Александр Флоря. Педагогическая тетралогия Юрия Чулюкина

В последнее десятилетие приобрела актуальность проблема воспитания школьников с помощью отечественного кинематографа, преимущественно со­ветского. В этой связи мы обратимся к некоторым аспектам творчества та­лантливого и до сих пор любимого многими зрителями режиссера Ю. Чулюки­на.

Созданные им фильмы весьма разнообразны, в его творчестве трудно про­следить единую линию. Но два фильма, снятые в на­чале его пути, — «Неподдаю­щиеся» (1959) и «Девчата» (1961) — и два фильма, появившиеся не­задолго до его гибели, — «Не хочу быть взрослым» (1983) и «Как стать счастли­вым» (1986) — образуют некий пунктир: тетралогию, сильно рассредоточенную во времени. Все они посвящены теме воспитания человека. Причем она рассматривается с разных точек зрения, разрабатывается в разных аспектах.

Нельзя сказать, что эта своеобразная тетралогия обладает стилистическим единством. Фильмы, относящиеся к полярным эпохам — «оттепели» и позднего «застоя», — очень различны по интонации. Но всё же связь между ними есть.

Первые два фильма пронизаны светлым энтузиазмом, безграничным оп­тимизмом и верой в человека. Сюжет «Неподдающихся» полностью опроверга­ет название фильма. Здесь проходят перевоспитание два обаятельных ша­лопая — Толя Грачкин и Витя Громобоев. Этих недисциплинированных парней, кото­рых сбивает с пути забулдыга Клячкин (начинающий Ю. Никулин), счита­ют неисправимыми и собираются увольнять с завода, где разворачивается движе­ние коммунистических бригад. Но за них заступается Надя Берестова (Н. Ру­мянцева) — не активистка, но девушка с активной жизненной позицией, — и ей поручают взять над ними шефство. Действуя поначалу традици­онными, т. е. казёнными, методами, Надя терпит поражение. Потом она по совету подруг прибегает к весьма кощунственному розыгрышу: делает вид, что влюб­лена в обоих.

(В следующем шедевре Чулюкина — «Девчатах» — эта ситуация инвер­тируется. Жертвой подобного розыгрыша становится уже героиня той же Ру­мянцевой — в отместку за то, что пыталась перевоспитать Илью Ковригина. Не отстаю­щего, а, наоборот, передовика, зазнавшегося на этом основании. Заме­тим, что поступки, кощунственные в обычной жизни, в комедиях судятся гораз­до менее строго и довольно легко прощаются, воспринимаясь именно как розы­грыши, а не подлости. Это происходит не в последнюю очередь потому, что они играют композиционную роль, являются источником коллизии, двигателями сю­жета. Попросту говоря, без них не было бы самих комедий.)

В «Неподдающихся» происходит взаимное пере­воспитание героев. Надя открывает замечательные душевные качества своих подопечных, они же стано­вятся сознательными (хотя не без своеобразия: Грачкин прыгает с моста, но «в положительном смысле»: чтобы показать, что он не трус, — за что оба друга попадают в милицию). А фраза, которую Надя в отчаянии бросает дирек­ции завода, пытаясь убедить начальство, что Грачкин и Громобоев — хорошие ребята, и нельзя увольнять их за мелкое хулиганство (тот самый прыжок с мо­ста): «Какие же вы все неподдающиеся!», раскрывает расши­ренный смысл за­главия: в этой ситуации непогрешимых нет, все должны перевос­питаться, пере­смотреть свои взгляды. И «безупречные» товарищи Грачкина и Громобоева, т. е. хорошие работники, и начальники долж­ны отказаться от формально-высокомер­ного отношения к человеку, не по­хожему на них. Грачкин и Громобоев благопо­лучно перековываются, становятся рационализаторами, осо­знают необходи­мость учения, перестают скандалить, «выражаться», пить, а в конце бросают курить, вовлекая в этот акт подвернув­шегося им Клячкина. По­следняя юмори­стическая нотка вносит в фильм иллю­зию, что, возможно, и Клячкина можно перевоспитать, если найти к нему под­ход.

«Неподдающиеся» — фильм о сопротивлении человеческого материала идеологическим стандартам. У вольнолюбивых, жизнерадостных и стихийно-талантливых ребят вызывает протест не трудовая дисциплина как таковая. Они протестуют против казенщи­ны, формализма. Достаётся в этом фильме и убогой инфраструктуре досуга, ко­торая никак не вдохновляет молодых людей на разум­ное и культурное препро­вождение свободного времени (в фильмах 1950-70-х гг. часто высмеивались нуднейшие лекции общества «Знание», есть такая сцена и в «Неподдающихся»). Однако всё это преподносится в фильме с мягким юмором, как преходящие недостатки. У людей есть главное — созидательный труд и вера в светлое будущее. Это придаёт их жизни смысл и ценность, отчего они доволь­но легко мирятся с бытовой неустроенностью и проч. неприятными реалиями своего времени.

Конечно, «Неподдающиеся» — это заочный и косвенный ответ Достоев­скому, у которого «подпольный человек» (если это человек) изъявляет гаденькое удовольствие от мысли, что светлое будущее не наступит никогда, потому что люди при самых лучших социальных условиях останутся низменными и злыми существами. У Чулюкина даже не в самых лучших социальных условиях люди уже достаточно хороши и стремятся стать лучше. И светлое у него — уже на­стоящее.

(По зловещей иронии судьбы в фильме «Как стать счастливым» Чулюкин заглянул в «светлое будущее», до которого он не дожил, — в 1990 г. Создаётся впечатление, будто он сам думал, что Н. Хрущёв со сроком наступления комму­низма ошибся только на 10 лет... Когда мы смотрим фильм сейчас, это, конечно, производит весьма саркастический эффект.)

Комедия «Девчата» заслуживает отдельного подробного обсуждения, и мы ограничимся лишь некоторыми деталями. Во-первых, здесь, как было сказа­но, перевоспитываются не (условно говоря) «плохие», а безусловно хорошие люди, передовики труда, уверовавшие в свою непогрешимость. (Чрезмерно раз­витая добродетель, превратившаяся в порок, — один из типичных признаков жанра комедии). Перевоспитывает их такая же маленькая смешная девчонка — Тося Кислицына, тоже сыгранная Н. Румянцевой. В одних она пробуждает чело­веческое достоинство, других заставляет его уважать.

Во-вторых, Чулюкин развивает мысль, только намеченную в «Неподдаю­щихся»: общество строит коммунизм, а люди пока еще отстают. Люди готовы к коммунистическому труду, но не готовы по-коммунистически относиться друг к другу. В «Неподдающихся» передовики производства не по-товарищески высо­комерны по отношению к «несознательным» и «отстающим» Грачкину и Громо­боеву, считают их досадной помехой и не видят в них лично­стей. В «Девчатах», напротив, слишком много несовершенного человеческого начала, но несовер­шенство, небезупречность как раз и придаёт героям обаяние. Они, правда, меня­ются к лучшему в процессе такого же, как в первом фильме, взаимного перевос­питания, но отнюдь не стремятся к совершенству. Напомним, что как раз во вре­мя съемок фильма — в октябре 1961 г. — прошел XXII съезд КПСС, поставив­ший целью построение в СССР коммунизма к 1980 г. и воспи­тание гармониче­ски развитого (фактически совершенного) человека. В этом смысле фильм Чу­люкина идет вразрез с генеральной линией партии. Но гораздо определеннее эта тема была заявлена 20 лет спустя в фильме с характерным на­званием «Не хочу быть взрослым» (1983), что следует понимать как «Не хочу быть совер­шенным».

Герои «Неподдающихся» и «Девчат» ис­кренне верили в коммунизм, но 1980 г. прошел, а коммунизм построен не был. Тогда эта общественная форма­ция называлась «развитым социализмом», а позже стал употребляться штамп «эпоха застоя». Романтику победило мещанство. Для комедий того времени был характерен казённый, офици­озный оптимизм, который нам не хочется приписы­вать Чулюкину. Ему свой­ственно жизнерадостное мироощущение, но его по­следние комедии гораздо ме­нее солнечны, особенно вторая.

Меняется даже синтаксис их названий. Ранние комедии названы словами-номинативами, в той или иной степени отражающими тему воспитания «взрос­лых детей». (В слове «неподдающиеся» данный смысл только подразумевается, но в слове «девчата» этот оксюморон выражен лингвистически, поскольку дев­чата — не девочки, не настоящие дети, а суффикс -ат-, напротив, имеет семан­тику «дети, детёны­ши».) Герои ранних комедий были ребячливы, но не инфан­тильны, зато тема инфантилизма стала по-настоящему острой в 1980-е гг.

Чулюкинские фильмы 1980-х гг. называются полными предложениями, сходными по грамматическому строению: «Не хочу быть взрослым» (1983) и «Как стать счастливым» (1986), т. е. такими конструкциями, которые выража­ют опреде­ленную проблему. Заметим, что контекстуально обороты «быть взрослым» и «стать счастливым» почти синонимичны. Они означают одно и то же: реали­зовать свои способности.

Герой первого из этих фильмов — «Не хочу быть взрослым» — этого де­лать не хочет. Сам фильм — это, так сказать, «Подкидыш» 80-х годов, данная па­раллель довольно прозрачна. Главный герой — шестилетний вун­деркинд Павлик Орлов, которого родители воспитывают в соответствии с «Мо­ральным кодексом строителя коммунизма» именно тогда, когда общество стало относить­ся к нему (кодексу) скептически или даже цинично. Папа и мама забо­тятся о его физическом и интеллектуальном совершенстве. Павлик, демонстрируя завид­ную самостоятельность, уходит от бабушки, у которой он гостит в подмосков­ной деревне, сам добирается до Москвы, даже попадает на телевидение и по недоразумению становится участ­ником телепрограммы, где поражает всех своими дарованиями.

В этом фильме для нас интересны два момента. Во-первых, таланты Пав­лика действительно впечатляют и не вызывают сомнения почти до конца филь­ма. Но когда он начинает наи­зусть читать по-английски монолог Гамлета, это вызывает умиление почти у всех слушающих, кроме одного, который про себя отмечает ужасное произношение мальчика. Похоже, что Чулюкин скептически относится к вундеркиндам, а «гар­моничное и всестороннее» воспитание счита­ет поверхностным и в глазах специали­стов нисколько не выдающимся. И дело даже не в произношении, которое не так уж трудно исправить. Слово «вун­деркинд» означает «чудо-ребенок». Но чу­дес не бывает. Моцарт не в 5 лет напи­сал «Волшебную флейту», а Лермонтов не в 10 — «Героя нашего времени». До подлинного искусства и мастерства необходимо духовно со­зреть, а без этого любые внешние успехи — ничто. Даже при безупречном произношении Павлик не смог бы поразить слушателей гениальным исполнением великого монолога. Его чтение — профанация и английского языка, и Шекспира. Всего этого не по­нимают инфантиль­ные родители Павлика. Дети — они, а вовсе не их сын. Ре­зультат воспитания оказался амбивалентным: с одной стороны, ребенок приоб­рел весьма полезные навыки и жизненную закалку, с другой — он теряет нор­мальное детство, есте­ственное течение которого оказывает не меньшее влияние на формирующегося человека.

Во-вторых, Павлик проявляет немалую зрелость, заявляя, что не хочет быть взрослым (отметим этот остроумный парадокс). Культ «гармонического воспитания» отнимает у ребенка детство. Нужно, чтобы он не стремился к недостижимому и непонятному для него совершенству, а нормально развивался и накапливал душевный опыт. Чулюкин явно отдает предпочтение воспита­нию перед образованием, т. е. накоплением знаний. (Заметим, что и главная ге­роиня «Девчат» Тося Кислицына не очень охотно учится, но очень успешно раз­вивается нравственно.)

Затем Чулюкин снимает эксцентрическую комедию с элементом фанта­стики «Как стать счастливым», на наш взгляд, недооцененную. Ее проблемати­ку мы находим очень интересной. Заметим также, что в названии фильма нет вопросительного знака. Это не вопрос, а инструкция: как стать счастливым. Но так ли это?

Фабула картины состоит в следующем. В 1980 г. бездарный фоторепортер, но славный парень и клинический инфантил Гоша (Н. Караченцов) знакомится с за­гадочным старичком (Л. Дуров), приехавшим из Лесогорска в Москву — по­казать в Ака­демии Наук свой аппарат для измерения способностей по биотокам. Гоша понимает, что он плохой газетный работник, но у него есть заветное дело: он пишет роман. Старичок тестирует Гошу и объявляет, что у него почти нет способностей к журналистике и литературе, зато он может стать великим кло­уном — как Юрий Никулин или даже лучше.

Прошло 10 лет. Гоша не стал клоуном, он безуспешно пишет свою эпо­пею, зато исполняет обязанности редактора отдела в газете. На этом посту он тоже не добился ничего выдающегося и даже оказался под угрозой разжалова­ния. Спасти его может только настоящая сенсация, — и это чудо происходит. Его подчиненный Слава обнаруживает необъяснимый взрыв талантов: появ­ляются выдающиеся личности мирового уровня — пианист, балерина, боксер, па­рикмахерша, покорившая Париж, и др., причем все они родом из Лесогорска. Выясняется, что они были учени­ками того самого старичка — преподавателя физики, — и он их всех протести­ровал. Гоша в отчаянии сжигает свой роман и едет в Лесогорск, чтобы показать старику своего сына-оболтуса Вовика Впро­чем, Вовик явно умнее папы: родители пытаются делать из него вундеркинда, как из Павлика Орлова, и он тоже не хочет быть взрослым (кстати, обоих играет один маль­чик — Кирилл Головко-Серский). Однако они опоздали: изобретатель умер, а до этого разобрал свой аппарат.

Создатели фильма (Чулюкин и его соавтор сценария Г. Кушниренко) под­нимают отнюдь не типичную для советского искусства и мировоззрения тему судьбы, закамуфлированной эвфемизмами советской риторики. Предопределе­ние — тема не самая оптимистическая, тем более для оптимиста Чулюкина, и видно, что он пребывает в неуверенности, пытаясь ее решить. Объективно в фильме поставлен очень серьёзный вопрос: действи­тельно ли счастье человека — в его соответствии своему призванию?

Авторы ставят острый вопрос, но дают на него компромиссный ответ. На примере Гоши тезис «Счастье — это соот­ветствие призванию» как будто дока­зывается «от противного». Гоша не внял совету «доброго волшеб­ника», впу­стую растратил 10 лет, занимаясь не своим делом. Он сам чуть ли не проклина­ет себя, что не послушал старика, давшего ему «в руки жар-птицу». На самом деле это доказы­вает только то, что Гоша глуп и инфантилен. Фильм неубеди­телен логически: жизнь не обязательно даёт человеку то, чего ему хо­чется, — чаще не даёт, но он может сделать чужое своим, неинтересное — ин­тересным и даже любимым, если прилагает должные усилия. А интересное можно найти почти в любой профессии. Гоша мог освоить нелюбимую профес­сию журнали­ста или развить скромные писательские способности, если бы ста­вил менее ам­бициозные цели и не замахивался сразу на эпопею. Фильм не убе­ждает и худо­жественно. Гоша символически осуществляет своё призвание в во­ображении — как бы становит­ся великим клоуном. То, что мы видим, произво­дит весьма жал­кое впечатление. Ради тако­го результата вряд ли следовало радикально менять свою жизнь.

В фильме есть еще один момент, свидетельствующий против данного те­зиса. Жена Гоши — Зоя (М. Дюжева), фармацевт по профессии, увлекается скульптурой по дереву (Гоша считает ее хобби несерьёзным, в отличие от свое­го писательства). Через 10 лет она победила на престижном конкурсе. Тогда Гоша задал ей иронический вопрос: «Заяц, а ты, случайно, не из Лесогорска?». Но вопрос оказался отнюдь не праздным. «Лесогорск», т. е. старик-волшебник, парадоксальным образом имеет к этой ситуации отношение, однако он абсо­лютно ни при чем. Связано это с довольно нелепым эпизодом. Ста­рик пришел к Гоше попрощаться, но не застал его. Зоя, успокоив грудного сына Вовика, неза­метно заснула сама. Старик по собственной воле протестировал спящих (!) Зою и Вовика, запи­сал результат на листке бумаги, вложил его в деревянную скульп­турку и стал ждать хозяина. Листок с результатами был случайно об­наружен Зоей через 10 лет, причем оказалось, что юный оболтус Вовик, обожающий стреляться из трубочки, сжевал ту его часть, в которой была предсказана его собственная судьба! Таким об­разом, Зоя узнала результат тестирования, под­тверждающий у нее высокие способности к скульптуре, уже после того, как до­билась успеха. Старик вообще никак не повлиял на ее судьбу, она сама чувство­вала своё призвание и следова­ла ему. Но ведь у Гоши, в отличие от нее, не было ни малейшего влечения к про­фессии клоуна!

В pendant к линии Гоши в фильме идет история «хорошей девочки Лиды». А чем же она хороша? Она — идеальная, уникальная домохозяйка с ин­дексом 100%. Лида тоже некоторое время жила в Лесогорске и училась в классе «до­брого волшебника». Ее родители — инженеры-энергетики, а бабушка (Т. Пельт­цер) — даже профессор. Когда бабушка узнала о результате тестирования, она обозвала старика «полоумным» и забрала Лиду из этой школы. В 1990 г. Лида безуспешно учится (привет Тосе Кислицыной!) в московском техническом институте, зато прекрасно вяжет и де­монстрирует чудеса кулинарного искус­ства (еще один привет Тосе Кислицы­ной!). Лида свои дарования приписывает бабушке, потому что комплексует перед женихом Славой (открывателем «лесо­горского феномена», журналистом), который предпочи­тает домохозяйке жену с высшим образованием. Слава это говорит по науще­нию Лидиной бабушки-про­фессорши, пытающейся перевос­питать неподдаю­щуюся внучку. Из-за этого «за­говора» в сюжете возникает ряд недоразумений, для разрешения которых Лиде приходится признаться, что она тоже училась в Лесогорске у этого старика, что у нее нет способностей ни к чему, кроме до­машнего труда, но зато эти послед­ние — феноменальны. Заодно Лида сознаётся в ужасном преступлении: что все кулинарные шедевры, восхи­тившие Славу, приготовила она, а не бабушка. Она предвкушает, что разочаро­ванный Слава ее тут же бросит. Но он успо­каивает ее, что ему это известно, и молодые обретают счастье.

Как мы сказали, поставив острый вопрос, авторы дают на него компро­миссный ответ. Гоша и Лида (скорее, её бабушка) стали жертвами предрассуд­ков, ложных представлений о престижности. Что же, в конце концов, преодоле­ние предрассудков, пережитков — типич­ная чулюкинская тема, и в этом режис­сер верен себе. И всё же проблема гораздо глубже: коррелируют ли способно­сти человека с его желаниями?

Авторы фильма дают облегченный ответ на этот вопрос. Лида не хочет быть энергетиком, но жаждет быть домохозяйкой. Бывает. А если бы не жа­ждала? Гоша был бы счастлив стать клоуном, его просто дезориентировали со­циальные предрассудки. Допустим. А если бы у Гоши оказались феноменаль­ные математические способности, но он хотел бы стать актером, а математика нисколько не привлекала бы его? Счастье ли это — последовать своим способ­ностям вопреки собственной воле?

Концепция фильма, на первый взгляд, выражена недвусмысленно: люди, последовавшие рекомендациям «гениального изобретателя», достигли успеха, а герои, попытавшиеся ему сопротивляться, потерпели или едва не потерпели по­ражение. Иными словами, против судьбы (предопределения) ничего сделать не­льзя. Но, видимо, такой итог не удовлетворял Чулюкина, герои которого обычно не плывут по течению, борются с обстоятельствами, проявляют свободную волю. И он даёт определённую надежду в лице ребёнка, изжевавшего лист с предсказанием его судьбы. Чулюкин подводит нас к мыс­ли, что подлинно чув­ствительный и тонкий прибор — сам человек.

В начале «перестройки» актуальность приобрели два вопроса: опыт педа­гогов-новаторов и компетентность управленческого аппарата — соответствуют ли руководящие работники уровню своих способностей, своё ли место они за­нимают. Для фильма Чулюкина более важен второй из них, но проблема распро­страняется на всех людей вообще. И «Как стать счастливым» вписывается в целый ряд «пере­строечных» фильмов и спектаклей, в которых появляется ученый (изобретатель, психолог, социолог), который в той или иной форме пытается определить уровень способностей чиновников и встречает сопротивление бю­рократов.

В тот же период появилась сатирическая пьеса белорусского писателя Н. Мату­ковского «Мудромер», экранизированная в 1988 г. В. Пономаревым. Ее герой — такой же гений — самоучка Николай Мурашко изобретает прибор, который он, видимо, от избытка интеллекта, назвал «дуромером», а бюрократы из «мини­стерства внедрения» переименовали в «мудромер». Это еще более примитив­ный прибор, чем у лесогорского чародея: он диагностирует не характер способ­ностей, а только уровень ума (IQ). К сча­стью для человечества, прибор был не внедрен, а утоплен самим автором в бо­лоте. Человеческая личность осталась не поддаю­щейся измерению. И, возможно, настоящий ответ на вопрос «Как стать счастли­вым» (который, повторяем, не оформлен в заглавии как вопрос), состоит в сле­дующем: изжевать и выплюнуть рецепт «счастья», даже не читая его, как это сделал Вовик, и следовать собственным наклонностям, как это сделала его мама.

Таким образом, Чулюкин, на наш взгляд, пришел к весьма радикальной переоценке «взрослых детей», которые деградируют до инфантилов. В первых фильмах «взрослые дети» милы и обаятельны. Примечателен диалог, завершаю­щий «Девчат», когда Тося и Илья сидят на «Камчатке» и целуются, причем Тося делает открытие, что носы людям, оказывается, при этом не мешают. Тося: Си­дим прямо как взрослые. Илья: А мы и есть взрослые. В самом деле: они часто ведут себя как неразумные, наивные и капризные дети, но проявляют и душев­ную зрелость и умеют по-настоящему работать. В поздних комедиях показаны родители, для которых дети становятся игрушками (причем если супруги Орло­вы еще достигли некоторых успехов в воспитании Павлика вундеркиндом, то родители Вовика потерпели фиаско). Апофеозом инфантилизма и безответ­ственности становится поведение Гоши, который ничего не умеет делать по-настоящему, бездарен и в профессии, и в хобби. Кроме того, Гоша — человек без стержня: он бросается из крайности в крайность, легко увлекается и так же легко меняет свои взгляды: сначала безоговорочно доверяется старому «вол­шебнику», затем разочаровывается, когда получает от старика неприятный для него диагноз способностей, затем, через 10 лет, мгновенно преисполняется фа­натической веры, но абсолютно не умеет критически, взвешенно оценить открытие старца. Что, кстати, было бы полезно сделать с учениками и студента­ми при обсуждении фильма «Как стать счастливым».

Использование фильмов Чулюкина в средней школе и в педагогических вузах может быть весьма полезным. По этим фильмам можно проводить дис­куссии, писать эссе. Для обсуждения могут быть предложены вопросы: «Ка­ковы причины первых воспитательных неудач Нади Берестовой в фильме “Не­поддающиеся”, и почему она добилась успеха?», «Согласны ли вы с тем, что че­ловеческая природа неисправима? (Существуют ли “неподдающие­ся” люди?)», «Оцените благотворное влияние Тоси Кислицыной на окружаю­щих в фильме “Девчата”», «Какое перевоспитание проходят герои фильма “Дев­чата”?», «Что такое воспитание “гармоничной личности”? Достижимо ли оно?», «Необходимо ли диагностирование способностей человека? Если да, то в каких пределах и с какими дополнительными условиями?» и мн др. Можно также писать сочине­ние «Ваше представление о счастье» — как в «Доживём до понедельника». А чтобы это не превратилось в бездушный формализм, должен быть воспитан сам педагог — в том числе на советском кинематографе.

_______________

Впервые:

Университетский комплекс как региональный центр образования, науки и культуры [Электронный ресурс]: материалы Всероссийской научно-методической конференции; Оренбург. гос. ун-т. – Электрон. дан. – Оренбург: ОГУ, 2021. ISBN: 978-5-7410-2433-1. — С. 3534-3542.