Двадцать вариаций на тексты Ива Боннфуа

1.

 

И пол был мраморным, и комната была

темна, и ты вошла, ещё мечтой богата,

как тихая вода, теперь вдвойне светла

созвучьями свечей и дальнего заката.

 

И золото лилось на безразличный кряж,

и звук твоих шагов умолк во влажном зное.

Я говорю тебе: так смеркнется мираж,

и празднество сердец, и пламя затяжное.

 

 

2.

 

На мостовой горит январская лампада,

не всем нам светит смерть, я с этим и не спорю.

Я слышал вдалеке, в тенистой вязи сада,

шуршанье вечера, спускавшегося к морю.

 

Во мне окутаны мерцанием нерезким

предвечные глаза, навек неугасимы.

Давай уже пойдём к едва заметным фрескам,

пока их не совсем засеребрили зимы.

 

 

3.

 

Мерцанье зеркала и блеск реки за шторой,

как два светильника, в заутренней вселенной

шептались, молкнули сквозь темноту, в которой

густел тон мебели, уже не прикровенной.

 

Мы, точно две страны, ослабленные дрёмой,

слагали речь свою из каменных ступеней,

сокрытых под водой, вельветовой, влекомой

к излому новому, чтоб стать ещё нетленней.

 

Невинная рука была так страстно сжата,

пока цвело во сне твоё немое тело,

и озеро стола чернело до заката,

и платье красное тонуло в нём и тлело.

 

 

4.

 

Твоё плечо – рассвет, и помнит он один,

как ночь моя была разорвана, раздета,

всю пену горькую непойманных картин

и горделивый пыл непрожитого лета.

 

А тело – это свод, где дышит хрупкий час,

даль света, нашу тень признавшая закатом,

пускай же длится путь, искрящийся для нас

ручьём из наших снов, и дерзким, и крылатым.

 

В шептании листвы налита тишиной

иная маска сна, с закрытыми глазами.

Я слышу, там журчит и ручеёк иной,

теряясь и таясь, как вечность между нами.

 

 

5.

 

Мутнеет голова, когда идёт зима,

ты беглый каторжник, растаявший в озоне,

пернатая стрела вдруг падает сама

и ранит от лица отъятые ладони.

 

Мы вновь бы родились, но слишком нелегки

студёные глотки для нашей мысли тленной,

из томных губ твоих смерть вяжет узелки,

затягивая брешь в разорванной вселенной.

 

 

6.

 

Дождливой тишиной ты вся обрамлена,

ты плачешь у реки, но лодки все уплыли,

вся жизнь твоя теперь – вот эта горстка пыли

да сумрачный пейзаж, весь плоский, как стена.

 

Но, знаешь, ты не плачь с дождями наравне,

просыпь на землю пыль, твой дар теням вечерним,

и цельною стопой по треснутым ступеням

спустись и стань сама пейзажем на стене.

 

Потом уже с луной немного покружись

и с неподвижных щёк сотри остатки грима,

когда от ночи ночь едва ли отличима,

то в слитности ночей просвечивает жизнь.

 

 

7.

 

Я знал, что ты земля, и с губ твоих я пил

фонтаны горькие, извивы безучастья,

была ты тишиной, когда полдневный пыл

и плитку, и мой дух докаливал до счастья.

 

Про мирт я говорил, и до заката мы

твои движенья жгли, как дерево, пока я

изваивал твои вестальные холмы,

ультрамарин волос руками размыкая.

 

Всё лето от жары не сохли наши сны,

ржавели голоса, как цепи из металла,

и утлая постель по краешку волны

прокрадывалась вверх и бездну настигала.

 

 

8.

 

Был голос простоты и горделив, и редок.

Не шли мы никуда, нас не было на свете,

лишь тень влюблялась в тень, и между терпких веток

сгущалась тишина которое столетье…

 

Я сделал сном тебя и разомкнул объятья,

и вечер отошёл в надрыве одиноком,

и расступился сад, где ночь, уже без платья,

оглядывала нас густым, землистым оком.

 

Тогда я замолчал, скорбеть уже не вправе,

и накипь времени с души моей слетела,

и так хотелось ей напиться звёздной плави,

чтоб снова умереть, не покидая тела.

