Честеровский сборник. Шекспир умер - да здравствует Шекспир!

После двух стихотворений Пеликана, завершающих поэму Честера, начинается собственно поэтический реквием на смерть Шекспира (в трактовке Гилилова – смерть Роджера и Елизаветы Рэтленд; по версии Баркова – смерть Кристофера Марло и Елизаветы Рэтленд, хотя впрямую он так поэму Шекспира «Голубь и Феникс» не трактует): при этом центральным произведением в этом реквиеме является именно эта поэма самого Шекспира, состоящая из двух стихотворений. Как это понимать? На этот вопрос ни Гилилов, ни кто бы то ни было ещё так и не ответил. Между тем именно этот вопрос меня интересовал и продолжает интересовать; это была вторая причина (по важности для меня – первая), из-за которой я стал переводить стихи из Честеровского сборника. Оказалось, что ключ к ответу – в стихах Пеликана, но понял я это уже переведя почти весь реквием.
Реквием начинается «Хором поэтов», который я тогда не перевел (не смог преодолеть собственный подстрочник); может быть кто-нибудь захочет перевести его (или сделать грамотный подстрочник) – милости прошу:

INVOCATIO,
Ad Apollinem and Pierides

Good Fate, faire Thespian Deities,
And thou bright God, whose golden Eies,
Serve as a Mirrour to the silver Morne
When (in the height of Grace) the doth adorne
Her Christall presence, and invites
The ever-youthfull Bromius to delights,
Sprinckling his sute of Vert with Pearle,
And (like a loose enamour`d Girle)
Ingles his cheeke; which (waxing red with shame)
Instincts the sensless Grapes to do the same,
Till by his sweete reflection fed,
They gather spirit, and grow discoloured.

To your high influence we commend
Our following Labours, and sustend
Our mutuall palmes, prepar`d to gratulate
An honorable friend: then propagate
With your illustrate faculties
Our mentall powers: Instruct us how to rise
In weighty Numbers, well pursu`d,
And varied from the Multitude:
Be lavish once, and plenteously profuse
Your holy waters, to our thirstie Muse,
That we may give a Round to him
In a Castalian boule, crown`d to the brim.

Vatum Chorus

Вслед за ним шли два небольших стихотворения Ignoto (так же, как и Пеликан, этот автор был одним из участников сборника «Английский геликон», вышедшего задолго до появления Честеровского сборника). Первое заканчивается строкой «Всегда одна здесь Феникс – и сгорев», второе – строкой «Сгорела Феникс – и родилась вновь».
Эта мысль проходит и через стихи Пеликана, и через весь поэтический реквием. Отсюда я и сделал вывод о сути подписи Шекспира под его поэмой: Шекспир умер – да здравствует Шекспир! Произошла смена короля поэзии. Но если это так, то в заключительных строках «Заключения» Пеликана есть ключ к пониманию того, кто пришла на смену сгоревшей Феникс:

Из пламени, которого не стало,
Другая Феникс огненно восстала,
Чьих прокаленных перьев ярче свет,
Чем матери сгоревшей; но завет
Любви святой, что Голубь заповедал,
Покоится и в этом сердце щедром.
Восставши, будет, вырастая, птица
Давать над каламбуром веселиться,
Пустив на волю их, как я – мой стих;
Умы поймут, что я не предал их.

Итак, речь идет о женщине, что творчество связано с каламбурами, – а в этом случае такой кандидатурой на «пост» Шекспира-Феникс после смерти Елизаветы Рэтленд может быть только Мэри Сидни. Это она, уже в роли новой Феникс, распоряжается траурной церемонией и организовывает прощальное «отпевание» предыдущей паре Голубь-Феникс. Однако тот факт, что второе стихотворение, «Плач», по общему мнению шекспироведов, написано Флетчером, свидетельствует: на смену Шекспиру опять пришел «коллектив».
Если все остальные стихи Честеровского сборника я переводил достаточно свободно по отношению и к размеру, и к количеству строк (важно было адекватно, как можно ближе к тексту передать содержание реквиема), то к переводу траурных стихотворений Сидни и Флетчера я отнесся иначе: до меня уже было два перевода – Левика и Щедровицкого, я знал, что переводы неизбежно будут сравниваться, и размеры сохранил. Однако для большего соответствия русского перевода интонации стихотворения «Плач» я ушел от тройной мужской рифмы и подрифмовал третьи строки через строфу, а в последней, 5-й строфе добавил полстроки, объединив её с подписью, которую сделал созвучной с рифмой предыдущей строки.
Мне пришлось также учесть, что автор первого стихотворения – распорядитель «отпевания», а не участник; поэтому он не пользуется местоимениями 1-го лица, личнымии и притяжательными, и судя по всему, их и употреблять нельзя – это может изменить смысл стихотворения
Привожу английский текст, свой перевод и переводы Левика и Щедровицкого.

THE PHOENIX AND THE TURTLE

Let the bird of loudest lay,
On the sole Arabian tree,
Herald sad and trumpet be,
Тo whose sound chaste wings obey.

But thou shrieking harbinger,
Foul precurrer of the flend,
Augur of the fever`s end,
To this troop come thou not near.

From this session interdict
Every fowl of tyrant wing,
Save the eagle, feather`d king:
Keep the obsequy so strict.

Let the priest in surplice white
That defunctive music can,
Be the death-divining swan,
Lest the requiem lack his right.

And thou treble-dated crow,
That thy sable gender mak`st
With the breath thou giv`st and tak`st,
Mongst our mourners shalt thou go.

Here the anthem doth commence:
Love and constancy is dead;
Phoenix and the turtle fled
In a mutual flame from hence.

So they lov`d, as love in twain
Had the essence but in one;
Two distincts, division none:
Number there in love was slain.

Hearts remote, yet not asunder;
Distance, and no space was seen
`Twixt the turtle and his queen:
But in them it were a wonder.

So between them love did shine,
That the turtle saw his right
Flaming in the phoenix` sight;
Either was the other`s mine.

Property was thus appall`d,
That the self was not the same;
Single nature`s double name
Neither two nor one was call`d.

Reason, in itself confounded,
Saw divison grow together;
To themselves yet either neither,
Simple were so well comounded,

That it cried, `How true a twain
Seemeth this concordant one!
Love hath reason, reason none!
If what parts can remain.`

Whereupon it made this threne
To the phoenix and the dove,
Co-supremes and stars of love,
As chorus to their tragic scene.

THRENOS

Beauty, truth, and rarity
Grace in all simplicity,
Here enclos`d in cinders lie.

Death is now the phoenix `nest;
And the turtle`s loyal breast
To eternity doth rest,

Leaving no posterity:
`Twas not their infirmity,
It was married chastity.

Truth may seem, but cannot be;
Beauty brag, but `tis not she;
Truth and beauty buried be.

To this urn let those repair
That are either true or fair;
For these dead birds sigh a prayer.

William Shake-speare

Перевод В.Козаровецкого

Птица с трубным гласом, ты,
С дерева среди пустыне,
Провозвествуй о помине
Тем, чьи перья ввек чисты.

Ты ж, визгливый побратим
Дьявола, что, в злобе, падок
Прочить смертной лихорадки
Час, – не приближайся к ним.

И не бросить тень на них
Хищному крылу – но надо
Оберечь орла, пернатых
Короля, обряд хранить.

В стихаре священник, пусть
Белый лебедь пропоет сам
Реквием, но как по нотам –
Не на свой последний путь.

Ворон в черном, вестник бед,
Близок всем до слез твой траур:
Плачь над смертною потравой –
Плакальщиком быть тебе.

Антифону петь одно:
Где любовь и верность, если
Феникс с Голубем исчезли,
В пламени сгорев двойном, –

Так любили. Ведь любовь
Двух – одной была по сути,
И сдалось число, пасуя
Пред любовью и судьбой.

И хотя считал себя
Голубь в высшем праве первым
На глазах у королевы
У своей сгореть, любя, –

Оба сердца бились в такт,
Душ объятье – без просвета;
Преклонялись оба – это
Чудо всех дивило так,

Так сияла им любовь,
Что себя в любимом взгляде
Видя в пламенном объятье,
Обладал другим – любой.

