О публикациях стихов Валентина Лукьянова на сайте Поэзия.ру

У тех, кто прочел 4 публикации стихов Валентина Лукьянова, невольно возникнет один и тот же вопрос: зачем я трижды опубликовал одно и то же стихотворение – «Стоит кругом затишье…» А дело в том, что это стихотворение и было трижды опубликовано в тех подборках стихов, которые я «перепечатал» на нашем сайте: первая подборка из 5 стихотворений, которой я начал знакомить читателей с поэтом, была отобрана в «Звезде» Арьевым, Гординым и Кушнером по принципу единогласия (это их Ситницкий в своем комментарии назвал «бездарными стишками») и опубликована в 12-м номере журнала за 1990 год; подборка Продолжения 1 была опубликована в 7-м номере «Нового мира» за 1990 год. Две другие подборки были опубликованы в журнале «Смена» – в 9-м номере за 1990 год (Продолжение 2) и в 3-м номере за 1973 год (Продолжение 3) – причем эта публикация 1973 года вышла с «врезом» Бориса Слуцкого. И не случайно в трех случаях из четырех для публикации выбирали именно это стихотворение: это действительно жемчужина. Правда, сегодняшнему читателю для истинного понимания этого небольшого стихотворения надо обратить внимание на дату и знать, что у выражения «белый стих» есть синоним – «свободный стих».
Кроме этих подборок были еще публикации в «Смене» (1975, №5; два стихотворения – «Серебряный Бор» и «Осень»), в «Дне поэзии 1986» (стихотворение "В дороге"), в 1987 году в «Литгазете» (с моим некрологом – «Оттепель», «Зимние изваяния», перепечатанные потом «Звездой», и «Крематорий»), в «Дне поэзии 1988» (стихотворение «Белый снег») и в сборнике «Поэзия молодых» (М., 1988; стихотворение «Раковина»). Я привожу все «недостающие» стихи в этой публикации .
Таким образом в центральной печати тогда еще большими тиражами были опубликованы почти три десятка стихотворений – более чем достаточно для того, чтобы оценить поэта. В 1997 году вдовой поэта Ингой Юденич был издан «за свой счет» сборник его стихов «Белый снег». Тот факт, что сегодня такой поэт фактически замолчан, говорит о нашем времени гораздо больше, чем любые статьи и письма о засилье посредственности.

Раковина

На низкий берег, ко всему глухой,
Где копошились только гады, слизни,
Широким жестом вынесло волной
Дар океана – дар певучей жизни.

Горбом вбирая музыку волны,
О чем молил нечаянной жизни слепок
И что таил – какие яви, сны –
В том одиночестве между землей и небом?

В песок забившись, главного не знал:
Что жемчуг он – слепых кровей соринка.
Таивший душу, словно ветра ждал
Порыв страстей – порыв открытый риска.

Под панцирем, под костяной корой
Порой рождались дерзкие мечтанья,
Бурлила, билась, бушевала кровь,
Грозя разъесть, грозя разнесть их тайну...

... Его ж нашел пещерный человек,
Что чувствовал лишь вечный, волчий голод.
Он не мудрил, он в руки взял, поверь,
Природный тот, тот потаенный голос.

Не утруждая ближних дележом,
Через покров окаменевший, ждущий
Он вырезал злокаверзным ножом
Средину, сердце – лакомство бездушных.

И свет померк свечою на ветру
В нахлынувшей, все захлестнувшей боли.
Метались чайки, обрывая круг,
Мычал и бился слезный вал прибоя.

До глубины потряс морскую зыбь
Безмолвный вопль отчаянья. О, горе! –
У раковины вырвали язык...
Но ты прислушайся – она поет о море.

Белый снег

Он пошел таинственно,
Всюду, враз,
Словно он та истина,
Что ждалась,

Словно он венчание
Всем камням,
Словно он нечаянный,
Как и я.

Пропади ты пропадом,
Белый снег,
С твоей лживой проповедью
В белый свет,

С твоей лютой кротостью
(Вьюга – мать!),
Что зовет бескровию
Подпевать.

Нет, не мне нашептывать,
Взгляд косить –
На слезе на собственной
Мне скользить,

Порываться в душные
Темь-дворы,
Пригревая души их,
Как дары.

Что б там ни наверчивал
Белый снег,
Я приснюсь не вечным ведь
И не всем.

