами спросите. Она всегда рядом. Это больше её, чем моё.

 

И правда, спрошу с удовольствием: Роза, Вы полностью согласны с тем, что Аркадий о себе, как о творческом человеке, рассказывает? Или есть что-то, что можно было бы уточнить? Как всё это видите Вы?

Екатерина, рада знакомству! Если выложу всё начистоту – где я потом жить буду? ))

Аркадий мужчина обидчивый и упрямый. А память у него в папу. Ничего никогда не забывает. С одной стороны, это замечательно. Всё держит в голове. А с другой стороны…

И хотела, чтобы он забыл, сама уже давно забыла…

Конечно, он не всё говорит. Когда мы встретились, я была совсем ещё девчонкой. И окружение моё – сверстники, мало что понимающие в жизни. А тут уже, можно сказать, сложившийся мужчина. Очень разный. То серьёзный, красиво и внимательно ухаживающий. То абсолютно непредсказуемый, готовый выкинуть что-то такое, что и поверить невозможно, что это взрослый человек. Впрочем, он за сорок с хвостиком лет не изменился. А тогда была удивлена, сколько стихов он помнит. Мог часами охмурять. Любовь к поэзии у него от мамы. Рассказывал, как до меня читал стихи девушкам в компании. Внимательно слушали, а уходили с другими. Говорит – был у друзей на «разогреве». А я вот клюнула.

За годы рядом научилась тоже рассказывать истории. Какие-то, переделывая на свой лад его истории. Какие-то свои. Одна из общих историй:

Когда оказалась в первый раз в их с дедом квартире, обратила внимание на большое количество пластинок с классикой. Подумала, как здорово, что у нас общие увлечения.

Потом, когда появился первенец, спрашиваю:

– А почему ты никогда не трогаешь эти пластинки?

А он смеётся:

– Это джентельменский набор, для охмурения наивных девчонок.

Нет, он любит музыку. И слух у него вполне. Но, похоже, занятия наших детей скрипкой, и мои уроки ученикам, его любовь к музыке поубавили…

Что касается поэтического турнира в Лондоне – было радостно. Как я им гордилась! Обещал – будем в Лондоне – сделал! Он всегда держит слово. Упрямый.

 

Роза, на П.ру все знают, что жена Аркадия – профессиональная скрипачка. И как-то Аркадий упомянул, что, если понадобится, может починить скрипку. Это правда?

Екатерина, (если можно – Катя, а то очень официально)) неужели и правда все знают? Он заказы принимать не начал? После свадьбы моим приданым стало древнее пианино. После перевозки потребовалась настройка. Вызвали мастера. Посмотрел – не возьмусь. Очень старое. Да и настроечный ключ специальный нужен. Я огорчилась ужасно. Аркадий подкалывает, что приданое с подвохом. Но сделал настроечный ключ. Усадил меня за пианино:

– Показывай, где фальшивит!

Я на клавишах, он с ключом – внутри. Заняло меньше часа. Уезжали – новым владельцам отдали ключ для настройки. Пока училась – со всеми ремонтами скрипки, обращалась к мастерам. Заготовку мостика купить – копейки. Подогнать к скрипке – кусается. Опять смеётся – показывай, что тебе надо. На всю жизнь проблема ушла. Только ради экономии стоило выходить замуж. Приклеивал гриф к скрипке, когда дети оставили бедняжку в машине на жаре. Забавное. Над своей скрипкой я трясусь. Не страдивари, но старинная и очень уютная. Дорога, как память. Родители отыскали её где-то в деревне. Отдали реставрировать. Звук – чудесный. Аркадий в какую-то свою поездку на базар (что-то типа барахолки) за инструментом для работы купил скрипку. Пошли в мастерскую, и мою захватили оценить. Я упиралась, но он настоял. Привести найдёныша в порядок стоило двести долларов – тогда для нас – дорого. Но оценили в сравнении с моей – вдвое. Аркадий опять за своё – надули меня с приданым.

Он не боится пробовать. Уверена, умеет всё. Говорит – это от деда. Он уверен, что человек, если хочет, может научиться всему. Главное не бояться испортить. Испортишь раз – в следующий получится. Одна беда. Этот человек – я. Красить, шить, плитку устанавливать, обои клеить… Червей не умею на крючок насаживать. Когда выходила замуж и не предполагала, сколько всего я умею. Если бы знала - подумала бы, зачем мне муж?))

