Безумец и Смерть, Гуго фон Гофмансталь (1874-1929), окончание

КЛАУДИО

Я не созрел. Так и оставь меня.

И глупо ныть не хочется мне боле,

А хочется обнять земное поле,

О жажда жить! – во мне кричит она.

Сильнее старых чар безмерный страх;

Позволь мне жить! За жизненный размах

Без сожалений горьких всё отдам

И сердцем прикиплю к земным вещам.

Увидишь ты:  мне вещи станут сбродом –

Людские станут дороги сердца,

Как с куклами, не обращусь с народом!

Ты подскажи, порадуй молодца –

Я погружусь и в радости, и в грусть –

Как верным быть и удержать весло?

Я выучу урок твой наизусть

В познании: что есть добро, что - зло.

И с оживленьем я приму все схемы!

В пути открыто повернусь я к люду

И взять и дать не вызовут проблемы,

И связывать и связанным я буду!

 

(видя непреклонное лицо смерти, с нарастающим страхом)

Поверь мне, наконец: я до сих пор

Не знал, как ненавидеть и любить,

Не понимал… да что там говорить,

Я письма покажу – Взгляни в упор:

Всё было показным в словах пустых!

 

(резко выдвигает ящик стола, достаёт пачку старых писем)

Всё в клятвах преданно любить да в плаче;

Ты думаешь: правдивы чувства в них? –

Не чувствовал – сказать не мог иначе!

 

(он швыряет письма ей в ноги так, что некоторые разлетаются по полу)

Ну, вот тебе, здесь вся любовь, похоже,

Везде лишь я да я, всегда по теме,

Подстроившись, в ответ любовной дрожи

Дрожал, смеясь над святостями всеми.

На! Вот! Здесь всё не то – прочти, изволь:

Где смысл, где ненависть, любовь, где боль?!

 

СМЕРТЬ

Глупец! Ах, ты глупец, дам наставленье

Тебе, как жизни воздавать почтенье.

Туда вон встань, смотри и рот закрой:

Учись, как страстно, с чувством остальные

И чтят, и любят уголки родные,

А ты трезвонишь, только звук пустой.

 

(Смерть пару раза проводит смычком по скрипке; так сказать, зовущие звуки. Она стоит возле двери в спальню на переднем плане, Клаудио слева у стены в полутьме. Из двери  справа выходит мать. Она не очень стара, на ней длинное, чёрное бархатное платье, чёрный бархатный чепец  с белым рюшем, обрамляющим лицо; в  её нежных, бледных пальцах белый носовой платок с кружевной отделкой по краям. Она тихо выходит из двери и беззвучно обходит комнату.)

 

МАТЬ

Как сладко дышится! Знакомый аромат

Лаванды, смешанный наполовину

С душком, навеянным от мертвечины,

Здесь вся юдоль моя земная, здесь:

Жизнь матери, ну, боли моей треть,

Часть мук моих и беспокойства часть.

Ну, что о том мужчина может знать?

 

(у комода)

Всё ещё острый у него конец?

Здесь сын виском ударился до крови,

Конечно, мал ещё был сорванец,

Бежал – не удержать… Окно! И снова

Я, как тогда, прислушиваюсь к ночи:

Слышны ль шаги и не было мне мочи,

Когда от страха не могла я спать,

Стояла здесь и час, и два, и три.

И начинало медленно светать…

Как часто… того не знал он никогда.

Да я и днём, принарядившись, часто

Была одна. Рука – цветы поила,

Пыль выбивала, до блеска натирала

Серебро… так день и тёк. Для головы

Занятий не было вот только: в ней

Кружились колесом в догадках мысли

Надежды тихой и в тревогах смутных –

Наверное, в том материнства святость.

И связана она глубинно с миром.

Но заболталась я, припомнив сладость

И боли прошлой жизни, и земной

Воздушный аромат. Нельзя остаться,

Пора мне уходить, пора…

 

(она скрывается за средней дверью)

 

КЛАУДИО

Мама!

 

СМЕРТЬ

Молчи!

 

Её ты не вернёшь.

 

КЛАУДИО

Ах, мам, вернись!

