(С английского).

Ты в фильмах обходился без словес.
Ты был как инструмент в руках арфиста.
Кино - не для бездарного артиста,
но ты в искусстве взвился до небес.
Хоть умер, но для нас ты не исчез.
Шёл чёрно-белый фильм, и в парке было мглисто.
Ты был почти что сед, а взор блистал лучисто,
как юный, возбуждая интерес.
Ряды машин, сплотившись гибко,
толпу зажали, как забор.
Я на твои морщины и улыбку,
готов был хоть с колен смотреть в упор,
как на одно из Дантовых видений, -

счастливый гений, изумительный актёр.

Robert Lowell  Harpo Marx

Harpo Marx, your hands white-feathered the harp —
the only words you ever spoke were sound.
The movie's not always the sick man of the arts,
yours touched the stars; Harpo, your motion picture
is still life unchanging, not nature dead.
I saw you first two years before you died,
a black-and-white fall, near Fifth in Central Park;
old blond hair too blonder, old eyes too young.
Movie trucks and five police trucks wheel to wheel
like covered wagons. The crowd as much or little.
I wish I had knelt… I age to your wincing smile,
like Dante's movie, the great glistening wheel of life
—
the genius happy…a generic actor.

Примечание.
Harpo Marx - Адольф (Артур) Маркс (1888-1964) - мимический актёр, киноартист,
музыкант. Автор собственной биографии "Harpo speaks". Лидер группы артистов
"Братья Маркс". Снялся вместе с братьями в целом ряде немых и звуковых комических
фильмах, имевших успех. Сам, как правило, работал в них только как мим. Выступал в
красно-рыжем парике. В 1933 г. побывал в СССР. Визит был официальным и с какими-то
заданиями, вроде курьерских. Во время 2-й Мировой войны развлекал на фронтах американских солдат. Умер после хирургической операции в грудной клетке.

Роберт Лоуэлл   Июль в Вашингтоне
(С английского).

Тугие спицы золотого колеса
коснулись ран земли, смотрящих в небеса;

и белая лебяжья сила
на Потомаке гладь оранжевую взбила.

Ныряют выдры, шкуры их влажны.
Еноты стиркою своей увлечены.

 Боливар, Сан Мартин с Хуаресом проплыли -
за спинами леса, несчитанные мили.

Там луки с копьями тропических племён,
которым мир достаться обречён.

Избранники... Блестят, как пригоршни монет.
Потом им предстоит, как нам, сойти на нет.

Не знаю их имён, ни дат в годах и днях:
побитые кружки, ряды колец на пнях.

Поехали, куда манили взоры,
к другому берегу - в пленительные горы.

Они там в синеве, как веки у девиц.
Казалось, чуть рванём - и мы у тех границ,

но что-то странное мешало нам невнятно.
Грести не стали и отправились обратно.

Robert Lowell   July In Washington

The stiff spokes of this wheel
touch the sore spots of the earth.

On the Potomac, swan-white
power launches keep breasting the sulphurous wave.

Otters slide and dive and slick back their hair,
raccoons clean their meat in the creek.

On the circles, green statues ride like South American
liberators above the breeding vegetation —

prongs and spearheads of some equatorial
backland that will inherit the globe.

The elect, the elected . . . they come here bright as dimes,
and die dishevelled and soft.

We cannot name their names, or number their dates —
circle on circle, like rings on a tree —

but we wish the river had another shore,
some further range of delectable mountains,

distant hills powdered blue as a girl's eyelid.
It seems the least little shove would land us there,

that only the slightest repugnance of our bodies
we no longer control could drag us back.

Роберт Лоуэлл  Дети Света
(С английского).

У пилигримов пёкся хлеб из глины да остей.
Заборы - выставки аборигеновских костей.
Голландская земля ту секту прогнала.
В Женеве не нашлось для них угла.
С собой им Люцифер дал огненное семя.
Они наставили строений из стекла.
От буйства в тех домах обрушилась скала.
В ночь, как при фонарях, сгорает всё дотла,
и пусто в алтарях, лишь воск течёт всё время.
Хотя судьба не всё ещё дожгла,
опять бездомным станет каиново племя.

Robert Lowell   Children of Light

Our fathers wrung their bread from stocks and stones
And fenced their gardens with the Redmen's bones;
Embarking from the Nether Land of Holland,
Pilgrims unhouseled by Geneva's night,
They planted here the Serpent's seeds of light;
And here the pivoting searchlights probe to shock
The riotous glass houses built on rock,
And candles gutter by an empty altar,
And light is where the landless blood of Cain
Is burning, burning the unburied grain.

Роберт Лоуэлл     Возвращение домой.
(C английского - пересказ).

Я вспомнил тот тридцатый год с тоской.
Мои друзья, что были сорванцами,
успели стать солидными дельцами,
а выглядят линялыми птенцами.
Иные уж собрались на покой.

Спустя года я снова встретил вас
и, неожиданно для непоседы,
в итоге откровеннейшей беседы,
узнал про ваши горести и беды:
задумался и слушал ваш рассказ.

Мы вместе посетили казино:
имбирь, мартини. Для добавки к джину
налили водки - чуть не половину...
И я себя повёл не чин по чину.
Причиной стало, может быть, вино.

Ударили б меня тогда кнутом -
так было б справедливо и за дело.
Но к нам пришло блаженство без предела,
казалось, что мы счастливы всецело.
Летели дни... Вам это надоело...
Какая же тоска заела нас потом !

Robert Lowell   Homecoming

What was is ... since 1930;
the boys in my old gang
are senior partners. They start up
bald like baby birds
to embrace retirement.

At the altar of surrender,
I met you
in the hour of credulity.
How your misfortune came out clearly
to us at twenty.

At the gingerbread casino,
how innocent the nights we made it
on our Vesuvio martinis
with no vermouth but vodka
to sweeten the dry gin -

the lash across my face
that night we adored . . .
soon every night and all,
when your sweet, amorous
repetition changed.


Роберт Лоуэлл   Дома после трёхмесячной отлучки
(С английского).

Нет больше нашей няньки, львицы,
что управлялась с детским садом
и заставляла плакать Мать.
Была любым затейницам под стать.
Брала свиные шкурки
и скручивала в бантики для птиц.
Они гляделись на магнолии нарядом
и были подкрепленьем для синиц
под снегом и под градом
во время нашей Бостонской зимы.

Три месяца - больничная постель !
Здоров ли Ричард ?
Дочь - в восторге.
Она в веснушках и в пижаме.
Потёрлись с ней носами.
Поправили курчавую кудель.
Мне говорят: "Всё правильно идёт".
А мне уж сорок лет плюс год.
Уже не сорок.
Играючи расту - взбираюсь на пригорок.
Лечился около тринадцати недель.
Мне щёку тронула девица -
напоминает: нужно бриться.
Одели в бирюзовые штанишки,
так стала вроде резвого мальчишки.
Схватила мыло, кисточку, салфетку...
"Постой ! - упрашиваю детку. -
сперва подумай и ответь:
ведь я не северный медведь !"

Не долечился. В доме нет порядка.
Не гнусь и не тружусь, не строю планов,
хотя внизу у нас хиреет грядка,
где целых семь сортов тюльпанов.
Увы ! Теперь там только ряд калек,
хоть выбор был весьма толков:
купил их у голландских знатоков. -
Теперь не отличишь от сорняков.
Их загубил дурной весенний снег.
Итог таков:
в грядущий год добьёт их первый снегопад,
а я не помогу, чему совсем не рад:
измучен, не силён, обременён.

Robert Lowell Home After Three Months Away

Gone now the baby's nurse,
a lioness who ruled the roost
and made the Mother cry.
She used to tie
gobbets of porkrind in bowknots of gauze -
three months they hung like soggy toast
on our eight foot magnolia tree,

and helped the English sparrows
weather a Boston winter.

Three months, three months!
Is Richard now himself again?
Dimpled with exaltation,
my daughter holds her levee in the tub.
Our noses rub,
each of us pats a stringy lock of hair -
they tell me nothing's gone.
Though I am forty-one,
not forty now, the time I put away
was child's play. After thirteen weeks
my child still dabs her cheeks
to start me shaving. When
we dress her in her sky-blue corduroy,
she changes to a boy,
and floats my shaving brush
and washcloth in the flush....
Dearest I cannot loiter here
in lather like a polar bear.

Recuperating, I neither spin nor toil.
Three stories down below,
a choreman tends our coffin's length of soil,
and seven horizontal tulips blow.
Just twelve months ago,
these flowers were pedigreed
imported Dutchmen; now no one need
distinguish them from weed.
Bushed by the late spring snow,
they cannot meet
another year's snowballing enervation.

I keep no rank nor station.
Cured, I am frizzled, stale and small.

Роберт Лоуэлл   Эпилог
(С английского).

Блеск фабулы, прикрас и построенья
сегодня помогли мне мало.
Хотелось проявить воображенье,
не углубляясь в память и в анналы.
Так в чём беда ? - И сам даю ответ:
глаза художника - не объектив, не лупа.
Они дрожат, как приласкает свет,
и верить только зренью глупо.
Природный зрительный прибор
даёт нам лишь любительские фото.
Тот снимок ярок, ослепляет, снят в упор,
но нет искусства без продуманной работы.
Нас факты вводят в заблужденье.

Взяв в руки кисть, не то стило,

точней раскрой всю суть явленья:

скажи конкретно, что произошло.

Пример: Вермееровский* свет,
текущий по лицу девицы, -
и ясно, и сомненья нет,
что та тоскует и томится...
Пусть каждое движенье век
так отражает наше фото,
чтоб виден был не просто кто-то,
а ясный и понятный человек.

Robert Lowell   Epilogue

Those blessed structures, plot and rhyme -
why are they no help to me now
I want to make
something imagined, not recalled?
I hear the noise of my own voice:
The painter's vision is not a lens,
it trembles to caress the light.
But sometimes everything I write
with the threadbare art of my eye
seems a snapshot,
lurid, rapid, garish, grouped,
heightened from life,
yet paralyzed by fact.
All's misalliance.
Yet why not say what happened?
Pray for the grace of accuracy
Vermeer* gave to the sun's illumination
stealing like the tide across a map
to his girl solid with yearning.
We are poor passing facts,
warned by that to give
each figure in the photograph
his living name.
1977

Примечание.
*Ян Вермеер (1632-1675) - голландский художник.