Розовые сумерки

Я, наверное, должен был где-то в конце извиниться за допущенный здесь прием "обманутых ожиданий" :)
Спасибо за отзыв, Сергей! Может в следующий раз и я сочиню что-нибудь благолепное, но на нашей ленте новогодне-рождественского благообразия в ближайшие дни и без этого будет завались. С наступающими! 

Спасибо и с наступающим, Семён! С наилучшими пожеланиями жму руку!
PS. Заинтересовался, но не могу найти, откуда цитата про "одарить" и "огорошить"? Кажется, я что-то в жизни упустил:)

Флоре

Александр Владимирович, я считаю Ваши замечания занудными именно потому, что их много, и в большинстве своём они беспочвенны и навалены Вами, как бурелом, просто «до кучи», в обоснование, а точнее - в оправдание ранее приведённого тезиса, почему Вы считаете текст плохим и никуда негодным. Ваш разбор со всей своею безапелляционностью не имеет ничего общего с критикой, а тянет разве что на экзерсис студента первого курса филфака заштатного педагогического института, весьма посредственно разбирающегося в предмете, однако считающего себя знатоком основ русской грамматики и уверенного отчего-то в том, что автор разбираемого текста в ней ни хрена не смыслит. Но давайте по порядку. Рискну оказаться ещё более занудным, подробно разъясняя простые вещи.

По поводу Смирновской водки (или вина), а точнее - относительно брошенной Вами пренебрежительно фразы: «оставим его в покое». Надеюсь, она относилась всё же к комментарию, а не к автору. И тем не менее, если Вы чего-то не поняли, следовало бы сначала попробовать хотя бы немного в этом разобраться, прежде чем произносить менторски: «этого я так и не понял, но оставим его в покое» (ибо и без того тут столько всего плохого и никуда негодного). 

Итак, чтобы поставить точку в увлекательном споре о вине и водке, процитирую надпись на этикетке «смирновки» современного розлива (пожалуй, так, через «о»). Вот что пишут на этикетке: «Столовое вино N21. Настоящая смирновская водка». 1/20 ведра, 40% и пр. На дореволюционных этикетках различных водок тоже было написано, в вариациях: «Хлебное (казённое, столовое) вино. Крепость 40%». Таким образом, в предложенном мною контексте термины «вино» и «водка» не просто синонимичны с точки зрения обозначения спиртосодержащей продукции вообще, а буквально означают одно и то же. В современном значении  -  водку. В исходном - (хлебное) вино. В рассматриваемом тексте фраза «смирновское вино» стилизована под лексику начала прошлого века для того, чтобы лишний раз подвести читателя к правильному восприятию условного времени, а означает обыкновенную водку, в общепринятом смысле. Если понимание наступило, то теперь уж точно пора бы оставить это в покое.

Едем дальше. Определение «пустопорожнее» по отношению к бутылке, вызывающее у Вас протест. 

Вы как филолог, наверное, не станете отрицать, что по отношению к «писанине», «болтовне» и пр. слово «пустопорожнее» употребляется в переносном смысле, а в прямом - прилагательные «пустой», «порожний» и «пустопорожний» синонимичны. Но вернёмся к бутылкам. «Батюшка, – говорю, – нет ли какой тряпицы негодной али там бутылок пустопорожних? Пожертвуйте бедному человеку». И.Д. Василенко (1895-1966). «Жизнь и приключения Заморыша». Не читал, не осуждаю. Лишь без удивления для себя констатирую, что авторство словосочетания «пустопорожняя бутылка» в русской литературе, как минимум, не мне принадлежит. Ваш протест отклонён.

Что такое плиния? Может пиния? Почему ребёнок сидит в сени, а не под сенью и почему платан и пиния вносят только зелёные полутона.

Не пиния. Это у автора «Писем римскому другу» пиния рифмуется с Плинием (Старшим). Я не биолог, но пиния, вроде бы, игольчатая, типа сосны. Тогда как плиния, как и платан, лиственная. И то и другое (впрочем, и пиния в их числе) не произрастает в средней полосе, что, как следует из контекста (здесь клёны), является местом действия. Следовательно (включите воображение), речь идёт о комнатном декоративном лиственном растении (может, и фикусе, но уж точно не пинии и не каком-нибудь кактусе), в сени которого (в значении «в тени») на подоконнике играет ребёнок. А поскольку дом, в котором это происходит, представляется сначала снаружи (буквально: «дом напротив церкви», в которой происходит действие первой части стихотворения) - появляются и «зелёные полутона» этой сени в окне напротив. Вряд ли такие полутона способна дать сосна (пиния). Но если это предположение и можно найти спорным, то уж точно я не собирался вслед за Бродским рифмовать «пинию». В то время как «плинии-линии» представляется рифмой, если не оригинальной, то уж точно не затёртой, но при этом восхитительно точной. Зачем же Вы навязываете тут эту «пинию», уважаемый критик?

Каким образом дым струился, но при этом оставался недвижим?