 

Позволь поцеловать тебя разок, -

Твои смиренно сжатые уста,

Но с лёгкой дрожью, словно бы упрёк –

Припасть к твоим ногам… Зови! Сюда

Верни её!  Зачем прогнала, Злыдня?!

Она хотела здесь быть. Аль не видно?

 

СМЕРТЬ

Не тронь моё. Твоим оно уж было.

 

КЛАУДИО

Ах! Лишён

Был чувств я! Совершенно! Обидно.

Когда ж я мог всем существом своим

Всю близость ощутить той очевидной

Её любви, божественно-святой

И с человечьей болью и тоской,

И страстностью…ужель тебе не стыдно?!

 

(Смерть, не обращая внимание на его жалобы, наигрывает мелодию одной старой народной песни. Медленно выходит девушка; на ней простенькое платье с текстурой в больших цветах, на ногах балеринки, перевязанные бантом; без головного убора)

 

ДЕВУШКА

Как всё прекрасно было. Вспомнишь ли?

Конечно, сильно огорчил тогда,

Так больно было мне, но утекли

Печали моей юные года.

Так редко были радостными дни

Но с толикой чудесною, как грёзы!

Вот под окном цветы, мои цветы,

Вот маленький расшатанный спинет

И шкаф, в котором письма все хранила

И все подарки, что дарил мне ты…

Всё, что – не смейся – сильно я любила,

Что говорило милыми устами!

Когда, жару сменив, сверкали грозы,

А мы стояли у окна – Ах, воздух,

Тот аромат деревьев под дождями! –

Всё умерло, срослось с полынью горькой,

В гробу с любовью нашей все они.

Прекрасны были. Только ты повинен,

Что так прекрасны были в прошлом дни

Потом меня ты бросил, как дитя

С цветочком, что сорвал, играть устал…

Бог мой! тебя не думала связать.

 

( небольшая пауза)

Когда же получила то письмо,

Последнее… хотела умереть.

Не потому, чтоб досадить тебе.

Хотела без истерики и плача

Прощальный написать тебе ответ.

Ну так, чтобы немного сожалел…

Слезу бы уронил, но слишком поздно…

Не написала ничего. Зачем?

Что знала я? Насколько ты любил

И сколько было в том сердечного,

Что так ты голову мою вскружил,

Мой бедный ум был так разгорячён,

Что я и днём блуждала, как во сне.

В неверности и к верности нет воли.

Не оживишь покойника слезой;

Не умирают от измен. Позднее,

Спустя года все в безутешном горе,

Смогла прилечь я, чтобы умереть,

Молясь: в твой смертный час с тобою быть.

Не для того, чтоб умер в муках, нет,

Но чтобы ты, как пригубив вино,

Прочувствовал бы тот букет цветов,

Хоть что-нибудь, забытого давно.

 

(она уходит. Клаудио закрывает ладонями лицо. Непосредственно после её ухода выходит мужчина. Он выглядит, соответствуя примерно возрасту Клаудио. На нём неопрятный, запылённый дорожный костюм. С левой стороны груди торчит по рукоятку воткнутый нож. Он остаётся стоять в центре сцены, повернувшись к Клаудио.)

 

МУЖЧИНА

Ты всё ещё живёшь, игрок безмерный?

Сарказм Горация волнует, как всегда,

Других не изумлявший никогда?

Твои слова прекрасные во мне –

И мой елей и ты его испей

В одном горшке – а я, похоже, крайний –

Ты говорил: напоминал я вещи,

Так сладостно дремавшие в тебе,

Как ветерок далёкой цели втайне.

О да, нежна твоя струна по ветру,

Амурный ветер создан для того,

Чтоб поиметь меня или другого.

Мы были давние друзья. Друзья ли?

Подло: болтали днями напролёт,

С подобными себе общались, с одной

И той же женщиной сношались. Подло:

По общему, как у царя с рабом –

Качалка, дом, собака, стол и плётка.

Дом развлечений одному, подвал –

Другому. Первый – в качалке, а второму,

Кто нёс, с плечом израненным, хоть вой.

Один спускает пса к кольцу попрыгать,

Другой (с кольцом) стоит и ждёт, как рыжик!...

Ты половину чувств души забрал,

Болезненно рождавшиеся перлы,

А наигравшись, всё спускал на ветер.

Пройдоха ты, со всяким спорым был.

Я, молча, с негодующей душой,

Скрипел зубами. Ты, не знавший стыд,

За всё хватался. И во мне с тех пор

Доверья не было, рассыпалось в пути.

Нам барышня однажды повстречалась

И так я ею сильно заболел:

Все чувства мои были на пределе,

Как у того, кто долго ищет цель…

Такую цель, сладчайшее томленье…

И дикий блеск и аромат, когда

Из тьмы глубокой видишь маяки…

И ты всё видел. Соблазнился ты!...

 Да потому, что мы во многом схожи.

Её величье строгое, усталость,

Несвойственная вроде молодым –

Ты, разве, позже так не говорил?

Ты, возбудился, впавший в искушенье!

Вскипел сильней, чем кровь в моих мозгах!

Пресытившись, её, как куклу, бросил

Унылым зрелищем к моим ногам,

Испорченной тобою, обнаженьем

Чудесной магии ужасно искажённой,

Без смысла в жизни; волосы живые

Повисли, как у мертвецов. Как ларву

Ты бросил мне на отвратительно

Обглоданных костях из футуризма,

Растлением прекрасной, дивной тайны.

За то тебя вконец возненавидел,

Как, впрочем, подсознательно – всегда.

И я ушёл.

Потом гнала меня судьба

На лезвие кинжала смерти горькой,

Что бросила меня в одну канаву,

Где разлагался медленно на вещи,

Непонятые никогда тобой.

Но трижды я тебя благословил.

Никем для всех был, все – никто тебе.

 

(он уходит)

 

КЛАУДИО

Да, так:  Я никому и мне никто.

 

(медленно приподнимаясь)

На сцене, как плохой комедиант  –

Дошёл до пункта, речь толкнул и прочь.

Ко всем он равнодушный и глухой,

Звук собственного голоса – ничто

И не волнуют голоса других:

Так шёл я по подмосткам жизни вдаль

Без ценностей земных и слаб точь в точь.

Но почему со мной так? Смерть, за что?

Должна мне показать жизнь настоящей,

Реальной, полной, а не вспышку снов

То с радостью, то с болью преходящей?

Ну, почему вот детские умы

Предрасположенней к материи высокой:

Там вещь земная, где и ареал, -

А вырастут – всё в памяти далёкой?

И почему нам скрипка не слышна,

Как призраков ты приглашаешь в ночь –

Которым тишину не превозмочь –

Рассыпавшихся где-то в подсознанье,

Не слышим мы их тихое стенанье?

Мне быть бы там, где слышен голос твой,

Не приглушенный мелочью пустой!

Я буду! Так сдержи свои слова,

Стань жизнью, Смерть, коль жизнь моя мертва!

Что мне с того, что обе не узнаю,

Что смертью я и жизнью называю?

Ты рассказала в часе наставлений

Намного больше, чем вся жизнь вместила,

Хочу совсем забыть слепые тени,

Познать, где твои раны и в чём сила.

 

(Он задумывается на какое-то мгновение)

Возможно, умирающего буйства

В смертельном страхе выплеснула кровь,

Но до сих пор не знал такого чувства,

Хорошего, объять земное вновь!

И если суждена мне смерть сейчас, –

Мой мозг впитал в себя урочный час;

Исчезнет жизнь, неся благую весть:

Я, умирая, чувствую: я есть.

Когда мечтаешь, чувства через край

Сон переполнят, в жажде пробуждая, –

Я пробудился в чувствах через край

От жизни сонной, в смерти оживая.

 

(он замертво падает к ногам Смерти)

 

Смерть ( качая головой, медленно уходит)

Как эти существа прелестны:

Нельзя истолковать – толкуют,

Читают то, что неизвестно,

А что запутано, то – в путы.

И в вечной тьме находят путь в приюты.

 

(она исчезает в средней двери, её слова стихают;

В комнате воцаряется тишина. В окно видно, как мимо проходит Смерть, играя на скрипке, за ней идёт Мать, следом за ней Девушка и вплотную рядом с ними некий призрак, похожий на Клаудио.)

Бройер Галина, поэтический перевод, 2021

Сертификат Поэзия.ру: серия 1709 № 161937 от 08.06.2021

0 | 2 | 685 | 20.04.2024. 04:03:16

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []