Четыре вариации на тексты Ива Боннфуа (Yves Bonnefoy, 1923–2016)

И пол был мраморным, и комната была

темна, и ты вошла, ещё мечтой богата,
как тихая вода, теперь вдвойне светла
созвучьями свечей и дальнего заката.

 

И золото лилось на безразличный кряж,

и звук твоих шагов умолк во влажном зное.

Я говорю тебе: так смеркнется мираж,
и празднество сердец, и пламя затяжное.

 

*  * *

На мостовой горит январская лампада,

не всем нам светит смерть, я с этим и не спорю.
Я слышал вдалеке, в тенистой вязи сада,
шуршанье вечера, спускавшегося к морю.

 

Во мне окутаны мерцанием нерезким
предвечные глаза, навек неугасимы.
Давай уже пойдём к едва заметным фрескам,
пока их не совсем засеребрили зимы.

 

*  * *

Мерцанье зеркала и блеск реки за шторой,

как два светильника, в заутренней вселенной
шептались, молкнули сквозь темноту, в которой
густел тон мебели, уже не прикровенной.

 

Мы, точно две страны, ослабленные дрёмой,
слагали речь свою из каменных ступеней,
сокрытых под водой, вельветовой, влекомой
к излому новому, чтоб стать ещё нетленней.

 

Невинная рука была так страстно сжата,
пока цвело во сне твоё немое тело,
и озеро стола чернело до заката,
и платье красное тонуло в нём и тлело.

 

*  * *

Твоё плечо – рассвет, и помнит он один,

как ночь моя была разорвана, раздета,

всю пену горькую непойманных картин

и горделивый пыл непрожитого лета.

 

А тело – это свод, где дышит хрупкий час,

даль света, нашу тень признавшая закатом,

пускай же длится путь, искрящийся для нас

ручьём из наших снов, и дерзким, и крылатым.

 

В шептании листвы налита тишиной

иная маска сна, с закрытыми глазами.

Я слышу, там журчит и ручеёк иной,

теряясь и таясь, как вечность между нами.

 

* * *

Ainsi le sol était de marbre dans la salle

Obscure, où te mena l'inguérissable espoir.
On eût dit d'une eau calme où de doubles lumières
Portaient au loin les voix des cierges et du soir.

Et pourtant nul vaisseau n'y demandait rivage,
Nul pas n'y troublait plus la quiétude de l'eau.
Ainsi, te dis-je, ainsi de nos autres mirages,
O fastes dans nos coeurs, ô durables flambeaux!

 

*  * *

Veilleuse de la nuit de janvier sur les dalles,

Comme nous avions dit que tout ne mourrait pas !
J'entendais plus avant dans une ombre semblable
Un pas de chaque soir qui descend vers la mer.

Ce que je tiens serré n'est peut-être qu'une ombre,
Mais sache y distinguer un visage éternel.
Ainsi avions-nous pris vers des fresques obscures
Le vain chemin des rues impures de l'hiver.

 

*  * *

Le miroir et le fleuve en crue, ce matin,

S'appelaient à travers la chambre, deux lumières
Se trouvent et s'unissent dans l'obscur
Des meubles de la chambre descellée.

Et nous étions deux pays de sommeil
Communiquant par leurs marches de pierre
Où se perdait l'eau non trouble d'un rêve

Toujours se reformant, toujours brisé.

 La main pure dormait près de la main soucieuse.

Un corps un peu parfois dans son rêve bougeait.

Et loin, sur l'eau plus noire d'une table,
La robe rouge éclairante dormait.

* * *

 Ton épaule soit l'aube, ayant porté

Tout mon obscur déchirement de nuit

Et toute cette écume amère des images.

Tout ce haut rougeoiement d'un impossible été.

 

Ton corps voûte pour nous son heure respirante

Comme un pays plus clair sur nos ombres penché

– Longue soit la journée où glisse, miroitante,

L'eau d'un rêve à l'alîlux rapide, irrévélé.

 

O dans le bruissement du feuillage de l'arbre

Soit le masque aux yeux clos du rêve déposé !

J'entends déjà grandir le bruit d'un autre gave

Qui s'apaise, ou se perd, dans notre éternité.

Вланес, поэтический перевод, 2018

Сертификат Поэзия.ру: серия 790 № 134011 от 29.04.2018

2 | 5 | 1048 | 25.04.2024. 20:13:02

Произведение оценили (+): ["Нина Пьянкова", "Александр Владимирович Флоря"]

Произведение оценили (-): []