Здравый смысл испуган тем,
Что двойное имя значит
Ни один, ни два – иначе:
Смысл – только смысла тень.

Разум просто потрясён
Тем, что двое неделимы,
Что из них любого имя –
Ноль без целого; и он

Молвил: "Раз они вдвоём
Гармонично так едины,
Тайне их – любовь причиной,
Что распасться не даёт.

И как скорбный Плач по ним,
Феникс с Голубем, тем звёздам,
Что Любовь венчают, создан
Хор к трагичной сцене им.


ПЛАЧ

Честность, ум и красота,
Сострадание и такт
Здесь отныне пеплом стали.

Смерть баюкает гнездо
Феникс, принят в вечность дом,
Что им с Голубем достался.

Их союз бездетен был
Не по недостатку сил –
По невинности обету.

Чистота и красота
Без притворства навсегда
Скрыты в чаше урны этой.

Всем, кто совестью не спит, –
Здесь живой воды испить;
Умерших молитвы миру
Слышать вздох.
Вильям Шекспир.

Перевод В.Левика

Птица с голосом, как гром,
Житель важный пальм пустынных,
Сбор труби для птиц невинных,
Чистых сердцем и крылом!

Ты же, хриплый нелюдим,
Злобных демонов наместник,
Смерти сумрачный предвестник,
Прочь! не приближайся к ним!

Кровопийца нам не брат,
Хищных птиц сюда не нужно,
Лишь орла мы просим дружно
На торжественный обряд.

Тот, кто знает свой черёд,
Час кончины неизбежной, –
Дьякон в ризе белоснежной,
Лебедь песню нам споёт.

Ты, чей трижды длинен путь,
Чьё дыханье – смерть надежде,
Ворон в траурной одежде,
Плачь и плакальщиком будь.

Возглашаем антифон:
Всё – и страсть, и верность – хрупко!
Где ты, феникс, где голубка?
Их огонь огнём спалён.

Так слились одна с другим,
Душу так душа любила,
Что любовь число убила –
Двое сделались одним.

Всюду врозь, но вместе всюду,
Меж двоих исчез просвет.
Не срослись, но щели нет, –
Все дивились им, как чуду.

Так сроднились их черты,
Что себе себя же вскоре
Он открыл в любимом взоре, –
«Ты» –- как я, и «я» – как «ты».

И смешались их права:
Стало тождеством различье,
Тот же лик в двойном обличье,
Не один, а всё ж не два!

Ум с ума сходил на том,
Что «не то» на деле – «то же»,
Сходно всё и всё несхоже,
Сложность явлена в простом.

Стало ясно: если два
В единицу превратилось,
Если разность совместилась,
Ум неправ, любовь права.

Славь же, смертный, и зови
Две звезды с небес любви,
Скорбно плача у гробницы
Феникса и голубицы.

ПЛАЧ

Юность, верность, красота,
Прелесть сердца, чистота
Здесь лежат, сомкнув уста.

Феникс умер, и она
Отошла, ему верна,
В царство вечности и сна.

Не бесплоден был, о нет,
Брак, бездетный столько лет, –
То невинности обет.

Если верность иль – увы! –
Красоту найдёте вы –
То обман, они мертвы.

Ты, кто верен и любим,
Помолись на благо им
Перед камнем гробовым.

Вильям Шекспир

Перевод Д.Щедровицкого

Птица-вестник, громче пой,
Пой на пальме восседая:
Затруби - и птичьи стаи
Пусть летят на голос твой!

Ну, а ты, вещатель фальши,
Сатанинский балагур,
Смерти огненной авгур,
От собранья будь подальше.

Знайте: путь сюда закрыт
И злодею, и тирану.
Воздадим лишь честь Орлану -
Королю пернатых свит.

Есть у нас и пастор дивный -
В белой ризе Лебедь сам
Реквием исполнит нам
В виде песни лебединой.

Облаченный в траур Вран,
Ты потомство зачинаешь
Тем что грустно воздыхаешь, -
Так явись в наш скорбный стан.

Ах, любовь и верность сами
Уж мертвы, - так мы поем, -
Голубь с Фениксом вдвоем
В небеса ушли сквозь пламя.

В жизнь одну, в единый дух
Эти птицы были слиты:
Страстью - двойственность убита,
И в одном - не сыщешь двух.

Так сердца сумели слиться,
Что простор их не делил:
Это чудо нам явил
Голубь со своей царицей.

И любовь свой свет лия
В фениксовых глаз глубины
Отражала голубиный
Лик - его второе "я".

Так вот каждый оставался
Не собой и не иным,
Словно именем двойным
Некто в мире назывался.

Ум, смущен и с толку сбит,
Созерцал различья - в цельном:
Каждый, все же, был отдельным,
Воедино с другом слит.

Ум твердил: "Уж если двое,
Как одно, предстали мне,
Значит, сущность - не в уме,
А в любви, коль есть такое!.."

И вернейших двух друзей -
Две звезды, любви вершины -
Хор отпел печально, чинно
Погребальной песнью сей:

ПЛАЧ

Верность, честь и красота,
Чувств сердечных простота -
Днесь могилою взята.

Птица-Феникс умерла -
Вслед за голубем ушла:
В вечности гнездо свила.

Без потомства отошли:
Хоть иметь детей могли,
Но невинность сберегли.

Верности уж в мире нет,
Красоты пропал и след:
В гроб сошли во цвете лет.

Кто красив иль верен, - тот
Пусть к сей урне подойдет
И над прахом птиц вздохнет!..

Уильям Шекспир

Перевод В.Куллэ

Феникс и Голубь

Пусть громоподобный птах,
Сын Аравии песков,
Как герольд, пробудит скорбь
В чистых преданных сердцах.

Ты же, что в глухую ночь
Демонов зовёшь, визжа,
Что сулит предсмертный жар, –
Прочь от них, немедля прочь.

Хищных крыл, что клюв багрят
Кровью, – здесь ни одного.
Лишь Орёл, пернатый вождь,
Зван на траурный обряд.

Реквиема скорбный глас
В белыз ризах пропоёт
Лебедь, наш священник – тот,
Что кончины чует час.

Ворон, что живёт до ста –
Тот, чьего дыханья смрад
Красит чёрным воронят –
Тоже плакальщиком стань.

Антифон: Погибла Страсть,
Верности отныне нет.
Феникс с Голубем в огне
Обоюдного костра.

Такова Любовь была,
Что чужды границы им.
Двое сделались одним,
Упраздняя смысл числа.

Слит раздельный стук сердец.
Между голубем зазор
И меж Ней – не сыщет взор.
Это – чудо из чудес.

Столь Любовь была сильна,
Что сквозь пламя Голубь зрел,
Как в глазах Её горел.
Он был Ею, Им – Она.

Здравый Смысл смущён: пред ним
Нарушенье естества.
Не одно, но и не два
Скрыты именем двойным.

Потрясённый Разум зрит:
Те, кто есть – совсем не те,
Кем казались. В простоте
Был сложнейший мир сокрыт.

Он вскричал: "Двоим в одно
Не срастись – их выдаст след".
Там, где Разум слаб и слеп,
Властвовать Любви дано.

Разум, как на сцене хор,
Тем, кто ярче всех светил
Дух с Любовью совместил, –
Спел надгробный плач глухой.

Плач

Истина, Краса и Честь,
Совершенства, что не счесть,
Пеплом обернулись здесь.

Феникс стала смерть гнездом.
Голубя высокий дом
Ныне в вечности найдём.

Был бездетен их союз,
Но не слабость в том, а вкус –
Непорочность брачных уз.

Истина теперь – обман;
Красота – лишь слой румян,
Здесь их прах земле предан.

К урне, где они вдвоём,
Сердцем верные, придём
И, молясь, о них вздохнём.
Потрясающий Копьём


Предлагаю участникам сайта перевести эти стихи (или хотя бы "Плач"). Кто рискнёт? Никита (Винокуров), как задачка, не заинтересовала вас? :)
С уважением,
ВК

Владимир Козаровецкий, поэтический перевод, 2007

Сертификат Поэзия.ру: серия 986 № 57666 от 19.12.2007

0 | 1 | 4014 | 25.04.2024. 10:20:27

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []