Венок сонетам

Поскольку время для публикации полного варианта статьи о принципах переводов сонетов Шекспира еще не наступило, я решил пока опубликовать мое предисловие к главе "Венок сонетам" из книги "Как не стать писателем": вместе со старым вариантом статьи оно дает общее представление о моих взглядах на проблему перевода шекспировского сонетного цикла, которые, как мне кажется, заслуживают обсуждения. В.К.


ВЕНОК СОНЕТАМ

Году в 82-м однажды, под настроение, я перевел 90-й сонет Шекспира. К тому времени мне удалось переложить на русский лишь несколько стихотворений Байрона и Шелли, но на Шекспира я «замахнулся» не из тщеславия: из шекспировской любовной лирики мне захотелось попробовать перевести стихотворение разрыва. Закончив работу, я заглянул в переводы Маршака - скорее по инерции, чем в ожидании увидеть поэтический шедевр; как и следовало ожидать , его перевод меня не устроил. Я наугад перевел еще 5 сонетов - и снова сравнился с Маршаком. Его переводы оказались настолько не в моем духе, что я закрыл их совсем и решил перевести побольше, чтобы вжиться в ритм, настроение и сюжет этого сонетного цикла - тем более, что мне подвернулась бесплатная путевка в пансионат, где мне дали отдельный номер: переводи - не хочу.
Настроившись на пятистопный ямб с перекрестной рифмой я довольно шустро перевел штук 30 шекспировских сонетов, но что-то меня остановило - некое подозрение, что тут что-то не так, что все не так просто и что к этим сонетам надо бы как следует присмотреться. Я отложил работу и стал начитывать литературу о «Сонетах», собрал все имевшиеся в Ленинке публикации русских переводов "Сонетов" от начала ХIХ века до сегодняшнего (то есть тогдашнего) дня, отксерокопировал Variorum Роллинза (я целый месяц ездил в Ленинку каждый день, как на работу) - и вернулся к своим опытам. Они оказались явно не так хороши, как показались мне сначала, требовали серьезной правки - но, главное, я отчетливо увидел некоторые особенности сонетов и уже сделанных мной переводов, которые поставили меня перед необходимостью принять некие принципиальные решения, прежде чем продолжить эту работу.
Во-первых, я обнаружил, что стихи, которые я переводил как любовную лирику, написанную мужчиной и обращенную к женщине, принято считать адресованными мужчине, что вызвало у меня нечто вроде шока. Умом-то я понимал, что в жизни такое бывает, но написать или перевести искренне такое стихотворение я был не в состоянии. Я долго ломал голову, как бы мне обойти этот барьер и сохранить любовную лирику для широкого читателя, и нашел ответ в некоторых уже существовавших переводах: пол адресата надо было "скрывать". Так я пришел к необходимости передачи двойного адресата.
Во-вторых, я упорно чередовал женскую и мужскую рифмы (в отличие от почти повсеместной мужской рифмы в оригинале), пользовался в переводах теми же рифмами, что и в своих стихах (преимущественно обычными, но и ассонансными, омонимическими, составными), сленгом, когда требовалось переводить игру слов, и т.п. К этому времени я уже успел поинтересоваться отношением маститых советских переводчиков к таким переводам классики и понимал, что хода моим переводам не будет. Тем не менее я решил продолжать переводить «Сонеты», время от времени возвращаясь и к уже переведенным стихам и продумывая аргументы в пользу моего подхода к поэтическому переводу в мысленном споре с адептами советской переводческой школы. И тут мне представилась возможность эти аргументы высказать если и не в печати, то, по крайней мере, вслух.
Будучи под Новый, 1985-й год в Ленинграде, где у меня было много друзей, я обмолвился одной своей приятельнице, что перевожу сонеты Шекспира, и она сказала, что ее знакомый занимается организацией всесоюзного семинара по «Сонетам»Шекспира. Она предложила поговорить с ним, с тем чтобы я принял участие в этом семинаре, и я, в глубине души будучи уверен, что вряд ли мне удастся прорваться на мероприятие такого масштаба, не раздумывая согласился.
Я уехал в Москву и уже забыл об этом разговоре, когда неожиданно получил из Ленинграда письмо:

"Уважаемый Владимир Абович!
Сообщаю Вам, что Шекспировские чтения, проводимые в этом году Ленинградским отделением Шекспировской комиссии АН СССР совместно с секцией художественного перевода Ленинградской писательской организации и посвященные теме "Сонеты Шекспира", состоятся в среду 17 апреля с.г. в 18 ч. в Доме писателя им. В.В.Маяков-ского (ул. Воинова, д.18). Согласно нашей предварительной договоренности в программу вечера включено Ваше выступление с чтением своих переводов сонетов Шекспира.
Ждем Вас в Ленинграде.

