Уолтер де ла Мэр. Серебряная колыбельная

Добрый день, уважаемый Александр!

 Бережное отношение к оригиналу и всем его уникальным характеристикам (размер, ритмика, рисунок рифмы, драматургия и образная система произведения) – безусловная черта добротного, качественного перевода. Верно и то, что упомянутый мной постулат действительно позаимствован из общей теории перевода. Но ведь он имеет и практическое значение. Целеполагание – альфа и омега любого дела, в начале на поставленную цель ориентируются, в конце – по ней оценивают результат. Да Вы ведь обозначили ту же цель: если досконально выполнить всё Вами перечисленное, мы и получим художественное произведение, сопоставимое с оригиналом. И ваш тезис «…а не только смысл» – это ведь прямая постановка задачи. Слова «передать поэзию – поэзией», с Вашего позволения, возьму на вооружение в качестве филигранного афоризма.

 Полагаю, переводчик однозначно не должен становиться «соперником», но и термин «раб» мне не нравится. Вот просто подмывает похулиганить и процитировать: «Творческий перевод средствами своего языка – это освоение; освоенное становится своим, равным оригинальному. <…> Неопровержимо также и то, что рабское (:)) копирование не проходит даром для оригинальной культуры, особенно для литературного языка…» (статья О.Кундзича «Перевод и литературный язык» (Мастерство перевода. Сборник статей. Под ред. А.Г.Марусича и В.А.Иващенко, «Советский писатель», М., 1959, стр. 7, 9). Так что, мне кажется, тут лучше всё же говорить о «сотворчестве» с автором. «Ристание» с автором «по Жуковскому» :). В его времена отечественный художественный перевод только зарождался. В наши дни, когда он превратился в прикладную дисциплину с тщательно разработанной теорией и методологией, подобный подход действительно вызывает улыбку. Впрочем, этапы развития перевода подробно рассматриваются в рамках таких дисциплин, как история перевода и, отчасти, сравнительное преводоведение. Но ведь подход Жуковского появился отнюдь не случайно. В сущности, русская литература «золотого века» развивалась в уникальных условиях – на культурном пространстве подготовленного читателя. В сословном обществе с крайне ограниченным кругом образованных лиц, обладающих, помимо прочего, сходным набором знаний. Это ведь очень любопытная ситуация – работать на читателя, готового воспринимать твое творчество. Отсюда и постоянные естественные отсылки к древнегреческой мифологии, библейским сюжетам, которые понимаются подразумеваемым автором образом по умолчанию. Потенциальный читатель переводов Жуковского, Гнедича, Крылова в той или иной мере владел языками оригинала. (Во многом за счёт прочно усвоенной латыни, которая являлась ключом к романским языкам, в меньшей степени германским, но на уровне лексики, безусловно, помогала). Гнедич перевёл «Илиаду», Пушкин написал по этому поводу известную эпиграмму, поскольку во время обучения был вынужден заучивать огромные выдержки на языке оригинала. В этих условиях перевод и не мог не грешить «соперничеством» с автором, он бы просто не нашёл потребителя. Переводчики были вынуждены создавать на базе оригинала собственное произведение, чтобы привлечь читателя. Мне это видится так.

В наши дни читатель может вовсе не знать, что стоит за словами «Феб», «парки», «хариты». И переводчик не в праве это игнорировать. Я вовсе не призываю к примитизации литературного перевода, но в «глухой защите» и жестком отрицании потребностей аудитории сообщество переводчиков неизбежно превратится из профессиональной общности в клуб васюкинских любителей шахматной игры.

Академическая школа перевода сложилась в советское время, когда был переведен колоссальный массив мировой литературы. Но и он сформировался в уникальных условиях: резкий качественный скачок в народном просвещении привёл к массовому появлению ценителей и знатоков зарубежной литературы, не знакомых с языками оригиналов. Боюсь, исчезновение указанной социальной прослойки приведет к большим трансформациям в искусстве перевода. Из-за потери, так сказать, кормовой базы. Уже в наши дни ценитель некой зарубежной литературы имеет отличные возможности овладеть языком на уровне, достаточном для знакомства с интересующими его произведениями. В дальнейшем распространение иностранных языков будет только возрастать. Думаю, параллельно либо появятся некие инновационные методы перевода, либо произойдёт «откат» к подходам времён Жуковского. А переводчики-«академики» встанут в один ряд с филологами-«античниками» и санскритологами. Разумеется, это исключительно мое личное видение процесса, и я ни в коей мере не претендую на его истинность.

Мне лично думается, что перевод в ближайшее время будет смещаться от точности в пользу «упакованности», т.е. более широко использоваться перевод методом подбора смыслового эквивалента, устоявшиеся в языке перевода фразеологические конструкции, совсем чуждые русской поэтической традиции и культуре формы неким образом адаптироваться.

Хочу в очередной раз поблагодарить за комментарии, взыскательный читатель – большая роскошь для любого автора. :)

Вир!

Собственно об этом я много писал выше - о целеполагании при переводе. Создание песни - специфическая цель, соответственно и решается она специфическими приёмами. Переводы, по-моему, и должны быть разными, в зависимости от задачи, даже у одного и того же переводчика. Я, если честно, не верю в "универсальный эталонный перевод".

Если говорить откровенно, в первом моём варианте он вообще звучал следующим образом:

Мышка-норушка бежит за пшеницей –
Когти сияют, глазок серебрится.
В речке серебряной тихо карась
Спит, в серебре камыша затаясь.

Так и задача была особая - очаровать ребёнка. :) Тоже перевод, и того же де ла Мэра :).

Потом довёл текст до "взрослого" варианта.

Вы предлагаете решить очень достойную переводческую задачу - перевод с акцентом "на форму". Две строки действительно выбиваются, согласен. 

Как Вам такой вариант (как автору задачи):

Мышка-полёвка бежит наутёк,

Из серебра коготки да глазок.

Хотя бы потому, что чуть выше "горят" грудки, а чуть ниже "блестит" рыба. Но и это не главное: просто с самого начала хотелось каким-то убрать "когти", они мне с самого начала не нравились.