Русским же языком написано: дым, струившийся под купол, там (то бишь под куполом) оставался недвижим. По-моему, даже обладая скудным воображением, представить себе эту картину несложно. Скорее, тут налицо желание критика (отсюда сравнение со студентом) цепляться за всё подряд в стремлении этим «всем подряд» хоть как-то обосновать бравурно брошенное: «всё плохо и никуда не годится». Ну не получается это у студента. Мал ещё и страдает юношеским максимализмом. Почему у «преподавателя русского языка» не получается, Бог его знает. 

Очертя - что?.. не думаю, что автор хотел сказать, что очертя означает очертев, т. е. превратившись в чертей. Такого кощунства я не допускаю.

По-моему, как раз-таки допускаете, и здесь и далее, что автор - не владеющий русским языком дурак. Потому что только дурак не заметит в этой фразе неприкрытого сарказма, на который, развивая собственные, не слишком объективные, домыслы, окончательно сбился наш критик.

Если бы уважаемый критик захотел, он бы, конечно, заметил, что в этом месте стихотворения место действия переносится из церкви в дом напротив. Мы как бы входим в этот дом через окно (не буквально, разумеется, а лишь в качестве кинематографического приёма: церковь - дитя в окне дома напротив - дом). Попадая в дом, меняем и угол зрения (не только физически, но и субъективную оценку) на происходящее в церкви напротив. И уже бас пономаря здесь «шагает переулками» (окститесь, никуда он не «плывёт»), и клёны, склоняясь, косматят головы, и дьяконы читают отчаянно и очертя…

«Очертя голову» - настолько устойчивый фразеологизм, что только начисто отключив голову, можно додуматься до того, что «очертя» здесь может означать «очертев», и развивать эту свою «догадку» в остроумно-саркастическом ключе, в отрыве от всякой реальности. Критик 80 уровня (уровня А.В.Флори) скорее обнаружил бы тавтологию в связке «отчаянно и очертя», поскольку «отчаянно» - это одно из буквальных значений «очертя голову». Почему Александр Владимирович этого не заметил, а вместо этого завёл рака за камень? Да всё потому же: Остапа несло.

Из оставшегося выделю три ключевых момента: «воскресение», «полста семь» и отсутствие сострадания. Остальное, если что-то упущу, то, извините, не потому, что хоть в малейшей степени, хоть в чём-то я здесь с Вами, Александр Владимирович, согласен. Категорически нет.

Про окончание в слове «воскресение» (или ь/и - это суффикс? Не знаю, Вам виднее). Здесь, по-Вашему, дебилы, что ли, собрались, не знающие чем «воскресение» от «воскресенья» отличается? Спасибо Вам за это великое знание, преподали урок. Не убеждайте меня в том, что Ваше мышление находится на прямолинейном, примитивном уровне первокурсника. Я же знаю, что это не так, так зачем дурака валять?

Полагаю всерьёз, что вариативность окончания -ие/ье этого слова в любом его семантическом значении - допустима в поэтической речи, хотя бы с целью сохранения ритма, даже если это расходится со словарной нормой языка. Оба слова имеют общую этимологию, общее церковно-славянское значение, и одно в буквальном смысле произошло от другого. О допустимости поэтической вариативности употребления «воскресения/воскресенья», красноречиво свидетельствует, пожалуй, такой пример:

Но в полночь смолкнут тварь и плоть,

Заслышав слух весенний,

Что только-только распогодь,

Смерть можно будет побороть

Усильем Воскресенья.

Понятно из контекста, что Пастернак здесь не имел в виду день недели, несмотря на употребление слова с мягким знаком. 

По поводу «полста семи» - первое, что вспоминается сразу, это одна цитата из фильма «Афоня»: «Телефон? Полста… полста четыре… или шесть» (воспроизвожу, может, не совсем точно, но близко к тексту). Удивляет пример из «Войны и мира», приведённый критиком в подтверждение собственного тезиса, что «так говорили» в начале 19 века. Не предполагал я, что Толстой, писавший свой роман где-то во второй половине 19 века, стилизовал текст под русскую речь начала того же века. А русский язык, действительно, претерпел за тот период некоторые перемены. Неудачный пример, потому что Толстой писал так, как писали и говорили в его время, а не во время творческой активности Фаддея Булгарина.

И, пожалуй, хватит на этом. Добавлю лишь, что не сострадание, а брезгливость вызывает у автора его героиня. И что интертекстуальность стихотворения простирается значительно дальше блоковской «Незнакомки». Первая строка: «Стояли розовые сумерки» принадлежит Пильскому (это не стихи, проза). Строка прекрасно легла в ритм той же «Незнакомки» со своим дактилическим окончанием. Предлагаю критику признать, что рифмы к слову «сумерки» на дороге не валяются. И, да, «полста семи - ипостасями» - тоже находка. Далее об интертекстуальности: в выбранный ритм я уложил цитату из вечерней молитвы, ибо действие происходит вечером в церкви: «К Тебе Пречистей Божией Матери аз окаянный припадая молюся»… 

А ещё далее - получил нагоняй, что не могу отличить воскресенья от воскресения.

С наилучшими Рождественскими пожеланиями!

Спасибо, Валентин! 🤝🎄

Здравствуйте, Мария.