С уважением
Председатель Ленинградского отделения
Шекспировской комиссии АН СССР
доктор филологических наук Ю.Д.Левин
24 марта 1985 г."

Блат - блатом, но «незатейливость», с какой я получил возможность - "согласно предварительной договоренности", без какой бы то ни было проверки уровня моих переводов - принять участие в этом всесоюзном мероприятии вызвало у меня двойственное чувство - легкой радости, смешанной с тяжелым подозрением. Потом-то я понял, что эти "чтения" проводились «для галочки», что приглашались специально совсем неизвестные переводчики (нас и было-то пять человек), от которых не ожидалось никаких сюрпризов, и что, по какому-то случайному стечению обстоятельств, именно мне суждено было стать возмутителем спокойствия.
Вели этот однодневный семинар А.Аникст и Ю.Левин; были приглашены, кроме меня, еще четверо переводчиков (одним из них был П.Нерлер) - каждому из нас заранее было задано перевести 10 сонетов (2, 12, 55, 66, 73, 90, 116, 128, 129 и 130 - может быть, в каком-то номере я и ошибаюсь, много лет прошло). Каждый из нас должен был выйти на сцену, к зрителям (дело было в каком-то полупустом зале Дома писателя), и прочесть свои переводы; я испросил разрешения еще и прочесть небольшой доклад.
Мой доклад был выслушан и зрителями, и «президиумом», состоявшим из сидевших на сцене Левина и Аникста, благожелательно: никто вроде бы не возражал против того, чтобы переводить игру слов или переводить сонеты с двойным адресатом - обращенными одновременно и к мужчине, и к женщине. Однако, по мере чтения самих переводов, публика насторожилась, а когда я закончил чтение 130-м сонетом и ушел с трибуны, вместо жидких аплодисментов, которыми провожали выступавших до меня, в зале раздалась оглушительная тишина: не было ни единого хлопка.
Я понял, что главной причиной такого приема стал именно 130-й сонет, который был в списке и чтении последним: хотя я в своем докладе и объяснял, что 130-й сонет - шекспировская пародия на современных ему сонетистов, текст моего перевода пародии оказался шокирующим. Вряд ли кто догадался тогда, что в своем переводе я пародирую именно перевод Маршака, поскольку я этого не афишировал, но подсознательно мой вызов уловили - и соответственно мне ответили. В гардеробе люди, сидевшие в зале, одевались рядом со мной, и я слышал, как кто-то сказал: «А этого москвича расстрелять мало!» Что именно он имел в виду под этим «мало», я так и не узнал, потому что его толкнули, кивнув на меня, и он замолчал.
Тем не менее мы с Аникстом обменялись телефонами и уже в Москве несколько раз перезванивались, но в последний раз, убедившись, что я твердо стою на своих позициях, в том числе - и по отношению к переводам Маршака, и не уступаю ни грана ни по одному из выдвинутых мной положений, разозлившись, он бросил трубку. Так я и остался ни с чем - то есть со своими переводами и со своими принципами, удостоившись лишь упоминания моего перевода замка 129 сонета в академическом сборнике "Шекспировские чтения 1984". А между тем количество переведенных сонетов постепенно росло, потом выросло и количество принципов - и мне опять пришлось переделывать чуть ли не половину переводов, что оказалось много труднее, чем переводить заново.
Одновременно, раззадоренный приемом моих тезисов и переводов в Ленинграде, я превратил тот небольшой доклад, с которого начались мои размышления над «Сонетами» Шекспира, в статью и стал показывать всем, кто соглашался ее прочесть. В Институте мировой литературы статья понравилась П.Палиевскому и разозлила Д.Урнова (у меня сохранилась его забавная "внутренняя" рецензия на статью, где он, как опытный демагог, хитрил, пытаясь согласиться с некоторыми моими доводами - например, по поводу игры слов - и одновременно защитить Маршака), а в Институте русского языка заинтересовала М.Гаспарова. Последнему особенно понравилось определение, которое в моей статье было дано Маршаку; он как раз в это время был председателем комиссии по литературному наследию Маршака, и, видимо, то, что он увидел в этом наследии, и заставило его проникнуться моей формулировкой (когда я попытался поговорить об этом, он только махнул рукой и от разговора о Маршаке ушел). Правда, ему было несколько неловко в разговоре со мной за его "окольную" – и, в общем, комплиментарную - статью «Сонеты Шекспира – переводы Маршака» в «Вопросах литературы» (1969, №12) - и напрасно: я-то понимал, что ему - пусть и в осторожной форме, «огородами» - все-таки удалось показать, чего стоят эти переводы (что, по тем временам, было близко к подвигу), а мне, с моей откровенностью и категоричностью, публикация, похоже, вообще не светила.
Еще будучи в Питере, я поинтересовался, кто из ленинградских переводчиков тоже переводит Шекспира, и мне назвали И.Ивановского; я узнал его телефон, созвонился с ним, и он пригласил меня к себе. Мы почитали друг другу свои переводы, и, слушая его (оказалось важным именно услышать его переводы сонетов), я, помимо того, что подтвердились мои подозрения относительно цели ленинградского «семинара», на который не был приглашен вполне профессиональный переводчик, окончательно утвердился и в том, что до этого я делал чисто интуитивно: сонеты следует переводить с чередованием женской и мужской рифм (Ивановский и сегодня по-прежнему стоит на своем и английскую поэзию переводит в точном соответствии с оригиналом – то есть, в большинстве случаев, с чередованием только мужских рифм). Разговор с Гаспаровым меня в этом мнении утвердил окончательно – тем более что он дал мне и очень простое и убедительное объяснение этой точки зрения. Игру слов – даже там, где это было необходимо – вообще никто не переводил, и тут молчаливое несогласие со мной переводчиков мне было понятно: научиться переводить игру слов трудно, а для многих - и невозможно. Что же касается передачи двойного адресата, то это был вопрос спорный, а доказать возможность таких переводов можно было только количеством.
Время от времени я "высовывал нос", осматриваясь в поисках того, кто переводил бы, придерживаясь сходных с моими принципов, не находил - и продолжал переводить, поскольку понимал, что некоторые из положений, сформулированных в статье, требуют подтверждения именно большим количеством переведенных сонетов. И вдруг мне повезло (во всяком случае, так я тогда подумал): альманах «Поэзия» взял мою статью - я полагаю, не столько из интереса к проблеме перевода шекспировских сонетов, сколько из нелюбви к Маршаку. Статья ""Сонеты" Шекспира: проблема перевода или проблема переводчика?" была опубликована в 1988 году, в юбилейном, 50-ом номере альманаха, но прошла «незамеченной»: все, кого она касалась, сделали вид, что ее просто не существует. Определение, данное мной Маршаку, в статью конечно же не попало: при всей нелюбви к нему «молодогвардейцев» некоторые места они дать не посмели и сняли.
Единственная известная мне реакция последовала года через три. Из Ленинграда приехал переводчик К., прочитавший мою статью, разыскал меня и предложил переводить сонеты Шекспира вместе: он переводит весь текст, а я – игру слов. Мне стоило большого труда не рассмеяться, хотя улыбки я тогда и не сдержал; объяснять ему, что стихи вдвоем не переводят, я не стал и от предложения отказался. Надеюсь, он нашел себе соавтора, хотя - судя по его предложению – подозреваю, что и переведенная игра слов его переводы вряд ли спасет.
Сегодня я понимаю, что появление статьи было преждевременным, - ведь даже сейчас она будет восприниматься с большим сопротивлением: каково, например, будет читать ее чтившим переводы Маршака, считавшим их замечательными, а его авторитет непогрешимым? К тому же свойственная мне тогда категоричность выражений не способствовала непредубежденному восприятию моих взглядов.
