Адам Гвара. Красная луна. Лев Бондаревский

Это насыщенное символикой и богатством образов стихотворение, в котором сочетаются духовные искания и размышления о природе человеческого и божественного, предлагает идею созидания божественной реальности из любви, заботы, но также горечи и тоски, составляющих внутреннюю природу человека. Такая поэзия утверждает великую силу, скрытую в простоте и уязвимости.  

Перевод Льва Бондаревского выдержан в соответствии с настроением и эмоциональным наполнением оригинала, передавая философские подтексты главной мысли о поиске божественного в человеке и погружая читателя в глубину и магию поэзии нашего современника Адама Гвары, творящего в эпоху активнейшей интеграции искусственного интеллекта во все сферы человеческого бытия:

…и теперь любить научим его

будем бога молить

искусст-вен-ного…

 

Это стихотворение-размышление Рильке о природе творчества насыщено глубокой метафорикой и раздумьями о процессе творчества и познания. Его ключевые аспекты – это повторение и упорство в постоянных попытках постичь неуловимое; это разрушение и возвращение к образу (weggerissen, wieder hingetrieben), что символизирует поиски истинного выражения и приближения к сути.

Вулкан в стихотворении представляет мощь и тайну необъяснимой и непостижимой стихии, одновременно привлекающей и пугающей (zu dem unbegreiflichen Vulkane). Метафора поиска и открытия (sich zu heben hinter jedem Spalt – подняться сквозь каждый просвет) отражает сомнения, преодоление границ понимания.

Образ отстраненности и удаленности (teilnahmslos und weit und ohne Meinung) говорит о необходимости выйти за рамки субъективных суждений для обретения художником истинного понимания и раскрытия тайн мира, зачастую недосягаемых и загадочных.

Перевод Сергея Крынского хорошо передает образность оригинального стихотворения: «гора», «вулкан», «ночь», «видения», «облака» отражают метафорический и мистический характер раздумий Рильке. Использование слов «прогресс», «отпускание» и «расширение» создает ощущение движения и поиска внутренней истины.

Переводчик удачно передает идею бесконечного поиска и роста через многократные усилия, и я желаю Сергею Крынскому дальнейшего прогресса в этом направлении.

Герман Гессе. Скрипка в саду. Ида Лабен

Герман Гессе был знатоком и тонким ценителем классической музыки, и если, по Альберту Швейцеру, музыкант может быть в душе художником, то поэт Гессе по сути был музыкантом, использовавшим для самовыражения слово. Его глубоко эмоциональное стихотворение-переживание о поиске внутренней гармонии и утешения через музыку и образы природы «Скрипка в саду» представлено в июльском ТОПе переводом Иды Лабен.

Пение дрозда (Der schöne Amselschlag), отзываясь в сердце ЛГ, символизирует внутренний голос души, чьи боль и страдания выплескиваются в музыку скрипки, выступающую как символ сакрального источника утешения.

Вопрос в финале стихотворения: Где нашёл ты эту песню, / Что звучит моей тоской? – обращение к некоему источнику музыки подразумевает, что кто-то за пределами видимого мира знает и поет о самом сокровенном в сердце ЛГ. Гессе создает атмосферу уединения и духовного поиска, обращаясь к универсальной теме искусства как способа исцеления и самопознания.

Ида Лабен отлично передает тонкую связь ЛГ с природой и настроением ночи,

ощущение уединения и мистическо-эстетическую ауру стихотворения. Емкий и красивый перевод, вызывающий эстетический отклик у читателя.

… И трепещет от печали

Сердце - молча, как всегда.

Это стихотворение Уолтера де ла Мара – философское размышление о природе любви, красоты и памяти, и о том, что с исчезновением внешней привлекательности духовная красота остается неизменной. Де ла Мар противопоставляет временное и вечное. Есть ценности, неподвластные времени (Tis the immortal thought).

Созерцательный и нежный тон стихотворения пронизан трепетом и любовью. Финальные строки – восхищение красотой любимого человека, которая «горит» и «сияет» даже в «темноте» без скорби, что говорит о чистой и вечной любви, основанной не на физической, а на духовной связи.

Переводчик В.М.Корман удачно передает эту идею, отражая философскую суть стихотворения и создавая яркое ощущение эфемерности красоты. Мысль о том, что истинная красота заключается в симбиозе увядания и расцвета, подчеркивается через поэтичный образ «вместе цвести и увясть».