
Мне поднаскучили давно
Гастрономические страсти,
И развлекает лишь отчасти
Франкоязычное кино.
Иллюзиям окончен счёт,
Развеявшимся за два года,
Но совершенная природа
Всё восхищает и влечёт.
Поля, спокойные пруды,
Утёсов каменные глыбы
И тёмные большие рыбы,
Что на поверхности воды
Блаженным предавались снам
В благословенной неге лета,
И не отведали багета,
Пошедшего на корм гусям.
Навеки в памяти моей,
Чем призрачней, тем невозможней
Быть конфискованной таможней,
Картина, коей нет ценней,
Где щиплет белый гусь траву
И горлицы воркуют нежно...
Но расставанье неизбежно.
Карету мне! В Москву! В Москву!
Когда строку читают гузном,
Стебка на сцену шлет оно,
И это не было бы грустно,
Когда бы делалось смешно.
Багет пошёл гусям на корм,
Больших пород уснули рыбы,
Колеблясь брюхом кверху, им бы
Хотя бы гран гусиных норм.
Вослед карете белый гусь -
не твареядно-кровожадный,
вегетарьянски-травоядный -
гыгыкнул: "К Рождеству вернусь!"