Еще раз о стихотворении А. Кабанова «Русский индеец»

            Дискуссия, начатая В. Пучковым в заметке «О стихах Кабанова “Русский индеец”», дискуссией в собственном смысле этого слова не стала. Автор высказал свое особенное, пусть и нелицеприятное мнение о стихах поэта, пара человек полностью или частично согласилась с этим мнением, остальные в категорической форме отказали суждениям В. Пучкова в праве на существование. Один, переходя на личности, занялся провокационным троллингом. Другой принялся доказывать гениальность указанных стихов путем цитации его ранних произведений. Выглядело это, мягко говоря, не совсем логично. Как если бы покупатель на рынке пенял продавцу: «Что ж вы мне подсовываете гнилые помидоры?!». На что продавец отвечал бы: «Какие ж гнилые! Они хорошие. Разве не я неделю назад продал вам отличные помидоры? А месяц назад — вообще превосходные! И нечего тут. Берите, что дают, и ступайте себе». Третий мановением руки вывел данные стихи из-под огня какой бы то ни было критики, объявив А. Кабанова «нашим всем» 21 века, забывая о той тривиальной истине, что современники себе не судьи.
            А собственно о стихах, входящих в кабановский цикл «Русский индеец», не взялся размышлять никто. Попытаюсь восполнить сей досадный пробел разбором первой строфы первого стихотворения, подарившего заглавие всему циклу. Хотя судить по одному четверостишию о целом стихотворении, по меньшей мере, самонадеянно, но, полагаю, я буду не слишком далек от истины, оценивая целое по некоторой его части.
            Сразу оговорюсь: от этических и эстетических оценок текста я воздерживаюсь, ограничившись исключительно его исследованием. Этическая оценка высказана В. Пучковым. Эстетика же данного стихотворения (и цикла) меня не интересует в принципе.
            Вот эта строфа:

            Долго умирал Чингачгук: хороший индеец,
            волосы его — измолотый черный перец,
            тело его — пурпурный шафран Кашмира,
            а пенис его — табак, погасшая трубка мира.

            Как известно, наиболее трудны для истолкования стихи не столько образные, сколько прозрачные, а там, где имеет место быть сугубое сгущение смыслов и трегубая концентрация образности, стихотворение на поверку оказывается довольно простым. Данный текст тоже не бином Ньютона. Однако здесь, как во всяком художественном произведении, значение имеет каждое слово — буквально, и каждое слово работает на главную идею произведения. Какую — увидим.
            Начнем с заглавия «Русский индеец». Разумеется, здесь речь идет не об индейцах русского происхождения. Сочетая вроде бы несочетаемое, автор ставит знак равенства между русскими и индейцами, живущими на всем готовом в резервациях Североамериканских Соединенных Штатов и делающими там свой нехитрый туристический гешефт. Сами же индейцы, некогда воинственные, свободолюбивые и гордые, нынче выполняют в Америке декоративно-прикладную функцию, иначе сказать, находятся на грани вымирания. Таковыми, на взгляд автора, являются и русские: то есть живут на территории, которую в принципе можно считать резервацией, ибо русские у себя дома давно не хозяева, ничего не делают, ожидая подачек от государства и питаясь эрзацем с барских столов Запада и Востока, то есть вымирают. Таков смысл заглавия.
            Далее — построчно.

            Долго умирал Чингачгук: хороший индеец...

            Чингачгук Великий Змей — один из главных героев романа Ф. Купера «Последний из могикан». Строго говоря, последним могиканином является Ункас, сын Чингачгука, но имя Великого Змея давно уже срослось с заглавием книги, да и не так уж важно, действительно ли он — последний представитель некогда могучего племени. Кабанову Чингачгук необходим, дабы представить более выпуклым исчезновение некогда славного этноса русских, последним или предпоследним его представителем как раз и является Чингачгук, по версии автора, русский индеец, бывший великий вождь. Менее известный Ункас для этой цели поэту не подошел.
            Простые слова «Долго умирал Чингачгук» на деле оказываются вовсе не такими уж простыми. Они соотносятся, ни много ни мало, с Луцием Аннеем Сенекой, с одним из его «Нравственных писем к Луцилию» за номером XCIII. Напомню, о чем там идет речь. Сенека рассуждает о весомости человеческой жизни, которую следует оценивать не прожитыми годами, а свершениями, и говорит дословно следующее: «Много ли радости прожить восемьдесят лет в праздности? Такой человек и не жил, а замешкался среди живых, и не поздно умер, а долго умирал (полужирный курсив мой — Ю. Л.). Прожил восемьдесят лет! Но дело-то в том, с какого дня его считать мертвым». Иными словами, русский индеец Чингачгук, по художественно обоснованному умозаключению Кабанова, является никем иным, как живым трупом, неспособным ни к какой общественно-полезной деятельности. Принимая во внимание число 80, упомянутое Сенекой, и взяв за точку отсчета 1917 год, мы приходим к выводу, что к 1997 году, аккурат после распада Советского Союза, русский могиканин окончательно превратился в мертвеца, а все эти годы не столько жил, сколько умирал.
            Сказанное выше подтверждается оценкой, которую дает сам автор своему герою русскому Чингачгуку: хороший индеец. Если вспомнить поговорку цивилизованных головорезов, американских пионеров, ведомых полковником Кольтом и генералом Першингом, хороший индеец — мертвый индеец, становится понятно, какой русский, по Кабанову, хорош: мертвый. Подчеркиваю еще раз: это не этическая оценка, а истолкование довольно-таки прозрачного текста.

            волосы его — измолотый черный перец...

            Удивительно точный художественный образ! Седина некоторых людей действительно напоминает эту черно-серую «субстанцию», оставляющую впечатление грязных, давно немытых волос. И в самом деле, кому же ухаживать за больным стариком, полумертвым русским Чингачгуком: у него же нет ни друзей, ни родственников, ни жены, ни любимой, он всеми брошен на произвол судьбы. Его грязные цвета измолотого черного перца волосы — знак скорой и неизбежной смерти, причем старый перец Чингачгук практически уже умер.

            тело его — пурпурный шафран Кашмира...

            А здесь я поначалу пришел в затруднение. Такой наворот — и только для того, чтобы подчеркнуть краснокожесть героя стихотворения? Но, напомню, мы имеем дела со стихами поэта, у которого смысловая нагрузка текста выверена до последней запятой (пусть даже неверно поставленной), словно взвешена на аптекарских весах. Следуя по стихотворению, читатель, впрочем, узнает, что Чингачгук «отмудохан ментами», поэтому, возможно, все тело у него — один сплошной кровоподтек. Но в таком случае столь сочный образ — пурпурный шафран Кашмира — не только не подобает, но и представляется предельно вычурным и нежизнеспособным. Менты мудохали Чингачгука, равномерно превращая телесный цвет в шафранный? Что-то здесь не так.
            На помощь мне пришла Википедия. Оказалось, что шафран (лат. Crocus) — это не только «род многолетних клубнелуковичных травянистых растений семейства Ирисовые, или Касатиковые», но и «пищевой краситель оранжевого цвета». Выходит, кожа русского просто раскрашена под индейца с помощью шафрана, а не является ее натуральным цветом. А это свидетельствует о лживости натуры избитого ментами могиканина, приспосабливающегося к условиям жизни с помощью нехитрого подобия мимикрии. Эта версия более похожа на правду, ибо русский — красный по преимуществу, по крайней мере, так полагают наши западные соседи по разуму, а теперь даже и не стопроцентно красный, а оранжевый — цвета пурпурного шафрана Кашмира. Этот цвет не натуральный, заемный, и Чингачгуку абсолютно не впору: куда ему — бессильному, ничтожному, еле живому — до оранжевых-то революций!
            На дальнейшем, явленном мне, истолковании этой строки я не настаиваю, но привести его приведу, что называется, до кучи. Как выяснилось, шафран — фамилия, принадлежащая реально существовавшим и существующим людям. Одно их перечисление наводит на определенные мысли: радио-ведущая Анна Шафран, главный раввин Румынии в 1940-1947 гг. Александр Шафран, генерал армии обороны Израиля Ами Шафран и советский и российский виолончелист Даниил Шафран. Красноречивый список, не правда ли? Но повторяю, на этой версии я не настаиваю, понимая всю ее «притянутость за уши». Хотя она удивительнейшим образом подходит к кабановскому циклу.

            а пенис его — табак, погасшая трубка мира.

            Самая интересная строка стихотворения, его ударная строка. Возможно, ради нее одной все и затевалось. Как мы видим, тело умирающего старика не прикрыто даже рогожкой, не говоря уже об одеяле, поэтому стороннему наблюдателю видны интимные подробности. Столь яркая картина явно соотносится с другой, не менее яркой, нарисованной И. Бабелем (Конармия. Сын рабби). Там, напомню, речь идет об умирающем большевике Илье Брацлавском. «... две толстогрудые машинистки в матросках волочили по полу длинное застенчивое тело умирающего. Мы положили его в углу редакции, на полу. Казаки в красных шароварах поправили на нем упавшую одежду. Девицы, уперши в пол кривые ноги незатейливых самок, сухо наблюдали его половые части, эту чахлую, курчавую мужественность исчахшего семита». Сходство поразительное, не правда ли? Знак равенства между пенисом русского Чингачгука и чахлой, курчавой мужественностью исчахшего семита указывает на то, что детородные органы русского по сути дела являются еврейскими, иудейскими, то есть воспроизводящая сила русских (теперь — бессилие) давно уже перестала быть национальной и самобытной.
            Трубка мира, приданная Чингачгуку как бывшему вождю, с точностью до запятой указывает на вождя всех времен и народов И. Сталина. С помощью своей трубки (пениса в трактовке Кабанова) он понуждал к миру бывшие братские и небратские народы, непрерывно трахаясь и кончая, как пишет ниже автор «Русского индейца». Нынче трубка мира погасла, братские народы разбежались, превратившись в недругов, а то и вовсе во врагов. От русских остался только полумертвый труп бывшего тирана, никчемной во всех отношениях личности и, ко всему прочему, педераста. Последнее замечание подтверждается только что подоспевшими стихами автора, размещенными на ПРУ. В цикле «Человек состоит» Кабанов прямо пишет:

