Во время оно г. Флоря написал на мое стихотворение непревзойденный по интеллектуальной и герменевтической мощи отзыв и опубликовал его в Литературном салоне.

Мне, грешному, хотелось ответить, но как-то времени не было – работы много, а сейчас, когда время появилось, уже и не хочется.

Но мне стало любопытно, а что скажут о стихотворении обычные читатели, не отягощенные научными титулами? 

И я предложил на занятии в нашей литературной студии в школе трем ученикам проанализировать стихотворение "феллини".

Авторы рецензий: два одиннадцатиклассника, юноша и девушка, и одна десятиклассница.

Два человека из трех фильм «8 ½» видели.

Собственно, ниже три аналитических отзыва на мое стихотворение от школьников.

 Оля Реутская 11 класс

1. Гвидо в белом детство вспоминает,
няня в белом на руках качает,
няня белая и в белом полотенце гвидо,
и сквозь окно небо видно
2. Клоуны приехали, - кричит мама,
море искрится, на маме панама,
на клоунах колпаки и смешные рожи,
в школе была исповедь, и гневался Боже.
3. Ангел в небе завис на веревке,
Гвидо жалко ангела, он такой неловкий,
крылья сломались и в душе неуютно,
он любит девушку в белом, но она недоступна
4. Гвидо поседел, все интервью закончил,
получил все награды, но помнит пончик,
на том берегу, что девушка в белом,
ему протянула, а потом улетела.
5. Гвидо отпели, закончилась месса,
в гробу уютно, но очень тесно,
а там, под облаками, где мама и папа:
клоуны, ангелы, с белым хлебом граппа. 

В стихотворении постепенно расшатывается метрика — от пятистопного хорея до стиха, в которой нет чёткой метрики, только ритм.

Рифма точная, неточная, иногда её нет совсем. Рифмы постепенно становятся всё менее точными. В четвертой строфе её нет вовсе — эта строфа самая упадническая по духу, в ней полная пустота и отвержение от мира. В пятой строфе две последние строчки — возвращение к точной рифме, как возвращение к истокам, быть может, даже спасение.

Гвидо — главный герой из фильма Феллини "Восемь с половиной". Стихотворение разбито на вехи — пять частей из четверостиший, рассказывающих поэтапно путь от детства Гвидо до его смерти и отпевания. Гвидо вспоминает свою жизнь.

Это стихотворение само построено на познании чувственного, и потому анализировать его легче через мотивы.

В первой строфе мотивы света и воспоминаний — Гвидо вспоминает светлый образ няни в белом. "Сквозь окно небо видно" — свет остаётся открытым, окно не занавешено. Всё в этой строфе белое, белый цвет — мотив детства, и небо за счёт этого тоже становится белым машинально. В третьем стихе Гвидо с маленькой буквы — это можно понять буквально, как то, что Гвидо ещё мал сам, и телом, и духом.

Во второй — появляются клоуны, противопоставлены появившимися в третьей строфе ангелам, ведь в конце второй "гневался Боже", и вот, в третьей приходят ангелы, чтобы образумить мальчика-Гвидо, который в Бога, по-видимому, ещё не верит. В стихе "в школе была исповедь, и гневался Боже" возникает интонация пренебрежения, может, потому что "и гневался Боже" написано через запятую, это как какое-то перечисление, дополнение, которое можно упустить. Также это ощущение возникает из-за неточной рифмы рожи-Боже.

В третьей ломается ангел, противоречивый образ — как это могло произойти? Это указывает на слом и внутри героя, ведь что-то возвышенное, светлое, вечное запутывается, зависает в воздухе без возможности движения. Возможно, это метафора на застой сознания или на кризис, как таковой. В этой строфе Гвидо всё ещё сомневается в вере.

"В душе неуютно" (3) и "в гробу уютно, но очень тесно". Всё стихотворение — сужение пространства вокруг героя. Вот как это сужение выглядит, если расписывать построфно:

1. Он мал, и няня — весь мир, для него необъятный. 2. Есть и море, и школа, и клоуны откуда-то приехали, ощущение реальности пространства. 3. "Ангел в небе завис на верёвке" — небо, которое казалось белым в первой строфе застывает, не давая двигаться даже ангелу, у которого есть крылья. 4. Пространство лишь в воспоминаниях (воспоминания о береге откуда-то из второй строфы) 5. Снова расширение пространства — в гробу тесно, а на небе, которое снова светом пронизано, на котором все (и мама, и папа, и клоуны, и ангелы) — вся жизнь оказывается в Раю. И в Раю не тесно.