Между звезд затерянный,
Больше б мог...
Снег летит затейливый
И немой.

Выходя из снежности
На фонарь,
Всякий раз жду сдержанно –
Все, финал.

Словно здесь, у пламени,
В полусне,
Рухну я, внеплановый,
В белый снег.

В дороге

Квадратами шахматной пашни
Открыто пространство ветрам,
И водонапорные башни
Ладьями стоят по краям.

И мир, что на солнце искрится,
Преданьем хранится целей,
И слезы так бережно скрыты
Под луковки белых церквей.

И только – равнина, равнина,
Где кругом идет голова,
Где только живое ранимо,
Где каждая рана жива.

Серебряный Бор

Бор Серебряный,
Литые сосны.
Быль сиреневую
Латает солнце.

Глушь наваливается,
Лучась,
Проговариваясь,
Шепча.

В птичьих дикциях,
В травах-ландышах
Набродившись
И наваландавшись,

В дюны падаешь,
Как стоишь...
Зной, апатия,
Сонность, тишь.

И ни города,
Ни подхода,
И все горькое
И глухое,

Что на сердце
Давило камнем,
Здесь рассеется,
В воду канет.

Здесь на части
Неразрываем,
Целен, счастлив,
И, забываясь,

Шепчешь милые
Звуки немо
Воли, мира,
Любви и неба.

Осень

Солнце рано зарится
На поле в подсолнухах.
Земля раной саднится
Потом подсолена.

Перетрубы в отзыве
Замирают, тонут.
В синем с дрожью воздухе
То и дело стоны.

Небо к югу скошено
Косяками птичьими;
А кругом – из кожи вон –
Лезет лес: настичь бы их.

Старый лист бросается
В осиненье следом.
Стаи птиц – касание
Поселений с небом.

Намекает многое
Тот крылатый росчерк,
Увлекая, трогая
И поля, и рощи.

Где, затерян скирдами,
Вечным Одиссеем
Вслед гляжу покинуто,
Не владея сердцем.

Крематорий

Подойдет прощанья
Одинокий час.
Обернется счастьем
Маявшее нас.

Все, что было болью,
Мукой у виска,
Станет просто воля
Выси, облака.

Через эти ветви,
Вешности поля,
Породнившись с ветром,
Полечу и я.

Из трубы, свиваясь,
Унесется дым...
О, душа, живая
Небом голубым.

У любого большого поэта всегда можно найти строки, которые, разлетевшись, остаются в родном языке, в отечественной культуре; такие строки есть и у Лукьянова. Когда он будет по-настоящему издан и освоен русской поэзией – а время его стихов наступает, – он будет цитироваться, как и положено цитироваться классику. Но уже сейчас, из его опубликованных на сайте стихов, можно привести такие строки; они могут послужить эпиграфом как к его судьбе, так и к судьбам тех в нашем поколении, кто не уехали и не стали сотрудничать с советской властью и потому были обречены:

…У раковины вырвали язык…
Но ты прислушайся – она поет о море.


Я не стал предварять публикации сообщением о том, что стихи были уже опубликованы в журналах, по двум причинам. Мне хотелось дать возможность тем поэтам и переводчикам, кто уже убедился в серьезности моих намерений и публикаций и ими интересуется, заодно проверить себя: мир талантливого, неординарного поэта всегда требует некоторых усилий для вхождения в него. Мне жаль, что не нашлось никого, кроме Никиты Винокурова и Леонида Портера, кто бы откликнулся на эти публикации: боюсь, что мы разучились читать стихи.
Ну, а вторая причина: я хотел дать возможность непредубежденно высказаться г-ну Ситницкому. Ведь никто не скажет о нем лучше, чем он сам!




Владимир Козаровецкий, 2007

Сертификат Поэзия.ру: серия 986 № 56821 от 14.11.2007

0 | 1 | 2349 | 29.03.2024. 09:18:39

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []


Вы очевидно не понимаете реалий журнальных публикаций. Все публикации того времени - априори - ни о чем. О литературе, которой нет, писаные людьми которых нет, даже если живы т.д. Мне ли вам рассказывать, что и кого печатали. Мне все понятно. Таких людей было много. Большинство из них писали лучше. Ну и что? Давайте здесь всех публиковать?
особо позабавило вот это
в сборнике «Поэзия молодых» (М., 1988; стихотворение «Раковина»).
учитывая, что поэт умер в 87.