Такая вот нелепая игра:

ты спрашиваешь – я не отвечаю.

Надежды растворяются с утра,

а к вечеру душа совсем пустая.

Закрыть от мира комнату, как клеть,

забыть про разлинованное поле.

И – не ходить, не думать, не смотреть,

но не сдавать себя сторонней воле.

Пока не бьют. Но вечно норовят

куснуть, когда представится возможность.

Сейчас, вчера и сотни лет назад.

И это ощущение подкожно. 

Был выучен урок и собран хлеб.

А шахматных этюдов арабески

отобразились в линиях судеб,

что на ладонях явны так и резки.

И слышишь ты в молчании моём,

как озаренье, тихие ответы.

Чем меньше мы вопросов задаём,

тем в сердце остаётся больше света.

Вся эта жизнь – всю жизнь на волоске –

на краешке – и тем понятней смерти.

Так падает фигура на доске

в игре про нас, лишённой милосердий.

Куда идём мы. И финал какой?

И что за смыслы открывает эндшпиль?

Ветра судеб играют со строкой

и тем она наивней и безгрешней.

Туман. Дождит. И хочется прилечь.

И ничего сейчас не слышать, кроме

как топится, потрескивая печь,