Обзор произведений февральского ТОПа (продолжение)

Февраль – хотя и короткий месяц, но, как оказалось, на этот раз не менее богатый на хорошие стихи, что предыдущие. Во всяком случае, мне кажется, что у нас получился преотличный топ. Традиционно скажу, что в обзоре старалась быть максимально объективной, но ничуть не возражаю против дискуссий.

как тихо стало... (Екатерина Камаева)

Мне импонирует творческое любопытство, любовь к поэтической игре, стремление к разнообразию форм, сюжетов, идей, пусть даже и в контексте репетиций и проб. Может быть я ошибаюсь, но данное стихотворение мне видится – небольшой и тихой отсылкой к поэзии шестидесятников. Не зря здесь упоминается «ахмадулинский слог» – очень яркий образ. Перед нашими глазами сразу же возникают кадры из фильма «Застава Ильича» (тот первый, неотредактированный вариант с вечером в Политехническом): Белла Ахатовна, вскидывая голову, возвышенно почти поет свои стихи публике. Я читаю это стихотворение в таком же тоне. И оно удивительно раскрывается. Это не совсем о том, как вид за окном соотносится с психологическим настроем лирического героя. Это скорее о том, что иногда все человеческое существо фокусируется на том, что считает чрезвычайно важным. И тогда становится удивительно тихо, и тогда свет ложится пятном (прожекторно, как на сцене), и тогда приходит озарение. Не важно, даже, о чем оно. Пусть о прошедшей любви, о потере, о надежде. Или о том, что казалось поначалу неправильным и кривым, но по прошествии времени и многих мыслей, высветилось по-иному. А потом – отошло в тень, чтобы дать место на сцене другому готовящемуся спектаклю. Эта поза, этот пафос, тонкие неоднозначные образы и вполне классическая техника – все совпадает. Да, отличная получилась игра! Впрочем, несмотря на то, что я понимаю, как красиво звучит «свет упал не светом, а пятном» (и смысл понятен), но выглядит этот как «вода бежит не водой, а струей». Довольно странно и не совсем лексически верно. Может быть, над этой строкой еще можно поработать. Хотя шестидесятники никогда не парились насчет таких мелких частностей, как грамматика и стилистика речи! А мы все равно любим их стихи.

Филипок (Алёна Рычкова-Закаблуковская)

Смерть первого питомца почему-то помнишь очень ярко, переживаешь остро, и не можешь оставить в прошлом, сколько бы питомцев не было потом. Я помню свою черепашку, которая так и не вышла из спячки весной, а просто умерла. Никто так и не понял, почему. Зато я на всю жизнь запомнила, что если лапки черепахи свисают и вытянуты свободно, а не втянуты в панцырь, значит, скорее всего, это не спячка, а смерть. С тех пор своих питомцев у меня больше никогда не было. Так что детское горе может иметь большие последствия. «Все кончилось тогда и началось» – не пустые слова. Это боль, которая меняет. Благодаря этому стихотворению также, я перечитала «Филипка» (и еще лучше представила себе маленькую героиню в смешной слишком большой для нее шапке), узнала об этимологии слова «плат» (и о том, что оно родственно слову «платить», как бы странно это не звучало), попыталась понять, можно ли любую похоронную процессию называть «похоронным поездом», и поняла, что детское переживание велико, а потому все вокруг становится большим, торжественным и весомым. Видите, как много всего в этом маленьком стихотворении! Но оно прекрасно не только поэтому, но еще потому что искреннее и яркое. Чертовски подробная картина, нарисованная всего несколькими профессионально отточенными штрихами. Мастер подобрал фон, наметил форму, придал объем и завершил сочными деталями. Но картина не статичная. Здесь есть и крупный план: герои стиха в их зимней одежде, блестящая земля, сныть, торчащая из-под снега. Есть и средний план: мама и бабушка несут на носилках мертвую собаку, следом плетется наш Филипок. Дальний план: маленькие фигурки идут по дороге, над ними низкое белое зимнее небо. Такая простая на первый взгляд история, но еще никогда я не читала стихотворение со стольких планов и углов одновременно. Очень мощный объем. И задело за живое.

Сочи. Межсезонье (Александр Питиримов)

В южных краях ранняя весна или поздняя осень в пасмурную ненастную погоду кажутся еще более унылыми, чем все то же самое, но в нашей привычной «средней полосе». Ожидания обмануты. Надежды попраны. Нигилизм. Депрессия. Ангедония. Сидишь в комнате, не совершаешь ошибку, слушаешь, как барабанит дождь, хотя все то же самое мог бы делать в своем родном городе, не рассчитывая на иную программу развлечений. Всего три шестистрочные строфы – и я погружена в тоскливый импрессионизм межсезонья в Сочи, как в картину «Пруд в Монжероне». Меня затянуло. И не хочет отпускать. Занятно, что уже второй раз в этой обзорной подборке автор сам ставит себе «диагноз», упоминая того или иного художника, поэта. Да, эти нарочито грубые крупные сочные мазки гипнотизируют, заставляют приближаться, хотя вблизи, картина расплывается (и это известный факт). Но – тянет, потому что там внутри скрыта какая-то знакомая червоточина. Понятная и тысячу раз виденная, узнанная с первого взгляда, но не совсем приятная. И тоску и ломоту в костях и дождливую апатию примеряешь на себя слишком живо, слишком на самом деле. Хотя если отойти подальше, позволить себе увидеть картину целиком, видно только хорошо написанное «впечатление».

"где тихо бредят люди лишние..." (Слава Баширов)

«Вдоль тишины, как вдоль стены»… Этот образ запоминается. Не могу отрицать, что раз или два в жизни испытала настолько сильное чувство разобщения, одиночества, что казалось надуманная мною тишина густеет, меняет свои физические свойства, становится видимой и осязаемой, и реально отсекает меня ото всех. Конечно, звучит странно… пока сам не почувствуешь что-то такое. Конечно, отторжение от всего человеческого рода может быть абсолютно иррациональным. Но чувства – на то и чувства. И они имеют вполне ощутимую власть над нами. А если можешь что-то почувствовать, неважно как именно, значит, это что-то существует, пусть и только для тебя самого. В этом контексте и самая первая строчка стихотворения не кажется лишней. Она – на своем месте. Ведь и для сумасшедших их сумасшествие реально. И что есть Истина? Посему стихотворение разворачивается перед нами ночью, когда все теряет четкие очертания, звуки приглушаются, люди спят или бредят или находятся на грани того или другого. Эта грань, стена, какой бы эфемерной не была, для чего-то тоже нужна. Для того чтобы тихонько идти вдоль нее в поисках чего-то необычного, странного, иррационального, неправильного и больного, но прекрасного. Всякий пишущий ночью – этот самый крадущийся вдоль тишины путник, которому обязательно повезет. Необходимое одиночество.

"Лебеди говорили: «Ты гадкий, гадкий!..." (Дмитрий Коломенский)

Как вам альтернативная концовка известной сказки про гадкого утенка? Где лебеди не приняли в свою стаю утенка, превратившегося в прекрасного лебедя, либо потому что он вырос среди гусей, курей и уток, либо потому что все равно в чем-то как-то не был достаточно прекрасен для них. А могло ли быть достаточно? И где критерии этого достаточно? Гадкие утята после взросления вообще становятся прекрасными лебедями? А если становятся, не проявляется ли и в этой красоте что-то такое, что несомненно указывает стае: он был гадким, и где-то в глубине остался таковым? А значит, и стать частью стаи не достоин… Правда жизни? Возможно. Ведь искусство – это не только прекрасные сказки, но и гадкая реальность, в какой бы форме не проявилась ее неправильность. Всегда есть выбор, как именно рассказать историю.

время одуванчиков (Юрий Добровольский)

Хороший верлибр – это настроение, отпечаток случившегося и прожитого или выдуманного и прочувствованного. И мне кажется, «Время одуванчиков» – хороший тому пример. Конечно, первое, что бросается в глаза – омаж на «Время колокольчиков» в названии. Думаю, скорее всего – невольный, потому что смысла он особого не имеет и никак больше не обыгрывается. Для меня «время одуванчиков» – это по старой привычке очень приятное время. Цвести у нас в средней полосе одуванчики начинают в мае, к концу июня уже отцветают. Но именно эти два месяца – самые замечательные в жизни школьника (если только ты не выпускник). Одуванчики значат каникулы. Много-много прогулок на улице, дворовые игры, друзья. Тепло, но еще не жарко. И весь мир – зелено-желтый или зелено-белый под стать настроению. Проблема только в том, что в стихотворении описывается осень: «Все ищу и ищу лучшие эскизы осени / захожу в них». Одуванчики – это бабушки на скамейке, чьи белые пушистые шапочки волос золотит солнце. Красивая картинка. И забавный пример того, как отцветший одуванчик может снова стать желтеньким и молодым. Все зависит от света. Как… в фотографии, о которой речь идет в первой половине стихотворения. Наш герой бродит по дворам в поисках удачного кадра, но ничего не находит. Пока солнце не делает свое дело. Так и какое здесь настроение? Скука и внезапное озарение? Печаль и внезапная надежда? Не знаю. Но это что-то такое короткое, быстрое, вспыхнувшее за считанные секунды, что почти незаметное. Сомневаюсь, что герой стихотворения успел вскинуть руку с камерой и нажать на кнопку. Неуловимое чувство. В конце говорится: «не уноси этот стих / безвозвратно как меня». Кого уносит безвозвратно? Пушинку одуванчика? Фотографический снимок? Мгновение? Кто уносит? Автор? Читатель? Ветер? Столько ассоциаций. Такой яркий кадр. И – сложное настроение.

Тамбурные стихи. (Николай Горячев)

Стихи, написанные в поезде (и вообще – в едущем транспорте) – это стихи с заранее заданным ритмом. Может показаться, что затея скучновата. Но почему тогда раз за разом у разных авторов в разные времена получается так хорошо? И почему для того же самого эффекта не всегда достаточно метронома на подоконнике? Думаю, оттого что ритм в поезде проникает вглубь человека и становится самой его сутью. У чувствительного автора порою не остается ничего, кроме его мысли и ритма, втиснутого в нее. Или мысли, подстроившейся под ритм? Поэтому мне так понравились «Тамбурные стихи» – они чудесным образом музыкальны, хотя просты и даже немного наивны. Виды за окном поезда иногда проносятся слишком быстро, пока еще не спел насладиться или даже как следует рассмотреть, а потому ощущение, что все мимолетно, когда так жалко каждой упущенной детали, становится почти оглушающим. И оно тоже подчинено ритму, который погребен глубоко в нас, которому мы вынуждены подчиняться. И жизнь тоже мимолетна. Мы – в поезде. А поезд быстро несется по волшебному, освещенному фонарями пейзажу, который мы не всегда успеваем рассмотреть. Жаль, что и к нашим попутчикам это тоже относится. Я применила в расшифровке стихотворения метод свободных ассоциаций, потому что и написано оно довольно свободно, легко. Надеюсь, удалось попасть в цель хотя бы раз.

выжмешь (Игнат Колесник)

О несовершенствах человеческого организма говорят часто. Глаз наш может увидеть многое, но не все. Мозг способен обработать за раз не самый большой объем информации. Теперь компьютеры нас обгоняют. Память подводит. Почти любое свидетельское показание, к примеру, можно подвергнуть сомнению. Кстати, и запоминают люди по-разному, точно также по-своему видят сны, мыслят. Кто-то может процитировать учебник, прочитанный в шестом классе средней школы и в ярких красках пересказать какой-нибудь примечательный случай в детском саду. Кто-то ограничивается общим впечатлением и размытыми пятнами-образами. У такого человека эмоциональная сфера развита лучше, вот она и подключается да управляет памятью. Плохо ли это? Сомневаюсь. Многое ли нам надо запоминать в мельчайших подробностях? Зависит, конечно, от профессии, но в обычной жизни – вряд ли. Так в чем проблема? Опять и снова – в неприятном чувстве ускользающей реальности. Знаю по собственному опыту, все проходит, и это проходящее задержать не получится, сколько ни старайся. А ведь стараешься. Делаешь мысленные фотографии, но с течением времени они неизбежно выцветают. И невозможно запомнить все. А если нельзя доверять памяти и собственному суждению, основанному на собственных же чувствах, что нам остается реального и настоящего? Что вообще остается? Может быть, и ничего. Если это что-то не мелькает перед нами каждый день. Вплоть до самого конца. Таким образом человек принужден каждый день сталкиваться с большим количеством утрат, некоторые из которых даже не способен осознать.

Астрономическое (Андрей Ивонин)

«Астрономическое» – это слегка наивный капустничек небесных тел, своеобразный прозрачный намек, камешек в чей-то огород и одновременно топанье ножкой. Основной используемый прием – олицетворение. Что, конечно, избито, но… Но написано мило и не без таланта, потому мне понравилось. Верлибр, как мне кажется, совсем не об астрономии (вряд ли планеты и другие небесные тела действительно сами выбирают себе звезды, вокруг которых будут вращаться), но о неудовлетворенности и комплексе неполноценности, иерархии и социальном протесте. Я бы не удивилась, если бы узнала, что стихотворение написал совсем юный поэт. Но это не так. Впрочем, наверное, многим творческим людям такая поза импонирует. В конце концов – это забавно (учитывая тот факт, что совсем без иронии такие стихи писать невозможно).

Преставиться легко... (Сергей Красиков)

И опять кажется, что автор этого цикла – очень молодой поэт. Наверное, потому что стихи, хотя и выглядят яркими и интересными, ощущаются немного недоготовленными, непропекшимися, как следует, что ли. Первая и последняя часть цикла много лучше второй и третьей. А странные сочетания на первый взгляд случайно выбранных слов заставляют перечитывать и перечитывать цикл. Но яснее не становится. «Липовый клей»? «Спирта крючок»? «Паутина нутра»? Что-то, что должно выглядеть сложно, очень сложно, чтобы никто ничего не понял, а выглядело глубоко и возвышенно. Это понятно – все через такое проходили (если даже не в творчестве, то в работе или учебе). Но я все равно думаю, что цикл Сергей Красикова – на своем месте в топе рекомендованного. Благодаря первой и последней части цикла и выбранной теме. Детство – беспроигрышный вариант. И если первое и четвертое стихотворения – о мечтах, надежде и счастье, то второе и третье – об обрушении всех надежд и безвозвратности детства. Черное, больное и излишне пафосное закольцовано светлым и радостным, обрамлено чем-то искренним и настоящим. Обычно бывает наоборот. Фальшь и позу легче разглядеть в возвышенном и прекраснодушном. Хотелось бы верить, что стихи эти писал человек, который только хочет казаться Печориным и Чайлд-Гарольдом, потому что там, где я автору поверила, там есть свет и потенциал.

Терцеты молчания (Александр Куликов )

Ну, наконец – терцет, достойный «Божественной комедии»! Во всяком случае, глубина скрытого за молчанием трех волхвов этой истории почти такая же наполненная как то, из чего герои стиха причастились (перед тем, как все стихло). А если серьезно, это просто очень забавное и хорошее стихотворение. И никакие критические разборы ему не нужны.

Любите врагов ваших (Кавалеров Павел)

Конечно, бравурный маршевый пафос – не лучший художественный прием (и в общем – вовсе не прием). Но иногда простое требует простого языка. А простота тяготеет к простой, может быть, даже чуточку наивной, обертке. Так хороши на своем месте театр буф, лубок или плясовая, так уместным может оказаться и бравурный поэтический марш. Стилистически «Любите врагов ваших» больше всего напоминает мне поэзию Высоцкого. Не самый худший ориентир. Да, такая поэзия – не сложна в смыслах, приемах и методах, но остра, бодра и актуальна (в каком-то роде). И отрицать вовсе наличие мысли здесь не стоит. Она прямолинейна. Но она есть. «Любите врагов ваших» написано гладко, легко и, на удивление, свежо (во всяком случае – для нашего сайта). При выборе стихотворений в ТОП я всегда читаю все стихи за весь месяц. И, когда что-то цепляет, не торопишься закрыть вкладку, значит, очередной кандидат найден. Возможно, простота этого стихотворения – на любителя, и неоднозначна, но именно это и привлекло, зацепило, остановило меня.