 

Если сравнивать поэтический дар Аркадия с музыкальным инструментом, что бы это могло быть?

Можно сравнить с той старой заброшенной скрипкой)) Много лет валялась без дела. А потом вдруг попала в добрые руки. Сперва робко, неумело, иногда фальшиво – зазвучала. Потом звук окреп. От простого озорного стёба к более серьёзному. Он и с Асей Михайловной в детской комнате начал со стёба. Но А.М. шутить не захотела – и он понял, что детское, даже смешное – очень серьёзно. Ему интересно всё. Гражданское, лирика. Любовная, пейзажная. Басни. Ироничное. Увлёкся переводами англоязычных поэтов, погибших в войнах. Потом Шелом. С. Определённо, его голос окреп. На довольно частых посиделках у костра, ребята поют песни на стихи Аркадия. Мелодии – иногда мои, иногда друзей. Иногда кто-то присылает на почту песню на его стихи с просьбой разрешить исполнять. Было несколько авторских концертов, где стихи, которые он читал на память, чередовались с песнями на его стихи. И скрипка-приданое звучала. Деньги от сборов пошли на благотворительность. Мне сложно сравнить его с одним инструментом. Если очень недоволен мной – литавры.  С детьми – виолончель.  С внуками – квинтет – две скрипки, альт, виолончель и фортепьяно.

Но как бы он не звучал – знаю точно – скучно не бывает.   

 

Могли бы Вы тоже сказать, что знаете, что делать, если инструменту потребуется помощь?

В музучилище у меня был класс об устройстве музыкальных инструментов. Настройке, ремонте.)) Музыкальный инструмент необходимо любить. Без любви даже самая прекрасная скрипка, обладающая волшебным голосом, превращается в просто дерево.

И Душа, вложенная в инструмент Создателем, черствеет в холодных, неумелых руках. Игра на любом музыкальном инструменте требует многолетних упорных занятий. Останавливаться нельзя. С годами играть становится сложнее, но появляются в музыке новые, тёплые оттенки, паузы становятся более значимыми. Еще раз хочу повторить – музыкальный инструмент необходимо любить и беречь. И тогда он будет служить долгие-долгие годы.

 

А старую заброшенную скрипку чинить приходится?

Ох... Приходится. Для Аркадия самое главное – чтобы близким было комфортно и безопасно. Самое страшное для него – когда он ничего не может изменить и приходится просто ждать разрешения ситуации. Это почти всегда связанно со здоровьем близких. В остальных случаях – у него всегда одновременно «варятся» несколько проектов. Это может быть всё, что угодно. 59-го года «Триумф», модернизация лодки, бесконечные придумки для нашего детского сада и внуков. Здорово помогает сайт П.ру. Общение с виртуальными друзьями. Иногда хочется сказать:

– Выбирай! Или я, или П.ру.

Но не рискую. Он плохо предсказуемый. А вдруг ответит...))) 

Часто я выступаю в роли громоотвода. Со мной – он герой! С другими же – такая дужка, хоть ревнуй. Обижаюсь, конечно, но стараюсь понять. Должен же в семье быть кто-то умнее. )) В отличии от грома – он может долго не затихать, и приходится самой делать первый шаг. А куда деваться? Внукам нужен спокойный дед. )) Часто признаётся, что не заслужил такое сокровище, как я. А серьёзно, или, как всегда, подшучивает – поди разбери. Но главное – его надёжность и, что с ним не бывает скучно. Словом, обыкновенная семья. 

 

Роза, у меня такое впечатление, что скрипок, всё-таки, не две, а одна…

Одна скрипка на двоих?  Спасибо за улыбку. Скрипок в хозяйстве собралось… Но всегда звучит одна. Когда-то очень давно, когда только наш семейный дуэт формировался, Аркадий подумывал начать учиться играть на скрипке. Опять же – за уроки платить не надо. Но маленькие дети и бесконечные часы на работе отодвигали планы. Потом жизнь закрутила… А когда стал невольным свидетелем занятий наших детей и моих учеников – к этому вопросу он больше не возвращался. Но не устаёт повторять, что очень волнуется за внуков. У них две бабушки - музыканты.)) Нет, конечно же, одна на двоих. И в подтверждение – история.

