Уолтер де ла Мар Колокола

Cвет с Тенью, посчитав, что так мудрей,
решили стать восьмёркой звонарей.
Когда ж верёвки крепко взяли в руки,
весь Мир вокруг встряхнуть сумели звуки.
Любой валун немедля был готов
хоть заплясать под звук колоколов.
И облака в пространстве превеликом
на звон, казалось, отвечали криком.
И вот все языки пошли вразмах,
а я увидел пахаря в полях.
Так он поднялся к колокольной башне,
из интереса, позабыв о пашне.
Недаром весь процесс его завлёк:
он звуки впитывал, как только мог.
С ним шли и трое мальчиков послушно,
но были к звону будто равнодушны.
Колокола никак их не влекли:
другие развлечения нашли.
Звон подавлял всё величаво,
а в тишине во всю велись забавы.
Однако ночь смирила всех потом.
Опутала глубоким долгим сном.
Но звон всё рвался в звёздное пространство,
С Земли и В даль, в размахе постоянства.
Он длился только чётче и согласней,
но тишина была ещё прекрасней.

Walter de la Mare The Bells

Shadow and light both strove to be
The eight bell-ringers' company,
As with his gliding rope in hand,
Counting his changes, each did stand;
While rang and trembled every stone,
To music by the bell-mouths blown,
Till the bright clouds that towered on high
Seemed to re-echo cry with cry.
Still swang the clappers to and fro,
When, in the far-spread fields below,
I saw a ploughman with his team
Lift to the bells and fix on them
His distant eyes, as if he would
Drink in the utmost sound he could;
While near him sat his children three,
And in the green grass placidly
Played undistracted on, as if
What music earthly bells might give
Could only faintly stir their dream,
And stillness make more lovely seem.
Soon night hid horses, children, all
In sleep deep and ambrosial;
Yet, yet it seemed from star to star,
Welling now near, now faint and far,
Those echoing bells rang on in dream,
And stillness made even lovelier seem.