Лина Костенко. Всё жду тот день, когда себе скажу

2014

Всё жду тот день, когда себе скажу:
вот та строфа сравнится с идеалом.
О, как тогда, должно быть, затужу!
Как замечтаю, чтоб она пропала.
Как испугаюсь: где теперь почин?!
Уже вершина, где мои дороги?
… Он старый был. Был старый. И почил.
Ему лизали руки эпилоги.
Во снах он видел камень с сотней жил.
Органно выла смертная кручина.
Он Богом был и мир свой сотворил.
И отвернулся: скверно получилось.
И руки отклонялись от творца,
тускнели фрески, глыбы упирались.
Те руки были в ранах и рубцах –
всю жизнь свою с камнями пререкались.
Уж небо есть. А всё без потолка.
Пошли дожди. Подмостье зашаталось.
Толпа ждала неверного мазка.
И снова кисть сомненьем отягчалась.
А он едва держался над толпой.
Этруски, скифы - все смеялись в спину.
И вдруг сорвался... Боли никакой,
он превратился в щепки для камина.
И вот лежит. И некому его
собрать в одно в базилике на плитах…
Очнулся. И не ломит ничего.
Всё напрочь отнялось. Как пережиток.
Нажился он. И недругов нажил.
Ему без года было девяносто.
Осилил жизнь, друзей похоронил,
и умирал подавленно и просто.
Свинцовость век… дорожка от слезы…
Безмерно жаль единственной утраты:
«В искусстве я постиг одни азы.
Одни азы! Как жалко умирать-то…»
Земля пером. Чудной был человек.
Выносливость души за гранью бренности.
Чтоб так искать, и всё ж за целый век –
одни азы! – ни грана совершенности.
Ты бесконечна, совесть мастеров,
лети, ты не боишься навигаций.
Был тяжкий час. Теперь любой готов
поэтом и художником назваться.
Все гении.
На вечные весы
кладут шедевры, от щедрот навроде.
Тот, кто познал в искусстве лишь азы,
был Микеланджело Буонаротти.

Чекаю дня, коли собі скажу:
оця строфа, нарешті, досконала.
О, як тоді, мабуть, я затужу!
І як захочу, щоб вона сконала.
І як злякаюсь: а куди ж тепер?!
Уже вершина, де ж мої дороги?
...Він був старий. Старий він був. Помер.
Йому лизали руки епілоги.
Йому приснився жилавий граніт.
Смертельна туга плакала органно,
Він Богом був. І він створив свій світ.
І одвернувся: все було погано.
Блукали руки десь на манівцях,
тьмяніли фрески і пручались брили.
Були ті руки в саднах і в рубцях —
усе життя з камінням говорили.
Вже й небо є. А стелі все нема.
Пішли дощі. Хитались риштування.
Внизу ревла і тюкала юрма.
Вагою пензля металися вагання.
А він боявся впасти на юрму.
Сміялись в спину скіфи і етруски.
І він зірвавсь. Не боляче йому,
бо він розбився на камінні друзки.
І ось лежить. Нема кому стули'ть
його в одне на плитах базиліки...
Прокинувся. Нічого не болить.
Все віднялось. І це уже навіки,
Нажився він. І недругів нажив.
Було йому без року дев'яносто.
Життя стужив і друзів пережив,
і умирав зажурено і просто.
Важкі повіки... стежечка сльози'…
і жаль безмірний однієї втрати:
“В мистецтві я пізнав лише ази.
Лише ази! Як шкода умирати...”
Земля пером. Чудний був чоловік.
Душа понад межею витривалості.
Щоб так шукати, і за цілий вік —
лише ази! — ні грана досконалості.

Ти, незглибима совісте майстрів,
тобі не страшно навігацій Ле'ти!
Тяжкий був час. Тепер кого не стрів, —
усі митці, художники й поети.
Всі генії.
На вічні терези
кладуть шедеври у своїй щедроті.
Той, хто пізнав в мистецтві лиш ази,
був Мікеланджело Буонарроті.

Екатерина Камаева, поэтический перевод, 2024

Сертификат Поэзия.ру: серия 3975 № 185362 от 14.10.2024

16 | 4 | 258 | 21.12.2024. 19:52:56

Произведение оценили (+): ["Слава Баширов", "Сергей Лисицын", "Ирина Бараль", "Алёна Алексеева", "Вяч. Маринин", "Сергей Шестаков", "Сергей Красиков", "Николай Горячев", "Наташа Корн", "Моргунова Елена", "Надежда Буранова", "Нина Есипенко (Флейта Бутугычаг) °", "Михаил Эндин", "Ксения Донгарова", "Игнат Колесник", "Владимир Старшов"]

Произведение оценили (-): []