Бардовский слёт в Висконсине. На разных полянах расположились группы по интересам. Костры, столы с яствами. Запах шашлыков… Мы приехали уже затемно. Быстро поставили палатку, посидели немного с друзьями и отправились к другим кострам. С близкими друзьями играем и поём часто. Хочется других послушать, поиграть. Да и в других компаниях близко знакомых много. Аркадий гордо носит мою скрипку, приговаривая:

– А если бы женился на арфе???

Стараемся подходить, не привлекая внимания. Из темноты начинаю чуть слышно вторить гитаристам. А дальше – как всегда. Главное удержать за столом Аркадия. А тут – все средства хороши. Тем более, он после рабочего дня, два часа в дороге. Но держится молодцом. Никому не отказывает в желании с ним «подружиться». В палатку возвращались… В одной руке у меня была скрипка, в другой молчаливый, задумчивый супруг.

Аркадий очень часто просит поиграть около озера или на лодке. Но случается редко – влажность. Скрипка может заболеть. А однажды уговорил (заставил) устроится в открытой машине на заднем сиденье со скрипкой и играть. Смотрите! Слушайте. Сперва ругалась. А потом – понравилось. Очень. Прекрасный тёплый день. Ветерок развевает волосы. Знакомые и незнакомые люди улыбаются, приветливо машут руками.

Одна скрипка на двоих – очень точная формулировка…

 

**

Лягушата – ква-ква-ква,

засучили рукава.

Дружно взялись за работу –

их дежурство по болоту.

Надо прополоть кувшинки,

с камыша стереть пылинки,

наловить побольше мошек,

с ряской их скатать в горошек…

(Слухи ходят: там, на суше,

люди так готовят суши.)

Принести старушке жабе

два ведра болотной хляби.

Говорят, у дамы сей

завтра будет юбилей!

Для подсветки – вдоль опушки

разложить рядком гнилушки.

Соберётся всё болото!

Вот забота, так забота!

Будет дядька Водяной,

к сожалению, с женой –

длинноногой злою цаплей –

нос всегда увенчан каплей,

зазеваешься на миг –

цапля клюнет и – кирдык!

С цаплей шутки не шути –

убегай с её пути!

Будет филин-сибарит,

если только не проспит.

Будет выводок мышей –

мама с кучей малышей.

Будет крыса-дирижер

возглавлять болотный хор.

Будет петь жужжаку шмель.

Роет крот метро-тоннель.

Жаворонок даст гастроль.

В лёгкой шубке будет моль.

Обещались на рассвете

быть с визитом жабьи дети,

из соседнего болота…

 

Ква-ква-ква – кипит работа!!!

 

**

Комар. Любовь его, что кровь – чиста.
Он без ума влюблён в мою соседку.
Лишь выйдем вечером поворковать в беседку –
ей расцелует все доступные места.

Прихлопнуть бы его – и все дела!
Не распускай назойливое жало!
Но я стесняюсь хлопать где попало
девиц невинных нежные тела.

Вот вижу: он присел к ней на плечо,
проник в него глубоким поцелуем…
(Как часто мы, завидуя, ревнуем
к тем, кто, рискуя, любит горячо.)

А он – всё глубже жадным хоботком.
Уже набухло юной кровью тело,
когда по-детски, робко, неумело
смахнул соперника берёзовым листком.

 

**

То ли девочка-русалка,

то ли рыбка-человек…

Я любуюсь. Ей не жалко…

Волны, замедляя бег,

нежат то, что под водою –

то ли ноги, то ли хвост.

Солнце машет ей рукою,

позабыв свой важный пост.

Лёгких облаков перины

шепчут девочке:

– Взлетай…

Пять минут-то всей картины,

а покоя – через край!

Ощущение такое –

словно вечность впереди.

И земное в неземное

превращается в груди.

 

**

Случайная ночь у озера Summerset.

 

Скрипка то плакала, то смеялась,
ночь наполняя то плачем, то смехом.
И вдруг, словно на плечи усталость,
тишина опустилась прозрачным эхом.
 
Скрипач отрешённо замер в пространстве
во власти каких-то своих сомнений.
Чёрное небо, в звёздном убранстве,
касалось рассвета крылом сновидений.
 
Месяц блестел отраженьем улыбки,
в глазах безмолвно сидящих рядом.
Скользил по струнам уснувшей скрипки,
просящим о подаянии взглядом.
 