Шли годы, я потихонечку, никому не мешая, переводил сонеты, и когда мне осталось перевести всего 20 стихотворений, я познакомился со стоящей в Интернете книгой Альфреда Николаевича Баркова ""Гамлет": трагедия ошибок или трагическая судьба автора?" (Киев, 1998), из которой мне стало ясно, что "скрывать" надо не только пол адресата. Барков предположил (и не без оснований), что структура "Сонетов" диалогична, что часть сонетов вполне могла быть написана женщиной - или женщинами, - и, если я не хотел, по мере выяснения того, кто именно и кому написал тот или иной сонет (а по поводу всех сонетов Шекспира это могло быть и не узнано при моей жизни), снова переделывать переводы, мне надо было "скрывать" и пол автора. Другими словами, перевод должен был допускать любое прочтение, какое допускает английская грамматика оригинала.
Смирившись с необходимостью «переживать неприятности по мере их поступления», часть переводов я вынужден был опять исправить; к тому же Барков показал, что использование таких слов, как "король", "королева", "принц", "дитя государства" в этом цикле отнюдь не метафорично и каким-то образом связано с происхождением или кругом общения автора (или авторов), и мне пришлось проверить ряд переводов и по этому признаку. Сегодня, когда я выпускаю в свет перевод этого цикла, остановившись пока на том этапе, до которого добрался, и предприняв такие "меры предосторожности", я уже знаю, что Шекспиру принадлежат и диалогические "Песни Голубя" из Честеровского сборника "Жертва любви" (а скорее всего - и "Синеты" или часть стихов из этой книги) - И.Гилилов в своей книге "Тайна Великого Феникса, или Игра об Уильяме Шекспире" (М., 1998) показал это вполне убедительно. Вряд ли я стану их переводить: для перевода этих акростихов требуется такая техническая эквилибристика, на которую, боюсь, у меня уже просто нет времени, и я предлагаю решать эту задачу тем, кто помоложе. В лучшем случае я успею закончить начатую работу по переводу "хора поэтов" из Честеровского сборника и перевести "Страстного пилигрима", но переводам "Сонетов", судя по всему, время пришло - так же как и моей статье.
Уже в первых моих переводах переводческая работа и переводческие принципы были так переплетены, что сегодня, по прошествии такого количества времени, и вообще невозможно понять, что было первичным – курица или яйцо. Сложность решения этой вечной проблемы я вполне осознал, пытаясь разобраться, сонеты ли переводились, чтобы доказать (или проиллюстрировать) переводческие принципы, сформулированные в статье, или статья писалась, чтобы показать, чем я руководствовался в процессе перевода. Полагая, что здесь имеет место диалектическое единство, я решил, что публиковать статью и переводы надо вместе.
К возражениям я готов - более того, я в них заинтересован. Я открыт для любых аргументов и буду благодарен за любое критическое замечание по поводу конкретных переводов или моих переводческих принципов. Я только хочу, чтобы всем прочитавшим эту статью, стало понятно: сегодня переводить сонеты Шекспира так, как это делалось раньше, просто бессмысленно. Правила игры придется менять.
С моей точки зрения настало время для издания поэзии Шекспира в русских переводах вместе с английскими текстами, филологическими подстрочниками, включающими варианты прочтения при игре слов, и заново выполненными прозаическими переводами сонетов - прозаические переводы П.Каншина (1893) и П.Соколовского (1915) содержат ошибки и уже не удовлетворяют современным требованиям; наконец, такое издание должно быть снабжено также комментарием известных на сегодня фактов из жизни поэта, в том или ином виде попавших в его стихи.
Такое издание даст возможность всем желающим принять участие в создании на русском языке корпуса переведенных в согласованной концепции стихотворений Шекспира, в дальнейшем постоянно обновляемого лучшими современными переводами в рамках принятых «правил игры». Именно в этом я вижу главную задачу настоящей публикации.

Владимир Козаровецкий, поэтический перевод, 2006

Сертификат Поэзия.ру: серия 986 № 44349 от 28.04.2006

0 | 1 | 2441 | 17.04.2024. 01:31:54

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []