А. Теннисон. Дворец искусств (окончание)

…Я в башни взял колокола большие:

Подобен серебру их звук;

Портреты мудрецов предорогие

Развесил я вокруг.

 

Там Мильтон был, подобный Серафиму,

А рядом с ним – Шекспир благой,

Усталый Данте, пеньем одержимый,

С улыбкою чуть злой.

 

Отец всех ионийцев*  писан чётко:

Морщинами покрытый весь;

Упал на грудь со щёк и подбородка

Снежок столетний днесь.

 

Над головою арки там поднялись,

Прекрасный прочный свод навис;

Там ангелы подарками менялись,

Летая вверх и вниз.

 

Внизу мозаика была большая:

Показывала мастерство,

О прошлом мира мифами вещая

И тем храня его.

 

Там был народ, до рабства доведённый,

Нуждою движимый своей,

И тигр играл: раскидывал короны

И головы царей...

 

Душа ступала высшею стезёю;

Раздался колокольный звон;

Чтоб песни исполнять совсем одною,

Она взошла на трон.

 

Взирали вниз великие особы

Сквозь множество цветных огней:

Платон** и Ферулам*** высоколобый –

Неясно, кто мощней,

 

И все другие, в чьих делах активных

Бурлил для новшеств разум их,

Представленные в одеяньях дивных

Промеж колонн больших…

 

Ну а душа в веселье пела оды

От счастья пребывать живой,

Владеть своими чувствами, Природой,

Землёю родовой.

 

Произнесла себе: «Моё всё это;

Война иль мир – мне всё одно».

Когда из звёздного ночного света

На небе полотно,

 

Которым ночь ослабший день венчала,

Та свет являла во свечах

Венков, гирлянды из цветов немалой

И в дорогих маслах,

 

Желая воссоздать стихию рая;

В ладоши хлопнула, вскричав:

«Когда восторг мой, устали не зная,

Взлетал бы ввысь стремглав!

 

Произведенья, где талант великий,

Питают очи, что остры!

Приятны формы и тона, а лики

Значительны, мудры!..

 

Людским умом, делами управляю –

Пусть секты и галдят о том, –

Как Бог, отдельных вер не выделяю,

На всё смотрю с умом».

 

***

Сумел и сам секрет Земли усталой

Не раз к ней в голову попасть;

Она ж святую радость сохраняла

И интеллекта власть.

 

Продлилось года три её цветенье,

А на четвертый – всё мертво;

Как Ирод, пала: крик из Царства тени

Достиг ушей его.

 

А прежде, чем её существованье

Закончить, Бог, что обнажал

Людские личностные бездны, грани,

Её тоской объял…

 

Пришли к ней страх и злость к уединенью,

Потом от ощущений тех

Пришло к себе презренье, в завершенье –

Над тем презреньем смех.

 

Промолвила: «Не здесь моё всесилье?

Обитель мощная – моя;

В её фундамент камни заложили,

Себя как помню я».

 

Но тени в уголках дворца стояли,

Внезапностей и тайн полны,

Фантомы белоглазые в печали,

Кошмарнейшие сны.

 

Когда в тени мерцали свечи скупо,

Душа в полночной тишине

Наткнулась на трёхмесячные трупы,

Прижатые к стене...

 

Душа – вся словно скука и безделье,

Бессилие, ночная мгла.

Как вечно восходить к заветной цели

Она теперь могла?

 

И на неё опять сошла гордыня:

«Ни голоса сквозь эту тишь, –

Душа вскричала во дворце-пустыне, –

И пусть молчанье лишь!».

 

Замешивая глину, дёрна тесто,

Объятая стыдом, она

От Бога и от имени и места

Была удалена.

 

Ей было чуждо смерти, жизни бремя,

Не видно ничего в пути,

Лишь ужасающие вечность, время,

Где радость не найти.

 

В большой тоске от страхов пребывая,

В которой не увидеть дна,

И вечно слёзный гнёт претерпевая,

Всегда была одна…

 

«Я вся полна огня! – в тоске взывала, –

Но тишина вокруг мертва.

А чем заглажу грех свой небывалый,

Спасусь, пока жива?».

 

Душа четыре года одолела,

Потом, одежду сняв царей,

В долине строить домик повелела,

Чтоб там молиться ей.

 

«Но башни моего дворца не трогай:

Их красоту и белизну;

С другими повторю сюда дорогу,

Коль искуплю вину».

 

* * * * *

 

129     ...Then in the towers I placed great bells that swung,
130       Moved of themselves, with silver sound;
131   And with choice paintings of wise men I hung
132         The royal dais round.

133     For there was Milton like a seraph strong,
134       Beside him Shakespeare bland and mild;
135   And there the world-worn Dante grasp'd his song,
136         And somewhat grimly smiled.

137     And there the Ionian father of the rest;
138       A million wrinkles carved his skin;
139   A hundred winters snow'd upon his breast,
140         From cheek and throat and chin.

141     Above, the fair hall-ceiling stately-set
142       Many an arch high up did lift,
143   And angels rising and descending met
144         With interchange of gift.

 

145     Below was all mosaic choicely plann'd
146       With cycles of the human tale
147   Of this wide world, the times of every land
148         So wrought, they will not fail.

149     The people here, a beast of burden slow,
150       Toil'd onward, prick'd with goads and stings;
151   Here play'd, a tiger, rolling to and fro
152         The heads and crowns of kings…

157     But over these she trod: and those great bells
158       Began to chime. She took her throne:
159   She sat betwixt the shining Oriels,
160         To sing her songs alone.

161     And thro' the topmost Oriels' coloured flame
162       Two godlike faces gazed below;
163   Plato the wise, and large brow'd Verulam,
164         The first of those who know.

165     And all those names, that in their motion were
166       Full-welling fountain-heads of change,
167   Betwixt the slender shafts were blazon'd fair
168         In diverse raiment strange…

 

177     Singing and murmuring in her feastful mirth,
178       Joying to feel herself alive,
179   Lord over Nature, Lord of the visible earth,
180         Lord of the senses five;

181     Communing with herself: "All these are mine,
182       And let the world have peace or wars,
183   'T is one to me." She--when young night divine
184         Crown'd dying day with stars,

185     Making sweet close of his delicious toils--
186       Lit light in wreaths and anadems,
187   And pure quintessences of precious oils
188         In hollow'd moons of gems,

189     To mimic heaven; and clapt her hands and cried,
190       "I marvel if my still delight
191   In this great house so royal-rich, and wide,
192         Be flatter'd to the height.

193     "O all things fair to sate my various eyes!
194       O shapes and hues that please me well!
195   O silent faces of the Great and Wise,
196         My Gods, with whom I dwell!

209     "I take possession of man's mind and deed.
210       I care not what the sects may brawl.
211   I sit as God holding no form of creed,
212         But contemplating all."

* * * * *

213     Full oft the riddle of the painful earth
214       Flash'd thro' her as she sat alone,
215   Yet not the less held she her solemn mirth,
216         And intellectual throne.

217     And so she throve and prosper'd; so three years
218       She prosper'd: on the fourth she fell,
219   Like Herod, when the shout was in his ears,
220         Struck thro' with pangs of hell.

221     Lest she should fail and perish utterly,
222       God, before whom ever lie bare
223   The abysmal deeps of Personality,
224         Plagued her with sore despair…

 

229     Deep dread and loathing of her solitude
230       Fell on her, from which mood was born
231   Scorn of herself; again, from out that mood
232         Laughter at her self-scorn.

233     "What! is not this my place of strength," she said,
234       "My spacious mansion built for me,
235   Whereof the strong foundation-stones were laid
236         Since my first memory?"

 

237     But in dark corners of her palace stood
238       Uncertain shapes; and unawares
239   On white-eyed phantasms weeping tears of blood,
240         And horrible nightmares,

241     And hollow shades enclosing hearts of flame,
242       And, with dim fretted foreheads all,
243   On corpses three-months-old at noon she came,
244         That stood against the wall.

245     A spot of dull stagnation, without light
246       Or power of movement, seem'd my soul,
247   'Mid onward-sloping motions infinite
248         Making for one sure goal…

 

257     Back on herself her serpent pride had curl'd.
258       "No voice," she shriek'd in that lone hall,
259   "No voice breaks thro' the stillness of this world:
260         One deep, deep silence all!"

261     She, mouldering with the dull earth's mouldering sod,
262       Inwrapt tenfold in slothful shame,
263   Lay there exiled from eternal God,
264         Lost to her place and name;

265     And death and life she hated equally,
266       And nothing saw, for her despair,
267   But dreadful time, dreadful eternity,
268         No comfort anywhere;

269     Remaining utterly confused with fears,
270       And ever worse with growing time,
271   And ever unrelieved by dismal tears,
272         And all alone in crime…

285     She howl'd aloud, "I am on fire within.
286       There comes no murmur of reply.
287   What is it that will take away my sin,
288         And save me lest I die?"

289     So when four years were wholly finished,
290       She threw her royal robes away.
291   "Make me a cottage in the vale," she said,
292         "Where I may mourn and pray.

293     "Yet pull not down my palace towers, that are
294       So lightly, beautifully built:
295   Perchance I may return with others there
296         When I have purged my guilt."

                               

   ----------------------------------------------------------------------                            

      *Отец всех ионийцев – Гомер (ионийцы – одно из основных древнегреческих племён).

      **Платон – древнегреческий философ-идеалист.

      ***Ферулам – Фрэнсис Бэкон (1-й барон Ферулам), средневековый английский мыслитель, родоначальник английского материализма.

Эмма Соловкова, поэтический перевод, 2023

Сертификат Поэзия.ру: серия 1356 № 176775 от 31.08.2023

1 | 2 | 345 | 22.12.2024. 12:20:00

Произведение оценили (+): ["Владимир Корман"]

Произведение оценили (-): []