Во всём стихотворении также прослеживается мотив неуловимого женского образа — в белом и недоступна (2), протянула пончик, а потом улетела (3), неуловимый ускользающий из памяти нежный белоснежный образ няни из детства (1), у мамы — один крик и на голове панама. Это всё, что он может о ней вспомнить, ведь порой сознание стирает лица самых дорогих людей.

В четвёртой строфа — самая неясная. Возвращение в реальность, это — та точка, из которой Гвидо вспоминает свою жизнь. Неуместным кажется это скатывание в насмешку "помнит пончик" — до этого мотивы Бога, ангелов, Гвидо вспоминает свою жизнь от её основания, и этот "пончик" кажется сломом в стихотворении, который выбивает из колеи. Поэтому четвёртая строфа становится самой неясной в плане посыла.

В пятой строфе — Гвидо не сомневается в вере, интонации в его словах, а точнее, мыслях о Боге, уверенные. Белый хлеб и граппа — мотив причастия, поскольку до этого "закончилась месса". Причастие будет и на том свете тоже.

Во всём стихотворении мало рационального — герой вспоминает прошлое через чувства и фрагменты, мало их осмысляя. Отдельные факты не складываются в его рассказе-воспоминании в общую картину, это происходит уже в пятой строфе, после его смерти.

 Стихотворение Александра Закуренко "Феллини" как попытка перепрочтения образа главного героя фильма Феллини "8½"

Петя Давыдов 11 класс

С помощью заголовка автор ограничивает тематический круг стихотворения, сразу задаёт основную тему, идею или даже имя, которое далее раскрывается, "раскладывается" на элементы поэтическими методами.

Автор всматривается в имя Феллини, а персонаж Гвидо, герой фильма "Восемь с половиной", всматривается в самого себя. Таким образом выстраивается иерархия героев, каждый из которых обращается к нижеследующему, а самый последний - Гвидо - к своему детству.

Здесь стоит задать вопрос, почему стихотворение называется «Феллини», а не «Гвидо»? Зачем вообще повторять на бумаге жизнь героя, про которого уже снят фильм?

Я предполагаю, что в иерархии, где автор всматривается в Феллини, режиссер, в свою очередь, всматривается в Гвидо, то есть, в описание жизни персонажа, его обращение к детству становится голосом режиссёра Феллини. Именно Феллини – повествователь, и в тоже время, косвенно в этой роли выступает Александр Закуренко. Получается повествователь – это Феллини, созданный Закуренко.

Гвидо обращается к своему детству. Так и текст стихотворения «Феллини» наивен по своей форме. А точнее, текст обладает формальной свободой, притворяющейся наивностью.

Стоит говорить о «наивности» и самого фильма Феллини - так герой, например, взлетает в небо, как воздушный змей. «Наивность» – принцип, по которому «простроено» детство.

С помощью поэтического инструментария Закуренко предлагает особенное прочтение фильма, конструирует, а правильнее сказать - создаёт своего Феллини. И этот самый Феллини заглядывает глубже, чем объектив кинокамеры.

Феллини, созданный Закуренко, «пролезает» вглубь фильма, но не к взрослому Гвидо - он проникает к его детству. "Восемь с половиной" раскрывается, расшифровывается с необычного ракурса.

Поэтические методы нужны в данном случае именно для того, чтобы раскрыть сознание главного героя. В то время как фильм Феллини только называет Гвидо и показывает его жизнь, стихотворение ставит задачу «взлома сознания» Гвидо (возможно, этот взлом - попытка пересказать мысли настоящего Феллини другим языком)

Итак, вернёмся к форме. Речь идёт о детстве. Стихотворение как бы детское — это и определяет относительную, формальную свободу. Именно в детском сознании Гвидо сталкивается несталкиваемое, например, рифма: рожи - Боже. Здесь детство — это набор образов, состояний, совершенно разнородных, но связанных особой логикой произошедшего: все, что вспоминает Гвидо, связано словом «детство».

Стоит сказать о символической составляющей в стихотворении. Много раз повторенное "белый" здесь возможно трактовать, как некоторый общий символ детства. Именно поэтому с белым связаны и няня, и сам Гвидо. Девушка, которую он любит, тоже в белом. Детство здесь белое (в значении чистоты, непорочности).

Итак, детство Гвидо – это иная реальность, сверхреальность, существующая по самостоятельным законам, вся символика детства – это его ткань. Именно поэтому Гвидо в первой строфе назван с большой буквы, и тут же, в детских воспоминаниях, его имя представлено со строчной. Гвидо в детстве – это не что-либо отдельное от Гвидо. Герой в детстве является самим детством. Именно поэтому, как я предполагаю, имя героя дается со строчной буквы.

В первой строфе Гвидо вспоминает детство. Через символы своего детства он видит небо – то есть, через чистое и прекрасное детство Гвидо просвечивает что-то большее.

Во второй строфе Гвидо уже полностью отдан во власть памяти: его сознание в детстве, он как бы проживает детство. Именно поэтому «в школе была исповедь» и «гневался Боже». Не священник, а именно Бог, практически пришел в школу и разгневался. Но такое логичное объяснение — это насилие над иррациональностью, характерной для детского образного мышления Гвидо.

Клоуны — это такой же символ, как и слово «белый». Символ, связанный общим именем – «детство».

В третьей строфе возникает некий ангел. Соблазнительно было бы сказать, что это символ детства. Но стоит обратиться к фильму.

В картине "Восемь с половиной" в небо взлетает уже взрослый Гвидо. Он оказывается на веревке. Возможно, что ангел — это уже взрослый герой. Гвидо возвращается в детство, глядит на себя, взрослого, и ему становится себя жаль.

Гвидо жалеет взрослого себя - ангела, а взрослый Гвидо любит недоступную девушку.

"Он любит девушку в белом", - здесь «он» можно отнести как к Гвидо вспоминающему, так и к Гвидо-ангелу, однако, чисто грамматически, ангел оказывается ближе к значению слова "он".

В 4-й строфе Гвидо стареет. Здесь происходит собирание раздвоенности героя - ангел и Гвидо вспоминающий собираются в одного человека. Того самого, который ещё в первой строфе вспоминает своё детство. Теперь речь идёт о нём.

В детстве Гвидо не было раздвоенности – он был только частью детства, был «с маленькой буквы». Персонаж взрослеет, но только приблизившись к смерти, герой снова собирается в одного Ангела-Гвидо.

В 5 строфе Гвидо умирает. Смерть Гвидо может означать, что повествование идёт не от его лица, а «от большего» – то есть, от того самого Феллини версии Закуренко, о котором я писал ранее. Да и, банально, Гвидо говорил бы "я", если бы вел речь о себе.

Умерев, Гвидо вспоминает рай детства.

И здесь стихотворение заканчивается «мелочью», как бы деталью: «…с белым хлебом граппа». Но эта деталь, казалось бы, незначительная, якобы наивная - тоже имя целого детства Гвидо, его часть, его символ, как и белые одежды, в которые облачены персонажи.

Итак - эта деталь — это сознание Гвидо. То есть, повествование от нового «искусственного» Феллини переходит к герою Гвидо. Когда новый Феллини рассказывает о том, что за детство проживает Гвидо, он как бы передаёт ему слово. В конце побеждает голос, принадлежащий не Гвидо, а пространству детства, пространству идеала, частью которого и является сам герой.

 Катя Андреева 10 класс

 Стихотворение Александра Закуренко «феллини» написано пятистопным хореем, с частым смещением ударений. Классическая форма больше всего выдержана в первой и третьей строфах. Часто неточна и рифма, например: 'Гвидо -– видно', 'рожи –- Боже' из первой части или 'белом –- улетела' в четвертой. Рифмовка во всем тексте не меняется, она сделана попарной.

У стихотворения простая структура - оно разделено на пять частей, в каждой из которых описывается новый этап жизни главного героя. Такой прием редко используется при построении текстов, особенно поэтических, причём так явно, как в этом. Обычно встречается деление на детство, юношество, взрослую жизнь и старость.

Природный цикл так же разделен на весну, лето, осень, зиму, то есть – на четыре этапа. Почему же здесь их пять? Если подобрать название частям стихотворения, то не обозначенной останется первая, значит в ней описывается состояние, предшествующее рождению.

В первой строфе появляется деталь, которая объединяет образ няни и младенца – белый цвет - символ, означающий божественное начало. Эта идея соединяется с мотивом очищения души, вместе – и изменением жизни человека во время крещения или совершения омовения. Не случайно автор пишет о полотенце, в которое обернут Гвидо, и потом оно белого цвета.

Итак, в первой строфе герой едва перешёл от райской жизни в земную, няня, полностью белая - возможно изображение ангела хранителя и, поскольку он находится в комнате, то слова «небо видно» приобретают более глубокое значение, символическое.

Эта глубокая святая тишина сразу же нарушается во втором стихе, с приездом клоунов, с гремящим восклицанием мамы. Возможно ли к ней вернуться, к тишине? Для Гвидо она остаётся недосягаемой. Значительный вес имеют слова «гневался Боже», мы слышим их как бы от самого мальчика, Гвидо на школьной исповеди представляет себя напрямую - около Бога, возможно сравнить главного героя с Сыном человеческим… Ругался, в общем-то, точно учитель.

Дальше автор 'вспоминает' в стихотворении юность главного героя, с ним вместе. Он остается сосредоточен на детском мире, описывая все, как видел бы Гвидо; возможно поэтому фамилия Феллини в названии написана с маленькой буквы, личности режиссера здесь нет, вот только его видение наверно, невозможно опустить. В любом случае, у автора выходит раскрыть нежную красоту, часто остающуюся, за счёт своей наивности, заметной только ребенку; в стихотворении все исполнено простоты и света.

Главный замысел – отражение на бумаге особенного ощущения счастья, которое как раз впервые передал Феллини в фильме «8 ½». Кажется, будто бы автор этим стихотворением устанавливает памятник (детству, жизни, режиссеру) с намерением, наверное, пронести сквозь время и свои идеи, свои образы, возникшие во время пребывания зрителем в детском сознании.

Отстранившись от личности главного персонажа (его имя тоже с маленькой встречается, так что по аналогии...) и режиссера, установив во многом новый порядок ((например: мальчика привели на исповедь за танец на пляже) не за клоунов), Александр Юрьевич создал рукопись, находящуюся в огромном поле контекста и возвращающую читателя в один из, конечно уникальных, поэтических миров.

Кстати, о контексте, в стихотворение автор включает отсылки на русских классиков, например – на стихотворение А. Блока «Сусальный ангел»: «А няня топит печку в детской, / Огонь трещит, горит светло... /Но ангел тает. Он – немецкий. /Ему не больно и тепло. // Сначала тают крылья крошки, /Головка падает назад, /Сломались сахарные ножки/ И в сладкой лужице лежат…»

В отрывке тут же показано детское мышление. Блок пишет, передавая сценку с ангелом так, как бы стал рассказывать об этом ребенок: опуская, логические звенья ('тает – немецкий'), с наивностью речи, уменьшительно-ласкательным наклонением и т.п.

В третьей строфе важный символ белого цвета накладывается и на девушку, должно быть, она показывается нам, как небесный лик. Только почему же она недоступна? Может быть, имеется в виду икона? О ней затем написано и в четвертой части стихотворения. Твёрже становится убеждение в том, что она – ангел, когда читаешь «улетела», «на том берегу» … тогда это поэтический образ, взятый из фильма (по крайней мере я вспоминаю загадочную девушку, встретившуюся Гвидо у источников), пончик же становится чем-то вроде детской радости – доступной, в отличии от загадочной девушки в белом.

Напоминание идеи о пребывании на том берегу отсылает к известному сюжету романа «Преступление и наказание» Ф. Достоевского, когда «Раскольников вышел из сарая на самый берег, сел на сложенные у сарая бревна и стал глядеть на широкую и пустынную реку. С высокого берега открывалась широкая окрестность. С дальнего другого берега чуть слышно доносилась песня. Там, в облитой солнцем необозримой степи, чуть приметными точками чернелись кочевые юрты. Там была свобода и жили другие люди, совсем непохожие на здешних, там как бы самое время остановилось, точно не прошли ещё века Авраама и стад его. Раскольников сидел, смотрел неподвижно, не отрываясь; мысль его переходила в грёзы, в созерцание; он ни о чём не думал, но какая-то тоска волновала его и мучила…»

Здесь, в четвертой строфе, особенно виден быстрый ход времени - вокруг самого ли героя, для автора ли… По описанию действия в последней части становится понятно, что Гвидо обретает покой, только оказываясь в гробу. После его смерти соединяются противоположные измерения - клоуны, ангелы, с ними рядом находятся его родители, на счёт которых в фильме проводится трагическая сюжетная линия, совершается, наконец, причастие, становится ясно его возвращение в рай и мелодия, до этого исполняемая такими протяжными аккордами, оканчивается на светлой ноте, далеко от нее, на самом деле, никогда не отходя.

Интересно отметить, что в стихотворении упоминаются три церковные таинства. Они, как мне кажется, образуют поток жизни, которая циклична, как церковный календарь или смена времён года, и образует полный круг. Измерений, состояний души что ли… это – некоторые «общие места», в которых проложено наложение друг на друга итальянской и русской культур. Хотя, всё-таки, Александр Юрьевич, не включая в стихотворение каких-либо указаний на Европу, помещая стихотворение явно больше в контекст русского авторства, наверное, передает волю на рассматривание (как и на отсечение) итальянских корней читателю.