Таял дыханием дым над кострищем,
озеро тёрлось о сваи причала,
когда ощутил себя жалким и нищим

в мире без музыки, что отзвучала.

 

**

Она спешит. Светает. Время пик.
Ребёнок спит, прильнув к плечу уютно.
Дела, карьера – всё сиюминутно
и бесконечен только этот миг.
Как бережно она его несёт.
Любовь в её глазах, как ночь, бездонна.
Сама – почти дитя, дитя-мадонна,
надеждой мир свихнувшийся спасёт.
В сплошном потоке сумрачных людей,
обязанных привычно торопиться.
При встрече с ними вдруг светлеют лица
и мир вокруг становится светлей.

**

Тёрлась боком волна о причал,

солнце падало в зыбкость Гудзона.

Музыкант грусть души выдыхал

в эбонитовый клюв саксофона.

Золотилась закатом река,

истончалась душа в долгом плаче

и дрожал язычок мундштука,

говорить не умея иначе.

Вечерело, сливались в одно

саксофон и его повелитель.

Отзвучавшее эхом давно,

обретало покой и обитель.

Я стоял и смотрел, как вдали

солнце таяло горкой пломбира.

Мы надеялись, но не смогли…

Между нами две жизни… Полмира.

 

**

Люблю тебя, как выплаканный дождь с утра...

 

Ты всё ещё влажна и только всхлипы

где-то глубоко... В окне две липы.

Листья-письма шелестят: «Пора».

Я целую мокрые глаза,

от блаженства таю, замирая.

Отсверкали молнии, гроза

лишь едва коснулась краем Рая.

Новый день подарит нам тепло

и, в который раз, уют прощения.

Что же нас вчера-то так несло?

Ты прости меня, завистникам назло.

Пусть дожди смывают все сомнения.

 

**

Объявление:

– Продаётся рояль.

Отдам недорого в хорошие руки.

Не хватает места – приезжают внуки…

Под крышкой – бронзовая медаль

с берлинской выставки. Дед привёз трофейный.

Приходите, попробуйте, не пожалеете,

если, конечно, играть умеете.

Цвет – коричневый. Нет, скорее – кофейный.

Клавиши – из слоновой кости…

Другой такой не найти – гарантирую.

Если бы не проблемы с квартирою…

Или, знаете, приходите-ка просто в гости.

Поболтаем о жизни. Жизнь – штука странная.

Артрит, выхожу на улицу редко.

Возможно, ещё заглянет соседка,

если вернётся с работы не пьяная.

Пьяная она ко мне – ни ногой!

Стесняется этой своей слабости.

А какие она готовит сладости…

Помню непьющей её, молодой.

О чём это я? Причём здесь соседка?

Звоните. Прекрасный старинный рояль.

Иногда вдруг западает педаль.

Починить – недорого, да и случается редко.

 

**

Жил в зале у окна рояль.

Играл то радость, то печаль.

Но чаще наш рояль молчал.

Он думал о конце начал.

Знал, увертюрный звук сердец,

всегда имеет свой конец.

В аккорде отзвучит струна,

А дальше… Дальше – тишина.

 

Его владельцы – старики

играть любили в три руки.

Старик мальчишкой воевал,

был ранен, руку потерял.

Война – безжалостный палач…

(Какой же без руки скрипач?)

Ему:

– Будь рад – остался жив!

А в голове звучал мотив

войной разорванных небес

и сны, в которых нет чудес.

 

Детей Бог не дал старикам,

жизнь шла… И слёзы по щекам

легли ложбинками морщин,

и не было давно причин

о не свершённом горевать,

но время утекало вспять,

в счастливый предвоенный год…

 

Старик её переживёт

на год разящей тишины…

Эх, если б не было войны…

 

**

Скрипки уснули в тесных футлярах,
трясясь на жестких ложах сидений.
Парнишка в рубашке и шароварах
улыбался принцессе своих сновидений.
В ушах не смолкали мелодии Баха,
они их совсем недавно играли.
Зал был переполнен, но не было страха,
им в музыке грезились светлые дали.
Они целовались в пустом трамвае.
Дробно звучали на стыках колёса.
Когда это было? В апреле? Мае?
Выгнулось время знаком вопроса.
Не было прошлого, дней отдалённых,
Не было завтра, грядущей разлуки…
Город качался и двое влюблённых
крепко держали друг друга за руки.

