
В зале
Они повсюду, эти господа:
вон там жабо, там – камергерский фрак,
и орденская светится звезда,
рискуя кануть в беспросветный мрак
грядущей ночи… Рядом – дамы; так
на фоне пышных платьев руки тонки,
что подойдут к ошейнику болонки.
Их блеск – везде, вкруг каждого из нас,
хотя все эти камушки подчас
принадлежат не им, но местной скупке.
Им хватит такта быть в любом поступке
такими, как мы думаем, хотя
они – другие. Им цвести в фаворе,
нам – созревать, как семя иль дитя,
чтоб выйти к свету через труд и горе.
Rainer Maria Rilke, Neue Gedichte, Leipzig : Insel-Verlag, 1920
Im Saal
Wie sind sie alle um uns, diese Herrn
in Kammerherrentrachten und Jabots,
wie eine Nacht um ihren Ordensstern
sich immer mehr verdunkelnd, rücksichtslos
und diese Damen, zart, fragile, doch groß
von ihren Kleidern, eine Hand im Schooß,
klein wie ein Halsband für den Bologneser:
wie sind sie da um jeden: um den Leser,
um den Betrachter dieser Bibelots,
darunter manches ihnen noch gehört.
Sie lassen, voller Takt, uns ungestört
das Leben leben wie wir es begreifen
und wie sie's nicht verstehn. Sie wollten blühn,
und blühn ist schön sein; doch wir wollen reifen,
und das heißt dunkel sein und sich bemühn.
Aus: Neue Gedichte (1907)
Большое спасибо, Александр, за внимательное чтение.
Но вот ответ на Ваш вопрос требует существенных рассуждений. Это стихотворение переводили многие крупные переводчики (а некрупных еще больше). Моя концепция не утверждает, что каждую деталь оригинального текста я передаю лучше других переводчиков. Я просто утверждаю, что перевод может быть близок к оригиналу не только потому, что соблюдена структура высказываний подлинника, что слова в подлиннике и переводе не обязательно должны быть по значению те же. Но это апропо.
Я трактую dunkel sein und sich bemühn как "путь зерна", которому свойственны безвестность и мрачные усилия. Потом уж зерно становится стеблем и колосом. Биографически это очень близко к тому, как жил сам Рильке. "Выйти к свету через труд и горе" - это и есть, кмк, описание пути зерна. Слова другие, но сам образ создан схоже. По-немецки dunkel sein не обязательно трактовать как "темнота, темнеет". Это означает, в том числе, "быть мрачным".
Спасибо и удачи
Ваш И.Б.
Спасибо, Игорь. Мне, по привычке что ли, с того момента, как я начал читать Рильке,любезными сердцу стали богатыревские переводы. И Ратгауза. С последним повезло вместе преподавать в одной немецкой школе, я вел зарубежную литературу, он, конкретно, основы перевода с немецкого... Было немного жутковато общаться с человеком, чьи переводы я когда-то в школе читал сам. Ваша логика понятна..
С уважением, АЗ
Критика дело обычное, Александр, Да и Вас это все, полагаю, касалось как поэта напрямую. Мои переводы Рильке и печатались, и упоминались в диссертациях и даже в учебниках, и премии получали, а вместе с тем испокон веку вызывали яростные нападки. Но я всегда ориентируюсь на понятие "школа" (если речь конечно о профессиональных, опытных мастерах, то "школа" есть у всех). У Ратгауза была своя школа, выработанная по поводу Рильке, и эта школа (подход метод видение ну можно еще подобрать слово) определяла и успехи и неудачи его переводов. Неудачи в смысле общественного внимания, естественно, а не профессии. В поздние времена где-то в "Ладомире" имени Ратгауза не стоило и упоминать, сразу ядовитая слюна текла. А почему? А не "свой", претендует-де на чужое.
Я в ответе немного пояснил свою "школу", ее отличие от других методов. С моей точки зрения Ратгауз слишком много вольностей допускал, скажем, в некоторых давних переводах. Это были вольности советской "школы" того периода. У меня, как Вы понимаете, вольности иные. Кому-то по душе, кому-то нет.
Но переводчикам ссориться довольно смешное занятие. Витковский так вообще в поздние времена объявлял Пастернак негодным переводчиком. Это, на мой взгляд, кулуарные разборки, не более того
Ваш И.Б.
Я, уважаемый Александр Владимирович, объективист. То есть, стараюсь рассматривать и поведение людей, и литературу в целом как системный процесс, не зависящий от мнения отдельных личностей. Булгарин ли ругал Пушкина или Пушкин - Булгарина, с моей точки зрения все находится вне литературного процесса и ничей "значимости" не подрывает. У Булгарина была, кстати, своя неотъемлемая значимость. Ругаться, на мой взгляд, не надо вообще. Никому. Ругань, особенно запальчивая, необъективна по самой своей природе. Другое дело - исторический процесс, это, кмк, иное дело.
Александр Владимирович! Человечество в единичных случаях способно искренне признать, что ошибалось. Обычно это признание идет после кровопролитных проигранных сражений. Кроме того, Витковский эгоцентрик и бизнесмен. Он вовсе не думал о Пастернаке так уж плохо. Ему нужно было принизить Пастернака в глазах тогдашних спонсоров. Что, в общем, у него получилось. Мнение о том, что Пастернак ошибался, злоупотребляя просторечиями, крайне широко распространилось как раз после высказываний Витковского. В дискуссиях 70-х речь шла всего лишь о пастернаковских "вольностях", в пику которым тогда пытались разработать научную теорию перевода. Правда, получалась убогая эклектика, а не научная теория.
Булгарина я, признаюсь, не читал вообще. Верю анализу иных специалистов по литературе того времени.
Вообще-то Витковский пытался дискредитировать не Пастернака, а Маршака. Вот комментарий к Маршаку на ВП:
https://www.vekperevoda.com/1887/marshak.htm
«Присваивал чужие переводы и стихи (о чем см. в «Дневнике» К. Чуковского), — но, редактируя чужое, делал шедевры».
Что же за «чужие переводы» он присвоил? Маршак закончил начатый и брошенный Чуковским перевод из Киплинга (Чуковский перевел 4 строки и «подарил» их Маршаку), а также «перебегал дорогу» другим переводчикам — с «Детками в клетке» и стихами Л. Квитко. Вот о чем в действительности пишет Чуковский. Поступки неэтичные, но при чем здесь плагиат?
Не знаю и знать не хочу, что писал о Пастернаке Витковский, но о недостатках переводов Пастернака — по крайней мере, из Шекспира — высказывался М.М. Морозов в письмах к самому переводчику. Думаю, что после профессора Морозова критика Пастернака стала общим местом.
Поскольку у нас отчасти разное информационное поле, уважаемый Александр Владимирович, (что естественно) то при общем сходстве подходов, начинаются разборки по частностям. Я говорю по личным контактам с Витковским, продолжавшимся довольно тесно лет 15. При мне Витковский Маршака не третировал, а вот Пастернака - да. Кто такой профессор Морозов мне не ведомо. Зато я имел письменные продолжительные беседы с Р. Чайковским, в которых он излагал свое мнение на события. Я знаю ситуацию изнутри, а вот сличать чужие статьи, особенно после 2000 года не возьмусь.
Для меня важно, что "живая" критика и Маршака, и Пастернака - глупость, типичная конъюнктура. Это не значит, что этих переводчиков не за что критиковать. Но то, чего им вменяют - несусветная одностороннесть в подходах. Бессмысленно спорить, кто перевел сонеты Шекспира лучшее, ясно, что исторически победил Маршак, будучи ближе к народу.
Вы цепляетесь (можно подобрать другое слово) за чье-то частное мнение. Но тогда надо писать серьезную статью, оную частность опровергающую в прессе для потомков. Мандельштама вот обвиняли в плагиате: где поэт Мандельштам, а где его зоилы. Пасквили Антипова, полагаю, уже никто не принимает всерьез.
Морозов Михаил Михайлович - крупнейший советский шекспировед до А.А. Аникста. Его переписка с Пастернаком по поводу переводов Шекспира довольно хорошо известна, она публиковалась в "Мастерстве перевода".
Игорь, понравилась формальная сторона, хотя я бы мужские клаузулы в финале постарался сохранить. Но важный финал? Насколько труд и горе соответствуют ("dunkel sein und sich bemühn") темноте и усилиям? Да. труд/усилия - хорошая замена, но вот "темнота" и "горе"? Мне кажется, что вообще для Рильке это "dunkel sein" - один из лейтмотивов? Интересно, почему Вы остановились на "горе"?