Дата: 25-07-2016 | 23:49:33
Кристиан .М.Червиньски
(Кристиан М. Мантойфель)
Повесть об Эльзе...
Эльзе Ласкер –Шюлер родилась 11 февраля 1869 года в Эльберфельде, который сейчас стал районом Вупперталя. В возрасте 11 лет оставила школу и продолжала обучение дома. Связь её семьи с еврейскими традициями была свободной и непрочной. Она вышла замуж в 1894 году за врача Бертольда Ласкера, связанного с рационалистичесими идеями и переехала в том же самом году в Берлин. Как поэтесса она создала для себя своё представление еврейства. Как жена, она последовала за художественными амбициями мужа и брала уроки живописи. Скоро она соприкоснулась с берлинской богемой, где познакомилась с с известнейшими писателями и художниками того времени. В 1902 году вышел первый томик поэзии « Стикс» и в том же году она разошлась со своим первым мужем. Последовали новые публикации : «Седьмой день», «Книга Петера Хилле», «Вуппер», « Моё сердце». Она принадлежала к наиболее известным представителям литературного мира Веймарской республики, однако оставалась в бедности. В 1927 году умер её сын от болезни лёгких. В 1931 году в Национальной Галерее были выставлены её рисунки. В 1932 году получила престижную немецкую литературную награду Клейста. В 1933 году – бегство в Швейцарию. Из Швейцарии совершила три поездки в Палестину. Из третьей- в виду начала войны- не могла уже вернуться. Её любовь к выходцу из Берлина Эрнесту Симону. Ему посвящены были любовные стихи её книги « Белый рояль». (1943).
Эльзе Ласкер – Шюлер умерла 22 января 1945 года в возрасте 76 лет...
10 мая 1933 года Германия Адольфа Гитлера вычеркнула из памяти своего народа целое поколение писателей. В акции « против негерманского духа» были преданы огню книги почти всех немецкоязычных авторов, имеющих имя . Пылали костры всюду, где были университеты и высшие школы. Профессора посвещали этому событию торжественные речи. Студенты бросали книги в огонь. В Берлине пылал костёр из 20 000 книг. В ритуальном обряде «девяти лозунгов» пропаганды, призывающем к сожжению, были названы враги национал-социалистов.
Это сожжение книг было великим символичным расчётом с теми, которые уже задолго до 1933 года фигурировали на жаргоне нацистов как « асфальтовые литераторы», « люди без принципов», « инородный сброд» и « предатели родины». В списке запрещённых авторов было в момент начала сожжения книг 200 имён. Это число увеличивалось. В списке « вредной и нежелательной литературы» к 1935 году оказалось 3601 названий и 524 коллективных сборников.Тот, кто не спасся от нацистского режима, был замучен в концентрационном лагере, как Эрих Мюзам , или умер вследствии ареста, как Карл фон Осецки. Некоторые в депрессии и растерянности покончили с жизнью, как Эрнст Толлер. Немецкое поэтическое творчество существовало между 33-м и 45-м годами в основном в эмиграции. После освобождения Германии от национал-социализма эти преследования оставались в Западной Германии забытыми десятки лет. На Востоке, а также в Польше, были некоторые попытки использования этой темы для целей диктатуры, которая пала в 1989 году... Тема сжигания гитлеровцами книг всё ещё служит популистам и демагогам из околокультурных дельцов во всех трёх нациях. Быть может, ещё следующие поколения поляков будут охотнее говорить о немецком варварстве сжигания книг, но не смогут назвать хотя бы одно имя из тех « сожжённых поэтов».
Я пользуюсь этим случаем чтобы приблизить обществу эту выдающуюся поэтессу.
Идёт 1902 год. Эльза уже пережила смерть любимой матери, к которой будет возвращаться мыслями до конца своей первой вечности, подходит к концу её первое замужество с берлинским врачом, который оставил ей первую часть фамилии.
NERVUS EROTIS
Dass uns nach all’ der heissen Tagesblut
Nicht eine Nacht gehört...
Die Tuberosen färben sich mit meinem Blut,
Aus ihren Kelchen lodert’s brandrot!
Sag’ mir, ob auch in Nächten Deine Seele schreit,
Wenn sie aus bangem Schlummer auffährt,
Wie wilde Vögel schreien durch die Nachtzeit.
Die ganze Welt scheint rot,
Als ob des Lebens weite Seele blutet.
Mein Herz stöhnt wie das Leid der Hungersnot,
Aus roten Geisterungen stiert der Tod!
Sag’ mir, ob auch in Nächten Deine Seele klagt,
Vom starken Tuberosenduft umflutet
Und an dem Nerv des bunten Traumes nagt.
( Здесь и далее немецкие стихи даются в подстрочном переводе ( Прим. Переводчика))
Эротический нерв.
Нам после всех дневных страстей
Ночь не принадлежит...
Туберозы окрашиваются моей кровью,
Из их чашечек полыхает огненно – красным!
Скажи мне, кричит ли твоя душа в ночи,
Когда она вырывается из тревожной дремоты,
Как дикие птицы кричат в ночное время.
Весь мир кажется красным,
Как будто широкая душа жизни кровоточит,
Моё сердце стонет, как страдание голода,
Красными призраками в упор смотрит смерть!
Скажи мне, жалуется ли твоя душа также ночами,
Окутанная сильным ароматом туберозы.
« Стикс»
В Берлине Эльзе Ласкер-Шюлер проявляет с успехом свой художественный талант. Между тем переживает она свою большую любовь, плодом которой стал сын Пауль, рождённый ей в 1989 году. Отцом его был не доктор Ласкер, но имя отца осталось навсегда тайной. Она называла его Акибюиадом де Руан. Её брак распался в 1900-м или 1901 году.
DANN
... Dann kam die Nacht mit Deinem Traum
Im stillen Sternebrennen.
Und der Tag zog lächelnd
an mir vorbei,
Und die wilden Rosen
atmeten kaum.
Nun sehn' ich mich nach Traumesmai,
Nach Deinem
Liebeoffenbaren.
Möchte an Deinem Munde
brennen
Eine Traumzeit von tausend
Jahren.
„
Потом.
Потом пришла ночь с твоим сном
В тихом сиянии звёзд.
И день прошёл, улыбаясь мимо меня,
И дикие розы едва дышали.
Теперь тоскую я по маю мечты,
По твоему любовному откровению.
Гореть у твоих уст
Тысячелетняя мечта.
STYX“
В то самое время среди членов коммуны « Новая община» поэтесса встретила а потом и вступила в брак с Хервартом Вальденом, моложе её на 9 лет, указав в документах неверную дату своего рождения, на 7 лет позже. Что это могло значить для её « первой вечности»? Какое это имело значение, когда фактически его звали Георг Левин? По воле поэтессы он стал Хервартом Вальденом и до конца своей жизни был известен только под этим именем
DEIN STURMLIED
Brause Dein Sturmlied Du!
Durch meine Liebe,
Durch mein brennendes All.
Verheerend, begehrend,
Dröhnend wiedertönend
Wie Donnerhall!
Brause Dein Sturmlied Du!
Und lösche meine
Feuersbrunst,
Denn ich ersticke in
Flammendunst.
Mann mit den ehernen
Zeusaugen,
Grolle Gewitter,
Entlade Wolken auf mich.
Und wie eine
Hochsommererde
Werde ich
Aufsehnend
Die Ströme einsaugen.
ТВОЯ ШТОРМОВАЯ ПЕСНЯ
Пролей свою штормовую песнь!
На мою любовь,
На мой пылаюший мир.
Разрушая, желая,
Гремя перекатами
Как гром!
Пролей свою штормовую песнь!
И погаси мой пожар,
Ибо я задыхаюсь в огненном дыму.
Муж с бронзовыми глазами Зевса,
Разъяри грозу,
Обрушь облака на меня.
И как Земля в разгаре лета
Я буду
жадно
Впитывать поток.
Пролей свою штормовую песнь!!
Обратимся к исследованию критика Самуила Люблинского на тему стихов из сборника « Стикс» в журнале « Ost und West», иллюстрированном ежемесячнике для современной молодёжи, в 12 номере 1901 года. Критик обращает внимание приежде всего на специфически еврейские элементы, которые определяют это творение поэтессы. Люблинский пишет: « В отличие от эллинизма, в староеврейских описаниях природы в Библии не преобладают ясные, пластичные и эпически отвлечённые образы и аллегории, напротив, пространственная и бесконечная природа космическая : рассветы и закаты, бесконечно бегущие тучи, бури или шепчущие зефиры. Точно так же видит и чувствует Эльза Ласкер-Шюлер. В этом диком стихотворении « Твоя бурная песнь» она предстаёт тонущей вселенной, высыхающей землёй в разгаре лета, и жаждет вместить в себя поток а её возлюбленный должен был бы прийти как бурная песнь, как шторм, и должен из гремящих масс туч пролить на неё росящий поток. Как будто бы пустыня и буря смешались, как некогда в Синае, и в то же время это ведь интимная, личная модернистская любовная песнь.»
SULAMITH
O, ich lerne an deinem süssen Munde
Zuviel der Seligkeiten kennen!
Schön fühl’ ich Lippen Gabriels
Auf meinem Herzen brennen...
Und Nachtwolke trinkt
Meinen tiefen Cederntraum.
O, wie dein Leben mir winkt!
Und ich vergehe
Mit blühendem Herzeleid
Und verwehe im Weltraum,
In Zeit,
In Ewigkeit,
Und meine Seele verglüht in den Abendfarben
Jerusalems.
СУЛАМИФЬ
О, я учусь на твоих сладких губах
познавать столько наслаждений!
Чувствую я как губы Гавриила
обжигают моё сердце...
И ночное облако пьёт
Мой глубокий кедровый сон.
О, как твоя жизнь манит меня!
И жизнь моя исчезает;
С цветущей сердечной болью
И развеивается во вселенной,
Во времени,
В вечности,
И моя душа угасает в вечерних красках
Иерусалима.
Суламифь – это героиня из «Песни Песней» Ветхого Завета, которая в гареме царя Соломона осталась верной своему любимому, что склонило мудрого царя дать ей свободу. Когда формировались основы христианской религии, многое, эта Песнь была интерпретирована на потребу аскетизму новой религии, и её эротические элементы были искажены. Как раз в 1873 году тема Суламифи вновь ожила благодаря прусскому консулу в Сирии, который нашёл доказательства, что эта песнь относится к старому народному свадебному обряду.Первая публикация этого стихотворения появилась в журнале « Ost und West» в 1901 году. Поэтесса возвращалась к нему по крайней мере ещё четыре раза.
CHAOS
Die Sterne fliehen schreckensbleich
Vom Himmel meiner
Einsamkeit,
Und das schwarze Auge der
Mitternacht
Starrt näher und näher.
Ich finde mich nicht wieder
In dieser
Todverlassenheit!
Mir ist: ich lieg' von mir
weltenweit
Zwischen grauer Nacht der
Urangst...
Ich wollte, ein Schmerzen rege sich
Und stürze mich grausam
nieder
Und riß mich jäh an mich!
Und es lege eine
Schöpferlust
Mich wieder in meine
Heimat
Unter der Mutterbrust.
Meine Mutterheimat ist seeleleer,
Es blühen dort keine Rosen
Im warmen Odem mehr. -
.... Möcht einen
Herzallerliebsten haben!
Und mich in seinem Fleisch
vergraben.
Хаос.
Бледные от ужаса звёзды убегают
С неба моего одиночества,
И чёрный глаз полуночи
Пристально смотрит всё ближе и ближе.
Снова не нахожу я себя
В этой смертельной покинутости!
Мне кажется, я нахожусь бесконечно далеко от себя
Между серой ночью и первобытным страхом...
Мне хотелось, чтобы боль заговорила бы
И опрокинула меня жестоко вниз
И рванула меня стремительно ко мне!
И пробудила бы во мне желание
Снова оказаться на моей родине
Под крылом матери.
Душа моей родины пуста,
Не цветут там больше розы
В тёплом дуновении.
Я хотела бы иметь возлюбленного!
И зарыться в его плоть.
Выразительно и даже с некоторым демонизмом рисует поэтесса своё одиночество, усиленное подавляющей её темнотой ночи. В тоске стремится к тому что составляет прибежище – отчизна, материнская любовь, наконец, собственная душа. Уже встречался этот мотив в стихотворении Weltflucht, бегство от мира, - у поэтессы здесь и ещё в других стихах- отказ, одинокое бегство от мира. Однако здесь это бегство – в любовь...
Образ атмосферы артистической богемы в берлинском Caffe des Westens» , и позже в «Romanischen Cafe» оставила нам известная театральная актриса того времени и завсегдатай этих кафе Тилла Дюрье : В « Сafe des Westens», постоянном месте встреч талантливой и бесталанной богемы, можно было наблюдать примечательные фигуры. Мужчины с длинными волосами и девушки в необыкновенных нарядах часами просиживали здесь над чашкой кофе. Между ними выделялась Эльзе Ласкер-Шюлер. Она была несомненно большим талантом и оригинально иллюстрировала свои рассказы и стихи ....Эльзе была небольшого роста, стройная , с мальчишеской фигурой с коротко подстириженными волосами, которые постоянно падали ей на глаза.
Её муж, напротив, носил длинные волнистые волосы. Эльзе, вечно влюблённая, писала свои достойные внимания стихи, в которых возносила до божественности очередного избранника и рисовала им розы или звёзды на очень похоже нарисованных набросках.
Юрген Сёрке добавляет к этому описанию : Она всегда носила широкие подвязанные внизу брюки. В дополнение армейскую блузу. На своих авторских вечерах выступала со стилетом на поясе. Читала только при свечах и при аккомпанементе колокольчиков или играла на свирели. Обвешивалась искусственной бижутерией, браслетами, цепочками, серёжкми, кольцами из плакированной меди. « Для меня это золото», -говорила она, не обращая внимания на смешки не понимающего окружения. Когда один из постоянных гостей Westens оскорбил её, Эльзе и другие артисты оставили это кафе, и вся богема стала встречаться уже только в Romanischen Cafe»
O, MEINE SCHMERZLICHE LUST...
Mein Traum ist eine junge, wilde Weide
Und schmachtet in der
Dürre.
Wie die Kleider um den Tag
brennen...
Alle Lande bäumen sich.
Soll ich dich locken mit dem Liede der Lerche
Oder soll ich dich rufen
wie der Feldvogel?
Tuuh! Tuuh!
Wie die Silberähren
Um meine Füße sieden - -
O, meine schmerzliche Lust
Weint wie ein Kind.
„DER SIEBENTE TAG“
Die Wupper
O, МОЯ БОЛЬНАЯ СТРАСТЬ...
Моя мечта молодая, дикая ива
Томится в засуху
Как платье горящим днём ...
Вся земля трескается.
Должна ли я приманивать тебя песней жаворонка
Или я должна призывать тебя как полевая птица?
Tuuh! Tuuh!
Как серебряные колосья
Кипят у моих ног- -
О, моя болезненная страсть
Плачет, как ребенок.
„Du weißt doch, was ich von der Liebe halte, wäre sie eine Fahne, ich würde sie erobern oder fallen.”
« Ты ведь знаешь, как я понимаю любовь, словно это знамя,я должна либо победить, либо пасть»
(Из письма к Хорварту Вальдену)
Любовь для неё – это чудо, данное самим Богом ( Божье чудо любви). Но в этом и сам дух модернизма. Её стихи, ещё при публикации в журналах, ещё перед выходом её первой книги, переписывались в любовных дневниках и румянили лица молодых девушек.
Es ist ein Weinen in der Welt,
Als ob der liebe Gott gestorben war,
Und der bleierne Schatten, der niederfallt,
Lastet grabesschwer.
Komm, wir wollen uns näher verbergen...
Das Leben liegt in allen Herzen
Wie in Sargen.
Du! wir wollen uns tief küssen -
Es pocht eine Sehnsucht an die Welt,
An der wir sterben müssen.
Конец света.
В мире слышен плач
Как будто бы умер бог
И свинцовая тень, которая падает вниз
Давит могильной тяжестью.
Приди, мы хотим ближе спрятаться
Жизнь лежит во всех сердцах,
Как в гробах.
Ты! Мы хотим крепко целоваться
Тоска стучит в мире,
И котором мы должны умереть.
137 псалом Ветхого Завета начинается словами: « Над реками Вавилона мы сидели и плакали и вспоминали Сион»
«Конец света» относится к наиболее известным стихам Эльзы Даскер-Шюлер. Он был впервые опубликован в 1903 году в антологии « Современная немецкая лирика», изданной Ганцем Бенцманом в Лейпцигском издательстве Reklam Verlag. В 1905 году Эльза Ласкер-Шюлер включила Weltende во вторую книгу стихов « Седьмой день».
UND SUCHE GOTT
Ich habe immer vor dem Rauschen meines Herzens gelegen,
Nie den Morgen gesehen,
Nie Gott gesucht.
Nun aber wandle ich um meines Kindes
Goldgedichte Glieder
Und suche Gott.
Ich bin müde von Schlummer,
Weiß nur vom Antlitz der Nacht.
Ich fürchte mich vor der Frühe,
Sie hat ein Gesicht
Wie die Menschen, die fragen.
Ich habe immer vor dem Rauschen meines Herzens gelegen;
Nun aber taste ich um meines Kindes
Gottgelichtete Glieder.
И ИЩУ БОГА
Я всегда уступала страстям
моего сердца
Никогда не видела утра
Никогда не искала Бога.
Но теперь я кружу вокруг моего
ребёнка
Золотостишия его тела
И ищу Бога.
Я устала от сна,
Знаю только лицо ночи.
Я боюсь рассвета,
У него лицо
Как у людей , которые спрашивают.
Я всегда уступала страстям;
моего сердца
Но теперь я касаюсь моего ребёнка
божественного света его тела..
« Она не знала ни идиш, ни иврит, - вспоминает современная немецкая писательница Сигизмунда фон Радецки, - однажду она учила меня еврейской молитве, очевидно, на выдуманном ей еврейском языке, и
утверждала философски: « Вовсе не надо понимать слов молитвы...»
ESTHER
Esther ist schlank wie die Feldpalme,
Nach ihren Lippen duften die Weizenhalme
Und die Feiertage, die in Juda fallen.
Nachts ruh ihr Herz auf einem Psalme,
Die Götzen lauschen in den Hallen.
Der König lächelt ihrem Nahen entgegen –
Denn überlall blickt Gott auf Ester.
Die jungen Juden dichten Lieder an die Schwester,
Die sie Säulen ihres Vorraums prägen.
ЭСФИРЬ
Эсфирь стройна, как пальма полевая
Как ее губы пахнут колосья пшеницы
И праздники, которые бывают в Иудее.
Ночью её сердце покоится в псалме,
И кумиры прислушиваются в залах.
Царь улыбается вблизи неё-
Поскольку Бог отовсюду смотрит на Эсфирь .
Молодые евреи слагают стихи своей
сестре,
высекают
их на столпах её преддверия.
„HEBRÄISCHE BALLADEN“
Эсфирь также героиня из Ветхого Завета. В Энциклике папы Иоанна Павла II «О божьем милосердии» папа , вспоминая образ Эсфири, пишет: « В том широком социальном контексте проявляется милосердие как коррелят внутреннего опыта людей которые или находятся в состоянии вины, или подвергаются каким-либо страданиям или несчастьям. Как физическое зло, так и зло моральное, либо грех, заставляет отдельных сынов или дочерей Израиля обращаться к Богу, призывая его милосердие. Так обращается к Нему Давид в ощущении своей тяжкой вины, но так же обращается к Богу и взбунтовавшийся Иов осознающий своё ужасное несчастье. Обращается к Нему также и Эсфирь при смертельной угрозе своему народу».