Ночь хищно кралась вслед за вагоном.
Дрожали стёкла в разболтанных рамах.
Казалось, Бог потревожил звоном
колокола в невидимых храмах…

И они не могли разорвать объятий,
словно сердцами предчувствуя, где-то,
мир, обвалившись громом проклятий,
им уготовил войну и гетто.

 

**

Как и все старики, он казался уставшим евреем.
Под седыми бровями – печальная мудрость в глазах.
Терпко пахло вокруг свежим деревом, лаком и клеем.
Безголосая скрипка младенцем лежала в руках.

 
Звук, ещё не рождённый, покоился в чреве творенья.
Струн ещё не касался уверенным жестом скрипач.
Мастер ждал, а над миром незримо витали сомненья:
что таишь ты, дитя? Звонкий, радостный смех или плач?

 
Как отец, собирающий дочку в далёкие страны,
мастер ласково гладил рукою изогнутость дек.
– Пусть минуют тебя, моё чадо, обиды и раны,
лихолетий невзгоды, а главное – злой человек.

Было в этом прощании что-то, как детство, родное.
Я смотрел, замерев неподвижно, почти не дыша,
словно видел, как хрупкое чудо, творенье земное
наполняет вселенских просторов живая душа.

– Сколько раз ты, старик, отдавал сам себя без остатка,
чтобы голос обрёл плод бессонных фантазий и снов,
чтобы в деках упругих веками таилась загадка
нежных звуков, понятных любому без жестов и слов?

Кто тебя научил? Кто позволил проникнуть в глубины
наших тайных надежд, наших скрытых от взглядов тревог?
Кто вложил мастерство в огрубевшие руки мужчины...
И старик, улыбнувшись, глазами ответил мне:

– Бог.

И добавил, уже без улыбки, с оттенками муки,
выпуская из рук новой кожей блестевший футляр:

– Ты полюбишь её, как и я, за волшебные звуки -

это мой самый лучший, поверь старику, экземпляр.

 

**

Беспомощен влюблённый Бог.
Он сам себе смятеньем тесен.
Мир, копошащийся у ног,
Eму лишь ею интересен.
Подвижен талии узор,
манит прикосновенья шея.
Она смущённо прячет взор,
глаз на Него поднять не смея.
Обычный, в общем, эпизод –
фантазия творящей воли.
В театре вечности живёт
мгновение в пределах роли.
А дальше – бесконечный мрак,
и прах, родившийся из праха.
Но что-то вдруг пошло не так –
Бог мир готов стереть с размаха.
Уже занесена рука,
закат под Ним пылает ало.
Прервут движение века...
Но что же вдруг так сердце сжало?
Она – земное существо...
Признать свою любовь ошибкой?
И стала женщина Его
Божественно звучащей скрипкой.

 

**

Не верь моим словам – я лгу.

Я не парил, сорвавшись с кручи.

Не ночевал с тобой в стогу,

не разгонял руками тучи.

Не раздвигал пучины вод

усилием мечты и взгляда.

Не похищал запретный плод

из зачарованного сада.

 

Не верь моим словам – я лгу.

Я не посмел коснуться чуда.

Остановиться на бегу

и всё бегу, бегу оттуда,

где мог бы обрести покой,

где был любимым и желанным…

Где небосвод над головой

казался бесшабашно-пьяным.

 

Не верь моим словам – я лгу.

Мои слова и жесты лживы.

И всё ж словесную пургу

я буду гнать, пока мы живы.

Надеясь, хоть одно из слов

твоей души коснётся дрожью.

И мир дарованных нам снов

не станет беспробудной ложью.

 

**

Романс.

 

Рояль пока ещё молчит –
Тобою не разбужен.
Забыт холодный зимний день,
Забыт горячий ужин.
Есть только та, с кем много лет
Ты делишь кров и ложе,
Которой в целом мире нет
Прекрасней и дороже.

Рояль пока ещё молчит –
Ты разминаешь руки.
Ещё мгновение – и мир
Заполнят сердца звуки.
Ты будешь, думая о ней,
Касаться нежно клавиш.
Не пальцами, своей душой
Звучать рояль заставишь.

Играя о своей любви,
Возможно, не заметишь,
Как на вопрос в её глазах
Ты музыкой ответишь.
Как, подойдя к тебе, она
Коснётся плеч руками.
Ты музыкой сказал ей то,
Что не сумел словами.