На столике был карандашный след,

Живой от солнца, вставшего в зенит,

Лежал в тени и выходил на свет

Ещё вчера, теперь он мраком скрыт.

Часы запечатлели смерть и вмиг

Застыли, как бессмысленный предмет:

Пастушки статуэтка под антик,

Ракушка – сувенир, фотопортрет.

И мысль одна не шла из головы,

С пружиной, лопнувшей внутри, он сам

Сродни остановившимся часам

В три двадцать ровно, и они мертвы;

Умершие – я обо всех вещах –

Не люди, не часы – они всего лишь прах.

Sonnet V-XV by Edna St. Vincent Millay

There was upon the sill a pencil mark,
Vital with shadow when the sun stood still
At noon, but now, because the day was dark,
It was a pencil mark upon the sill.
And the mute clock, maintaining ever the same
Dead moment, blank and vacant of itself,
Was a pink shepherdess, a picture frame,
A shell marked Souvenir, there on the shelf.
Whence it occurred to her that he might be,
The mainspring being broken in his mind,
A clock himself, if one were so inclined,
That stood at twenty minutes after three–
The reason being for this, it might be said,
That things in death were neither clocks nor people,
       but only dead.