Счастье изменяет Эльзе, только лишь ей удаётся его добиться. После развода с Хервартом Вальденом живёт она где попало в дешёвых меблированных квартирах, в тесных каморках, полных безделушек, кукол, игрушек. Не имела она и своей библиотеки. Однако она знала людей, которые определяли направление искусства в тридцатые годы ХХ века : Георга Тракля, который посвятил ей одно из своих прекраснейшиз стихотворений, Франца Марка, который присылал ей на почтовых открытках целый цикл своих рисунков, Оскара Кокошку, Георга Гроша, Эрнста Толлера, Теодора Дойблера. Около неё собираются литературные таланты, в литературных кафе рождаются её стихи и заметки для её книг « Седьмой день», «Книга Петера Хилле», «Ночи Тино в Багдаде», « Еврейские баллады», « Малик – царская повесть».
ZEBAOTH
Gott, ich liebe dich in deinem Rosenkleide,
Wenn du
aus deinen Gärten trittst, Zebaoth,
O, du Gottjüngling.
Du
Dichter,
Ich
trinke einsam von deinen Düften.
Meine erste Blüte Blut sehnte sich nach
dir,
So komme doch,
Du
süßer Gott,
Du
Gespiele Gott,
Deines
Tores Gold schmilzt an meiner Sehnsucht.
„HEBRÄISCHE BALLADEN“
САВАОФ
Боже,
я люблю тебя в розовой твоей одежде,
Когда выходишь ты из сада твоего,
Саваоф,
О,
Бог-юность.
Ты поэт, я пью одиноко твои ароматы.
Цвет моей первой крови жаждал тебя,
Приходи
же;
Ты сладкий Боже,
Ты Бог игры
Золото твоих дверей плавится от моего желания.
Стихотворение «Саваоф» появилось впервые в сборнике « Седьмой день» в 1905 году. Потом она включила его в « Еврейские баллады» вместе с 15 иными стихотворениями, из которых я выбрал « Примирение». Руфь», « Богу», «Суламифь» и « Мой народ». Наряду с любовной лирикой, эти стихи со своей еврейской тематикой составляют важную черту поэзии Эльзы Ласкер-Шюлер, без разделения этих элементов . Эротическая интенсивность перетекает в композицию всего этого цикла. Так входят из Библии в стихи великие имена еврейского народа.Однако понимание Эльзой Ласкер-Шюлер этого мотива лирики достаточно спорно. Речь не столько о случайном опыте исторически понятого ей еврейства, сколько о мифе более или менее самостоятельно сотворённого иудейства, в котором мотивы Ветхого Завета смешаны с « ориентальными» мотивами египетскими, арабскими. Однако провозглашается тут одновременно – если даже субъективно высказанная – принадлежность к еврейской традиции. Ещё выразительней это отражено и в её прозаическом творчестве.
AN GOTT
Du
wehrst den guten und den bösen Sternen nicht;
All ihre Launen strömen.
In meiner Stirne schmerzt die Furche,
Die tiefe Krone mit dem düsteren Licht.
Und
meine Welt ist still -
Du wehrtest meiner Laune nicht.
Gott, wo bist du?
Ich
möchte nah an deinem Herzen lauschen,
Mit deiner fernsten Nähe mich vertauschen,
Wenn goldverklärt in deinem Reich
Aus tausendseligem Licht
Alle die guten und bösen Brunnen rauschen.
Богу
Ты не против ни добрых ни злых звёзд;
Они вольны в своих прихотях.
В моем лбу болит борозда,
Глубокая корона с тусклым светом.
И мой
мир молчит -
Ты безразличен к моему настроению.
Боже, где ты?
Я
хотела бы вблизи слушать твое сердце,
Оказаться в твоей дальней близости,
Если в
царстве твоем золотопросветлены
Тысячеблаженным светом
И добрые и злые источники.
Добавлю здесь ещё одно воспоминание Сигизмунды фон Радецки : «Она была одновременно очень немецкой и очень еврейской, как только можно это себе представить. Страстно держалась своего еврейства, и так же относилась к образу Христа. Прислала мне как-то цветы, которые « сорвала сама на Голгофе». Она любила разговаривать о божественных вопросах. Христос часто представлялся ей вместе с двенадцатью апостолами когда-то совсем неконкретно, обугленный, как будто после выгоревшей страсти. Сожалела , что « христиане исказили и пересластили фигуру Иисуса» Часто бывало, что она с круглыми глазами говорила: « Как же, а если он действительно был сыном Бога...», и клялась, что в чашечках цветов видела ангелов, и ни за что не хотела верить в непорочное зачатие»
LIEBE
Weißt du, dass du gefesselt liegst
In meiner wilden Phantasie...
Damit du mich mit Küssen besiegst
In der schwarzen Nacht, in der Dämm´rung früh.
Weißt du, wo die Anemonen stehn
Rotfunkelnd, wie ein Feuermeer ...
Ich hab zu tief in die Kelche gesehn
Und lasse die Sünde nimmermehr.
Und wäre sie auch noch so tränenreich -
Und stürbest du in meiner sengenden Glut ...
Meine Hölle verbirgt dein Himmelreich,
Und zerschmelzen sollst du in meinem Blut.
Aus den Liebesgedichten
ЛЮБОВЬ
Знаешь ли ты, что лежишь связанный,
В моем диком воображении ...
Чтобы ты победил меня поцелуями
В черной ночи, в утренних сумерках.
Ты знаешь, где растут анемоны
Алоискристые, как море огня ...
Я заглянула слишком глубоко в их чаши
И навсегда осталась
с этим грехом.
И были бы они так же полны слёз -
И ты умер бы в моем палящем зное...
Мой ад покроет твоё небесное царство,
И ты расплавишься в моей крови.
Der Regen säuberte die steile Häuserwand,
Und ich schreibe auf weißen, steinernen Bogen
Und fühle sanft erstarken meine müde Hand
Von Liebesversen, die mich immer süß betrogen.
Ich wache in der Nacht stürmisch auf hohen Meereswogen!
Vielleicht entglitt ich meines Engels liebevoller Hand,
Ich hab' die Welt, die Welt hat mich betrogen;
Ich grub den Leichnam zu den Muscheln in den Sand.
Wir blicken all' zu einem Himmel auf, mißgönnen uns das Land? -
Warum hat Gott im Osten wetterleuchtend sich verzogen,
Vom Ebenbilde Seines Menschen übermannt?
Ich wache in der Nacht stürmisch auf hohen Meereswogen!
Und was mich je mit Seiner Schöpfung Ruhetag verband,
Ist wie ein spätes Adlerheer unstät in diese Dunkelheit gefolgen
ПРОЩАНИЕ
Дождь омывает отвесную стену
дома,
Я пишу на белом, каменном своде
И чувствую, как
сила возвращается в мою уставшую руку
От любовных стихов, которые всегда сладко меня обманывают.
Я просыпаюсь бурной ночью на высоких волнах моря!
Может быть, я отклонила любящую руку
моего ангела,
У меня был мир, мир обманул меня;
Я зарыла труп в песок к улиткам.
Мы возносим взоры к небу, возревновала к нам страна?
Почему Бог на Востоке переменился,
и подобных своему образу людей одолевает?
Я просыпаюсь бурной ночью на высоких волнах моря!
И то, что когда-либо с Субботним Днём Творения
соединяло меня, отнято, и орлиной стаей отлетает в эту темноту.