 

 

9.

 

Не унимался жар. Вокруг звезды дневной

сновало столько солнц, янтарных от накала,

что ночь с усилием в руке своей держала

все эти бусины, их бешенство и зной.

 

И слушала звезда, и всё шептались мы,

скрепляя рыхлый мрак своими голосами,

пока наш лучший день ворочался под нами,

как раненый корабль, глотнувший жгучей тьмы.

 

 

10.

 

Теперь у нас в глазах мерцает разный свет,

всё разное у нас, и лица, и ладони.

Белеет кипарис в изысканном наклоне

к танцующим телам, которых больше нет.

 

Изобретённый бог откроет нам свой дом,

залитый красками уже горчащей дали,

где души тенькают в сиреневом бокале,

ограждены от нас тускнеющим стеклом.

 

Ты с ветки прошлого меня, как плод, сорви,

сомни меня в руке. Я не издам ни стона,

лишь мякоть слов моих забрезжит отрешённо,

темнея на ветру без кожицы любви.

 

 

11.

 

Ты – невозможный снег, схождение на нет,

ребёнка хлипкий шаг на поле полуталом,

твои глаза полны намереньем, на чалом,

а пальцы теребят ещё незрелый свет.

 

Душа твоя как ветвь, где грузно зреет речь

и сыплется в траву жемчужными плодами,

пока молочный сок струится между нами,

спеша, как перламутр, над этой бездной лечь.

 

Но ты во мне живёшь и бисером зари,

подобранным с холмов янтарною пчелою,

и ломтиком луны, той горечью незлою,

которая, как сон, ломается внутри.

 

Ручей течёт на луг, и зеленеет с ним,

давая сну ожить в его блужданьях дальних,

где ливень лепестков с изящных крон миндальных

сгущается, как снег давно забытых зим.

 

 

12.

 

Так трудно воспринять, овеществить собой

ту бедную любовь, которая дана мне

и, как живой ручей на бездыханном камне,

течёт куда-то вдаль, не впитана судьбой.

 

В журчащих струях слов таится не душа,

но нежность и печаль, а этого так мало,

что с ними не найдёшь то тёмное начало,

откуда хлещет свет, к твоим глазам спеша.

 

Но демон быстрых дней терзает свет и тьму,

своим жемчужным ртом все вещи атакуя,

поэтому ты знай, что имя дать могу я

лишь заблуждению, и больше ничему.

 

Мы отдаляем свет, в ладонь его беря,

и в сумраке души, от памяти отъятом,

лучится только смерть шуршащим снегопадом

под еле слышный плач седого ноября.

 

 

13.

 

Сегодня днём пошёл совсем последний снег,

тяжёлый, словно дождь в тумане многооком,

на раненой коре уже лиловым соком

ручей моей судьбы заканчивает бег.

 

Снег падает на жизнь, на завтра и вчера,

на сны моей души, калейдоскопы пятен,

но непонятностью я был себе понятен,

а ныне потускнел, как слиток серебра.

 

Низводятся глаза в хрустящий, белый страх,

навек разорены внезапным отдаленьем

того, что стать могло и ветерком весенним,

и громом, и дождём, и клятвой на губах.

 

Теперь нас больше нет, ведь слишком глубока

связь вечера с душой, и снега с новым телом,

и крошится наш след на небе тёмно-белом,

опущенном к земле, как спящая рука.

 

 

14.

 

Ты любишь и меня, и слово «ежевика».

Полна моя душа благоуханным роком

и, видя свой предел, сжимается до крика

в безвыходном раю, и злом, и синеоком.

 

Но это не ответ. Ответы так жестоки

к неведенью любви, к незаданным вопросам,

пускай мои слова прочерчивают строки,

как стаи мотыльков, по вечностям белёсым.

 

Прошедшее глядит уже вполоборота

и опрощает боль своим разнообразьем,

лишь вечная любовь пугается полёта

и, значит, никогда не упадает наземь.

 

Ища тебя в себе, я больше не нарушу

молчанье синевы бездумною стопою,

пускай оно шумит, и, брызжа небом в душу,

стоит, как летний дождь, меж мною и тобою.

 

 

15.

 

И вот уже заря струится по камням,

в твоих глазах стоит прохладная истома,

оранжеватый луч бредёт по стенам дома,

как мёртвая мечта, неумолим и прям.

 

Вода под вязью трав упруга и черна,

но копится роса в ещё слоистой дали,

мелькая иногда за сколами эмали,

как истина души, на миг обнажена.

 

 

16.

 

Зажёгся скудный день, и в лампе умерла

бесценная мечта. Твоя рука воздета

в зеркальном полусне, как ломтик полусвета,

и длится эта ночь, уже совсем бела.

 

И крыша под луной похожа в свой черёд

на сломанную ветвь со слишком круглой сливой,

лежащую в реке, такой неторопливой,

что трудно угадать, куда она течёт.

 

 

17.

 

Твои ладони вновь намокли от росы,

и ты садишься в ряд с безликими гребцами,

по горизонту Лев бежит за Близнецами,

и Дева платье шьёт, и шелестят Весы.

 

Но лодке и душе давно уже пора

домучиться, сгореть. Рассвет ещё не бросил

невыносимый груз воспламенённых вёсел

в пузыристую синь, бурлящую с утра.

 

Ну что ж, пускай течёт расплавленная медь,

а ива, точно кисть, налита тушью горней,       

выводит облик твой, лишь чуточку проворней,

чем дымчатый поток, спешащий всё стереть.     

 

 

18.

 

На самом дне души затеряны ключи

от комнаты твоей, где ты когда-то пела,

такая бездна дней с той ночи пролетела,

а ты во мне поёшь. Прошу тебя, молчи.

 

А что теперь звучит? Сказать я не могу.

Какой-то зыбкий гул от бытия иного,

мучительная смесь молчания и слова,     

как две бороздки крыл на тоненьком снегу.

 

И скоро смертный шар позолотит листы,

приоткрывая дверь обыденному чуду,

растопится мой снег, и я тогда забуду

не пенье, но лишь то, что это пела ты.

 

 

19.

 

Я не могу заснуть, когда ты не со мной,

сойти в тебя, как в сад, по каменным ступеням,

где ангелы стоят в молчании осеннем,

отяжелив глаза дождливой тишиной.

 

Она ещё журчит и в сердце, и в груди,

от этого и ночь становится острее,

а я в своей душе, как в некой галерее

брожу, и ты со мной немного поброди.

 

Забудем, что я жив, что ты уже мертва,

пусть будет наш язык молчанием искусен,

пока сочится свет и капли грузных бусин

звенят, как тот рассказ, где не нужны слова.

 

 

20.

 

Шуршащая стена сомкнулась перед ней,

оставив лишь одну открытую дорогу,

и вот, душа пошла, сначала понемногу,

потом уже быстрей, осмысленней, звучней.

 

Деревья, ну а вы листвой соткали храм

и сами встали в нём, как влажные колонны,

своею прямотой вы гасите наклоны

той лодки, где легко сидится мертвецам.

 

Плащ звёздный запахнув, там лодочник молчит,

и воет на корме трёхглавая собака,

и бесконечный бег живого зодиака,

как и сама душа, смертельно нарочит.

 

А тут всё свершено. Плывите же втроём

по внутренней реке, как в узком океане,

я слышу наверху глухое рокотанье,

но это – для меня, а вас не тронет гром.

 

В безвинности твоей тебя не обвинить

и твой кристальный свет не замутнить упрёком,

ткань прошлого шумит во взгляде одиноком,

повиснувшим на ней, как без иголки нить.

 

Но я ещё поэт и, значит, я могу

пока моя душа уносится за вами,

бессмертием своим укрыться, как ветвями,

и расточиться в дождь на смертном берегу.

Вланес, 2025

Сертификат Поэзия.ру: серия 790 № 186962 от 02.01.2025

3 | 2 | 70 | 05.01.2025. 15:50:21

Произведение оценили (+): ["Надежда Буранова", "Слава Баширов", "Игнат Колесник"]

Произведение оценили (-): []