            Россия, где ты? Не видать России —
            в разливах нефти и педерастии,
            мы б для тебя, чудовище, смогли —
            любую хрень достать из-под земли...

            Это по Кабанову и есть образ современного российского государства: чудовище, залитое нефтью и педерастией. России больше нет.
            В стихотворении и одноименном цикле «Русский индеец» имеется еще и «скво Москво» — кабановский физкульт-привет А. Блоку с его «О Русь моя, жена моя...». Есть «и всяк, рожденный в Бобруйске — умрет в Геморойске, будет пухом — дерьмо». Почему в Бобруйске, спрашивается? Ответ находим в песенке В. Высоцкого «Перед выездом в загранку», где кагэбешный стукач говорит лиргерою:

            Личность в штатском, парень рыжий,
            Мне представился в Париже:
            — Будем с вами жить, я — Никодим,
            Жил в Бобруйске, нес нагрузки,
            Папа русский, сам я русский,
            Не судим.

            Иными словами, типичный русский — это особист из Бобруйска, который помрет в Геморойске, и ему будет пухом — дерьмо. И этот славный образ легко встраивается как в заданную поэтом систему координат, так и в русло интерпретационной возможности, о которой говорю я.
            Есть много чего в произведениях Кабанова, о чем можно было бы поразмышлять, но я поставил себе ограничиться только одним четверостишием и уже вышел из своей установки. Пора закругляться.
            Судя по этим и другим стихам, поэтом Кабановым движет одна-единственная «эмоция» — ненависть к России и всему русскому. И это снова никакая не этическая оценка, а сущность поэзии автора, вытекающая из его текстов. Отсюда и всякое соответствующее лыко, вставляемое Кабановым в свою более чем талантливую строку. Гнать Россию — ату ее! — сделалось в последнее время едва ли не творческим кредо автора. Такого не позволял себе даже И. Бродский, идейный учитель Кабанова, а ведь поэтический организм последнего едва ли не на 90% состоит из находок и наработок его духовного педагога. Ненависть — тоже из арсенала Бродского, вспомним хотя бы его скандально знаменитое «На независимость Украины». Или это:

            Чуть шевельнись — и ощутит нутро,
            как некто в ледяную эту жижу
            обмакивает острое перо
            и медленно выводит «ненавижу»...

            Но плох тот ученик, который не превзойдет своего учителя, в том числе и отомстив ему «за все хорошее» (Бродский все-таки о России дурно не высказывался), на это у автора цикла «Русский индеец» уходят остальные 10% его звонкой поэтической силы, к сожалению, расходуемой на ерничество, глум, откровенное издевательство и тому подобные «тропы». Похоже, Кабанов пытается заменить «строчки из Александра» (И. Бродский. На независимость Украины), «более великого, чем Александр Великий» (Ю. Тувим. Четверостишие на верстаке), своими собственными, тоже, по случаю, александровскими.
            Нет ничего удивительного в том, что нынче такого рода стихи востребованы как в зарубежных, так и в «толстых» журналах России, существующих, по-видимому, на средства иноземных спонсоров или добивающихся этих средств. Ранее Кабанов писал другие стихи, все-таки пробуждая своей лирой чувства добрые, а нынче конъюнктурная зависимость, в силу которой поэт скрупулезнейшим образом работает над своим рейтингом, вынуждает его создавать произведения, подобные «Русскому индейцу». И тут уж не до милости к падшим. Напротив: падающего — толкни. Совсем как в фильме «Бумер» (режиссер П. Буслов), где российского милиционера, до конца исполняющего свой долг, гонит и приканчивает свора осатаневшего шакалья.
            Правда, я не думаю, что следует подрывать корни некогда могучего, а ныне, увы, полусгнившего дуба, ведь, упав, тот непременно погребет под собой и виноградники, и платаны, и ясени, и тополи, и карагачи, и вишневые садочки при хатках, где в одном из них смерть, любовница лиргероя из стихотворения Кабанова, «понесла» от него «сына и дочку».

5-7 мая 2012
г.Орск

Юрий Лифшиц, 2012

Сертификат Поэзия.ру: серия 1238 № 93129 от 07.05.2012

0 | 4 | 3279 | 05.12.2024. 05:08:52

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []