ОДА ПАВШИМ КОНФЕДЕРАТАМ (А.ТЕЙТ)

ALLEN TATE
(1899-1979)

ОДА КОНФЕДЕРАТАМ

Row after row with strict impunity
The headstones yield their names to the element,
The wind whirrs without recollection;
In the riven troughs the splayed leaves
Pile up, of nature the casual sacrament
To the seasonal eternity of death;
Then driven by the fierce scrutiny
Of heaven to their election in the vast breath,
They sough the rumour of mortality.

Autumn is desolation in the plot
Of a thousand acres where these memories grow
From the inexhaustible bodies that are not
Dead, but feed the grass row after rich row.
Think of the autumns that have come and gone!
Ambitious November with the humors of the year,
With a particular zeal for every slab,
Staining the uncomfortable angels that rot
On the slabs, a wing chipped here, an arm there:
The brute curiosity of an angel's stare
Turns you, like them, to stone,
Transforms the heaving air
Till plunged to a heavier world below
You shift your sea-space blindly
Heaving, turning like the blind crab.

Dazed by the wind, only the wind
The leaves flying, plunge

You know who have waited by the wall
The twilight certainty of an animal,
Those midnight restitutions of the blood
You know--the immitigable pines, the smoky frieze
Of the sky, the sudden call: you know the rage,
The cold pool left by the mounting flood,
Of muted Zeno and Parmenides.
You who have waited for the angry resolution
Of those desires that should be yours tomorrow,
You know the unimportant shrift of death
And praise the vision
And praise the arrogant circumstance
Of those who fall
Rank upon rank, hurried beyond decision
Here by the sagging gate, stopped by the wall.

Seeing, seeing only the leaves
Flying, plunge and expire

Turn your eyes to the immoderate past,
Turn to the inscrutable infantry rising
Demons out of the earth they will not last.
Stonewall, Stonewall, and the sunken fields of hemp,
Shiloh, Antietam, Malvern Hill, Bull Run.
Lost in that orient of the thick and fast
You will curse the setting sun.

Cursing only the leaves crying
Like an old man in a storm

You hear the shout, the crazy hemlocks point
With troubled fingers to the silence which
Smothers you, a mummy, in time.

The hound *
Toothless and dying, in a musty cellar
Hears the wind only.

Now that the salt of their blood
Stiffens the saltier oblivion of the sea,
Seals the malignant purity of the flood,
What shall we who count our days and bow
Our heads with a commemorial woe
In the ribboned coats of grim felicity,
What shall we say of the bones, unclean,
Whose verdurous anonymity will grow?
The ragged arms, the ragged heads and eyes
Lost in these acres of the insane green?
The gray lean spiders come, they come and go;
In a tangle of willows without light
The singular screech-owl's tight
Invisible lyric seeds the mind
With the furious murmur of their chivalry.

We shall say only the leaves
Flying, plunge and expire

We shall say only the leaves whispering
In the improbable mist of nightfall
That flies on multiple wing:
Night is the beginning and the end
And in between the ends of distraction
Waits mute speculation, the patient curse
That stones the eyes, or like the jaguar leaps
For his own image in a jungle pool, his victim.

What shall we say who have knowledge
Carried to the heart? Shall we take the act
To the grave? Shall we, more hopeful, set up the grave
In the house? The ravenous grave?

Leave now
The shut gate and the decomposing wall:
The gentle serpent, green in the mulberry bush,
Riots with his tongue through the hush--
Sentinel of the grave who counts us all!

* * *


Их имена шеренгами, рядами
Стихии предаёт щербатый камень.
Они ушли в беспамятство ветров
Безликим стоном стылых завываний.
Развалины могильных цветников
ПолнЫ листвы.
Небрежная природа
Приемлет смерть легко, как время года.
Но, отплясав в Небесной круговерти,
Сухие листья шепчутся о Смерти.

Здесь только те, кто смертью Смерть поправ,
За рядом ряд, под кроны старых сосен
Не сгинул – слёг. И к памяти воззвав,
Сквозь жёлтую кладбищенскую осыпь
К нам тянут стебли изумрудных трав…
Но зову их внимает только осень,
И с гонором спесивца-ноября
Уродует, терзает по чём зря
Тех Ангелов, что чахнут у надгробий,
С отбитыми руками и крылами.
Неангельский, пытливый, грубый взор
Без скорби брошен, как немой укор.
Ты, каменея, бросишь, словно камень,
Ответный взгляд в хранителя у склепа,
Со вздохом каменным шагнёшь нелепо,
Неловко,
Слепо,
Каменно
К надгробью,
Бочком, как краб, в гранитном неудобье.

От ветрОв очумевшие листья
КрУжат, падая, у обелисков.

Ты -
тот, кто ждал, набычась, у стены,
Объятый сумрачной, звериной верой,
Что кровь - за кровь.
Над молохом войны
Ты видел чёрный, дымный небосвод,
Всеядный гнев, не ведающий меры,
В рокочущем безумстве горных вод,
Где этот гнев безжалостно кипит.
Молчит Зенон и Парменид *– молчит.
Ты -
тот, кто ждал ответа у стены,
Своих желаний оценил никчемность,
И мелочность «курносой» презирал.
Ты знал почём тупая обречённость
Всех тех, кто пал.
У растворённых врат
Строй не сломал и не согнул спины,
И с ними в ряд
Вершил последний, гибельный парад,
Ты -
тот, кто ждал, набычась, у стены.

Так осенние жёлтые листья,
Умирая, дорогу нам выстелют.

Лишь обернись, верни в былое взгляд,
И демонов, восставших из земли,
Увидишь мрачный, бесконечный ряд.
Ах, Стоунвол…
Морями конопли
Поля Шайло, Булл Рана, Мальверн Хилла
Колышутся в дурманящей пыли,
Затягивая пролежни Земли…
Будь проклято, угасшее светило!

Проклинают нас павшие листья,
Как старик непогоду, воистину…

А к голове мигрень протянет руки,
Взметая крик над мёртвой тишиной.
Она глумится, душит нас с тобой,
Как мумию, точь-в-точь.
Предсмертный вой
Охотничьей беззубой, старой суки
Уносит ветер прочь.
И солоней
Стократ их кровь, и чище, и немей
Соленого забвения морей.

А как быть нам, к листу календаря
Склоняющим чело в безмерном горе?
У капища застыв? У алтаря?
Что, траурный повязывая бант,
Мы скажем праху бренному солдат,
Ушедших в никуда, за рядом ряд,
Без почестей, без имени, без дат?
И лишь шуршанье серых пауков,
Во тьме прядущих злую паутину,
Да крик визгливый полуночных сов
Рождают камень дум невыносимых,
И гневный ропот рыцарства им вторит.

Тихий шепот смешался со свистом
Это падают, падают, листья…

Мы скажем только шепчущимся листьям,
Летящим на крылах седых ветров:
«Начало и конец – ночной кошмар,
Меж ними бойни прОклятой угар -
Всё писано одной безумной кистью».
Проклятье терпеливо, без сомненья,
Но, вдруг, одним броском, без лишних слов,
Себя же в клочья рвёт, как ягуар,
Своё в воде увидев отраженье.

Мы знаем всё. И камень точит сердце.
Могила… склеп… молчанье… В горле ком.
К чему слова? Для нас, единоверцев,
Могила… склеп… Не наш ли это дом?

Пойдём…
Закрытые врата. В стене пролом.
И мудрый страж могил, изящный змей
Из шелковичных вьющихся ветвей
В тиши грозит нам ядовитым жалом.
Нас всех, до одного, уж сосчитал он...

Трояновский Игорь Дмитриевич, поэтический перевод, 2004

Сертификат Поэзия.ру: серия 64 № 29019 от 08.11.2004

0 | 1 | 3097 | 20.04.2024. 01:27:57

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []