Костёл еретиков - II (Allegro ma non tanto)

А.В.Флоре - примирительно.

I

Стозевный демон вяз в моралите

На пляс Пигаль, в многоязыкой мантре –

От ревельских таверн до варьете

Фоли-Бержер, в кофейнях на Монмартре,

В Монтрё-палас, в Ла Скала и в иных

Гранд-опера, борделях и пивных,

Так нежно облюбованных богемой,

Рассеянной по оба склона Альп

И Шварцвальда. Под утомлённый альт

Ермоленко отцветшей хризантемой

Стал новый сборник погрустневшей Тэ...

Блуждая в пассифлорах и цикуте,

Вчерашний демон вяз в моралите

Своей интеллигентствующей сути.

Когда б этот спектакль ни начался

(С таможенных, пожалуй, деклараций),

Был принят повсеместно. Вскоре вся

Поактовая смена декораций

Приобретала вид садов Монсо:

С платанами, с акациями, со

Всеславною дорической ротондой.

Статисты, наводнив бульвар Курсель,

Вышагивали кругом. Карусель

С изысканно грассирующей фрондой

На сцене выходила как нельзя

Комично, ибо смазывались лица.

Когда б этот спектакль ни начался,

Никто не знал, как долго он продлится.

Был скор, по здравомыслию, финал,

Хоть здесь его ничто не предвещало.

И если кто-нибудь припоминал

Сюжет от середины, то с начала –

Решительно никто (помимо вруш

И циников). Крутилась Мулен Руж,

Блистал бомонд, и магний хроникёрский

Всех впечатлял. Считали барыши

Газетчики бульвара де Клиши:

«В Париже князь Платон Ваулин-Горский

С сатирою “Колетт и Жувенал”

И шахматным романом “Барделебен”!»

Был скор, по здравомыслию, финал –

Жесток, но до чертей великолепен.

Теряя и отыскивая смысл

В дремучем сне, чинарно-кипарисном,

Он с гранок не сходил парижских «Числ»,

С комическим мешая футуризмом

В гармонию, в палитру, в консонанс

Слегка провинциальный декаданс.

В больших пространствах рифмам неуютно,

Так закуток нашелся и для них:

Платонов слог, по мнению одних

(Одновременно и сиюминутно), –

Сладкоречив, иным – лимонно-кисл.

Ваулину работалось, как снилось –

Теряя и отыскивая смысл,

Где для других пока не прояснилось.

Улавливая ультрачастоту

Малейших колебаний конъюнктуры,

Ваулин, говоря начистоту,

Себя явил в миру литературы:

Сорокалетний русский Агасфер,

Дух, изгнанный из высших благосфер,

Стяжал в Париже славу романиста.

Но и сюрреалист в нем не закис:

Платон Илларионович за кисть

Хватался, и плутала маслянисто

Она по непомерному холсту,

В каштановых бульварах мирозданий,

Улавливая ультрачастоту

Малейших конъюнктурных колебаний.

В Париже вскоре стал он к алтарю

С танцовщицею, дочкой фабрикантской.

Храм Невского на улице Дарю

Был переполнен белоэмигрантской

Диаспорой: армейские чины,

Их падчерицы, дочери, сыны,

Записанные «Кирою-Жанеттой»

И «Глебом-Жаном». Шляпница, швея,

Чьи стреляные русские мужья

Стоят за подаянною монетой

На паперти, грассируя в ноздрю.

Так, армию отправив на закланье,

В Париже вскоре стало к алтарю,

Оплакивая горький хлеб изгнанья,

Отечество. И сорок сороков

Церквей на Елисейский околоток

Гортанным диалектом чужаков

Гудело в триста тысяч носоглоток.

Герои Луцка драться не хотят:

Их давеча швыряло как котят

В коробке шляпной – в трюмах и вагонах.

Героям Луцка драться не резон:

Шофёр такси, дансёр де ля мезон

И чёрт-те кто в полковничьих погонах,

Готовый хоть сейчас, без дураков,

Бежать в деревню, к тётке, в глушь, в Саратов.

Бежать в страну рабов и батраков,

В Отечество!.. И сорок сороков

Спустившихся на дно аристократов.

II

Вещал мудрец (их пруд пруди у нас;

Порою только с мудростью негусто):

«Политика – доступное для масс

И потому великое искусство!»

Он, без пенсне не видевший ни зги,

Кухарке зря запудривал мозги,

Скучая у парадного подъезда.

Теперь молчит, не лезет на рожон,

Пока она орудует ножом

На тыльном обороте Манифеста.

Свободами торгуя про запас,

Скуластые разглядывая лица,

Вещал мудрец: «Их пруд пруди у нас!

Так почему бы нам на поделиться?»

Случается паскудный променад:

Едва в дверях закуришь со швейцаром,

Как пуля пролетает прямо над

Приветливо раскрытым портсигаром.

Голубоглазый унтер-офицер

Из-за угла наводит револьвер,

Вращая барабан семиразрядный.

И ты бежишь к калитке угловой,

Рискуя непокрытой головой,

По мнению других, незаурядной.

Она давно бела, как рафинад.

Подумаешь: «Наверное, недаром

Случается паскудный променад».

И мысленно простишься с портсигаром.

Зашив всего себя в защитный френч,

Поддев изящно пальчиком петличку,

Мудрец на «Шевроле» катил на ленч –

Послушать новомодную певичку.

Ему бы записаться в дураки –

Партийной парадигме вопреки,

Швейцару не протягивать руки

И боле не испытывать фортуну.

Но он, вертясь и щурясь воровски,

Всё норовит пройти наискоски:

То фракции меняет как носки,

То кафедру на думскую трибуну.

Ему бы, право, уши поберечь

У Мариинки, где в мороз крещенский,

Зашив всего себя в защитный френч,

Пел умопомрачительный Керенский.

Крещендо! Громче! Твёрже каждый такт!

Ломовики и вдовые швейцарши

Из всех фортепиановых токкат

Предпочитали траурные марши:

«Вы жертвою…» и «Смертью ты почил».

В толпе пройдох, распутниц и ловчил

Нашёлся тот, кто первым бросил камень.

Мудрец – он буржуа и демократ,

И революционный Петроград

Был для него безлик и панорамен –

Цветной супрематический абстракт,

Где пращный камень обратится плевой.

«Крещендо! Громче! Твёрже каждый такт!

Вы жертвой пали! Левой! Левой! Левой!»

Политика, что партия в бильярд:

Винт, абриколь, и катится в ту лузу

Пузатых буржуа на миллиард –

В Лион и Лилль, Тулон или Тулузу.

Завидев их нестройную гурьбу,

Илларион Ильич в своём гробу

Нет-нет, а крутанётся, будто с кикса

Взъюлит свояк. Игрок склонился над

Простой системой двух координат,

И всё кругом, от игрека до икса,

Бунтует и клокочет, точно лярд

В аду, и подле лузы пузырится.

Политика, что партия в бильярд,

Весьма экстравагантная шутница.

Напуганный прищуром игрока,

Кочует мир – кичливый и фрондёрский.

Здорового свалял ты дурака,

Илларион Ильич Ваулин-Горский.

Ты, брат, теперь поди попразднословь,

Высокомерно выгнутую бровь

Надвинув на монокль интеллигентский.

Уже несутся к лузе Милюков

(Приветствуя попутных беляков)

И умопомрачительный Керенский.

Но Бог-то с ними, чаша их горька.

У борта в темноте подкараулен,

Напуганный прищуром игрока,

Платон Илларионович Ваулин.

III

Последний год решительно поверг

На скудной ниве взросшие надежды.

Помалкивает бывший главковерх.

Защитный френч поблек, оплыли вежды…

А было же: «Что ныне Петроград?!

Угрюмый сыч, снохач и конокрад,

Прильнувший к лону юной Лиги наций

Беззубым ртом в овсяной бороде!

Ни зёрнышка, лишь плевел в борозде

И полные карманы ассигнаций!»

Блистательный словесный фейерверк

Рассыпался, как перья из пенала.

Последний год решительно поверг

Иллюзии о близости финала.

А вот и он – в своей неправоте

Состарился и выглядит досуже.  

В штанах с дырой на сентр де гравите

Комично перескакивает лужи

И с тумбами играет в чехарду,

Читая, между прочим, на ходу

Газету, делово и смехотворно.

Он, в почечно-желтушной худобе,

Оглядки посторонних на себе

Уносит прочь, согбенно и покорно.

Достоинство и выправка не те:

Тот, кажется, прямее был в хребте

И бледным от идѝосинкрази́и

К большевикам – в своей неправоте,

Своём непонимании России.

Давным-давно в мозгу его сродни

Судьба Отчизны квадратуре круга.

Он смутно помнит яростные дни

И комкавшего рожу близоруко

Ульянова (почти наверняка –

С балкона одного особняка

Зовущего душить буржуазию).

Едва припоминает маскарад,

В котором сам покинул Петроград.

Однако, несмотря на амнезию,

Миазмы пустозвонной болтовни

Керенского, как саван, обернули.

Давным-давно в мозгу его сродни

Судьба страны неравенству Бернулли.

Уже не та диаспора, не та

Де рюс литература с нею иже –

Дрянь, как ни благосклонно принята.

Платон Илларионович в Париже –

Под сенью Женевьевы-де-Буа.

Два года безутешная вдова

Живет переизданием «Бертрана»,

Солидные имея барыши,

И барышни бульвара де Клиши

От чтения беременеют рано.

Лишь пошлая, слюнтяйская черта –

Надежда на святое воскресенье

Руси – не та. Диаспора не та:

Не тот фасон и в покер невезенье.

2022 (2019)

Александр Питиримов, 2022

Сертификат Поэзия.ру: серия 1006 № 165319 от 09.01.2022

4 | 23 | 938 | 20.04.2024. 09:40:15

Произведение оценили (+): ["Виктор Ляпин", "Алексей Борычев", "Барбара Полонская", "Вячеслав Егиазаров"]

Произведение оценили (-): []