О переменах и неизменности по случаю поздравления к Дню защитника Отечества (Константин Еремеев)

Самое февральское стихотворение топа посвящено, как мне думается, не только Екатерине Камаевой и Дню защитника Отечества, но и грядущей (и уже наступившей) весне: возрождению, обновлению, надежде и прочим сугубо положительным и скучным вещам. Еще я – не большая поклонница высокопарного и напыщенного слога, выражений наподобие «все возрождающая сила» и «славянский зов». Но последнее четверостишие делает для меня это стихотворение не просто сносным, но замечательным. «И так закономерна правда эта, И так оправдан времени закон, В котором жизнь сама даёт ответы На вдохновенья будущих времен». Таким образом, «Ода в честь восшествия на престол...» превращается в стилизованное, но симпатичное, слегка ироничное, стихотворение о переменах, которые – всегда к лучшему… или стремятся к этому. Действительно, и я совершенно искренне верю, что мир стремится отнюдь не к деградации и разрушению, но к постоянному самоусложнению и прогрессу. И я тоже рада новому редактору в наших рядах!

Тварь цепная (Наташа Корн)

Если вы заметили (внимательно прочитав стихотворение, конечно же) «тварь цепная» – это тень того, к кому (или чему) обращено стихотворение. Вообще о тени, как архетипе и как приеме в искусстве, можно рассуждать долго. Я скажу только, что в произведении Наташи Корн не хочу видеть любовное стихотворение (или только любовное стихотворение). Это было бы слишком просто. Но, возможно, эта тень на другом берегу, на другой стороне – это субличность героини стихотворения. Альтернативная сущность. Может быть, в этом проявляется и некая тень автора. Что-то скрытое, темное. Что-то, действующее исподволь. Что-то, существующее всегда на границе реального и ирреального, яви и нави. Это что-то сидит на цепи. И не только потому что так проще. А потому что иного выхода нет. Эта тварь беспощадна и сильна. Но не всесильна. Тень страшна. Но не слишком умна. И многого не знает. Это что-то или этот кто-то одновременно притягательно прекрасны и отталкивающе ужасны. И «тебе не сгореть – не согреть – у тебя нет сердца»… Так ли пишут о каком-нибудь бывшем-психопате? Или о части себя, которую отрицают, ненавидят, боятся? Может быть, я не права, и стихотворение до скучного прямолинейно. Может быть, автор сама не понимает, насколько двусмысленно прекрасно написан текст. Но позвольте мне за простой песенкой о расставании увидеть психологическую глубину, борьбу и боль неоднозначной личности. Пусть даже психоанализ случился вдруг, бессознательно. Тем интереснее. Наше вытесненное бессознательное – это и есть наша тень. Иногда поэту и стараться не нужно. Был бы талант.

Пескари (Елена Бородина)

А простое любовное стихотворение тоже можно написать с душой и мастерством. Так, например, «Пескари» – это выхваченный из контекста отрывок. Что это был за разговор? С чего он начался? Почему так неожиданно прервался? Как мы пришли к сравнению людей с рыбами? Перед нами разворачивается маленькая «занавесочная история» чужой любовной драмы, где «рыбье молчание» оппонента становится огромным оврагом. Овраг наполняется не водой, а лебедой. Каково в таком мире рыбам? Этим несчастным пескарям? Трава – не море, хотя может выглядеть, может казаться морем. И какие пузыри пускают рыбы? Не кровавые ли, не в агонии ли? И лишь героиня стихотворения – редкое явление природы, древняя вымирающая двоякодышащая рыба. Ей не страшны травяные моря молчания. Она в них как рыба в воде. К слову, австралийский эндемик рогозуб находит под охраной, и лов его запрещен. Да, «Пескари» Елены Бородиной – стихотворение одного образа. Но это – чертовски интересный образ, о котором я наводила справки почти полтора часа.

Вам не показалось. В этот раз я сознательно составила подборку стихотворений февральского топа так, чтобы каждое следующее стихотворение продолжало предыдущее (либо тематически, либо стилистически). Мне хотелось и убедиться и доказать, что все мы находимся в одном поэтическом поле. Это единение делает нас восприимчивыми и чуткими. Идеи витают в воздухе. Мир наполнен предпосылками и отсылками. И это радует. Ведь означает, что мы действительно совместными усилиями делаем мир прекраснее. Хотя бы чуть-чуть. Хотя бы так, как можем.