События 1933 года вынудили её покинуть Германию и никогда не возвращаться. В одном иссследовании Берто Перроти *(Berto Perotti, „Begegnung mit Otto Pankok” S.19f) я нашёл это драматическое описание: « Эльзе Ласкер-Шюлер была избита нацистами в Берлине железным прутом и тут же, ещё в состоянии страха и ошеломления, добралась до вокзала и уехала в Швейцарию.В Цюрихе, совершенно без средств к жизни, она бродила по улицам и была задержана полицией, когда спала на скамье в публичном парке. Была арестована за бродяжничество и привлечена к суду, благодаря чему швейцарское общественное мнение узнало, кем она была. Её стихи были известны, и в списках для чтения находились возле Гёте. Вследствие той холодной ночи её здоровье пострадало, швейцарцы приняли это близко к сердцу и организовали в её честь артистические выступления»
В письме к Инес Ашер поэтесса вспоминает те события: « В Цюрих я прибыла избитая и окровавленная... Я лежала шесть ночей над озером, потому что в тот момент в Цюрихе не было никого, кто знал бы меня перед войной. Однако тогда я смогла жить, конечно, очень скромно, потому что там было много эмигрантов...» «Письмо Else Lasker-Schüler к Ines Ascher от 22.8.1938.
MEINE MUTTER
Es
brennt die Kerze auf meinen Tisch
Für meine Mutter die ganze Nacht -
Für meine Mutter .....
Mein
Herz brennt unter dem Schulterblatt
Die ganze Nacht
Für meine Mutter .....
„MEIN BLAUES KLAVIER“
МОЯ МАТЬ
Горит свеча на столе
Для моей матери всю ночь -
Для моей матери .....
Мое сердце горит
Всю ночь у меня под лопаткой
Для моей матери .....
Она страдала от потери своего мира, от своего одиночества, искала любви и дружбы, при этом приобретала новый тяжёлый опыт.
« Душа Эльзы стоит тем не менее в вечерних красках Иерусалима, как она это когда-то назвала, несказанно счастливая.»
(Peter Hille: Die gesammelten Gedichte, Kurt Wolf, München, 1917/1920.)
В книге воспоминаний о Эльзе Ласкер-Шюлер Мирона Симы есть такое наблюдение: « О ней заботились, но она никому не принадлежала. И была среди людей окружена одиночеством, как будто несла своё тело, как улитка свою раковину.»
« Поэтесса такого рода - явление для того времени, какими были великие романтики для эпохи романтизма...Она знала почти всех творчески одарённых немцев своего времени....Её встречи с людьми вовлекали её в новые дружбы и страстные влюблённости – её любовные стихи были пылкими и глубокими...»
(Dieter Bänsch, Else Lasker-Schüler, Zur Kritik eines etablierten Bildes, Stuttgart, 1971; Sigrid Bauschiner, Else Lasker-Schüler, Ihr Werk und Ihre Zeit, Heidelberg, 1980.)
MEIN BLAUES KLAVIER
Ich
habe zu Hause ein blaues Klavier
Und kenne doch keine Note.
Es
steht im Dunkel der Kellertür,
Seitdem die Welt verrohte.
Es
spielten Sternenhände vier
- Die Mondfrau sang im Boote-
Nun tanzen die Ratten im Geklirr.
Zerbrochen
ist die Klaviatür.....
Ich beweine die blaue Tote.
Ach
liebe Engel öffnet mir
-Ich aß vom bitteren Brote-
Mir
lebend schon die Himmelstür-
Auch wider dem Verbote.
„MEIN BLAUES KLAVIER“
MОЙ СИНИЙ РОЯЛЬ
У меня дома есть синий рояль
А я не знаю ни одной ноты.
Он стоит в темноте у двери подвала,
Вдали от озверелого мира.
Звезды играют на нём в четыре руки
- Дева-Луна пела в лодке-
Сейчас крысы танцуют со стуком.
Разбита клавиатура.....
Я оплакиваю синего мертвеца.
Ах, милый ангел открывает мне
-Я ем горький хлеб-
Мне живой двери небесные-
Также против запрета.
Уже с 1917 года Эльзе Ласкер-Шюлер регулярно бывала в Швейцарии и была в дружеских отношениях с Эдуардом Корроди(1885-1955), многолетним редактором литературной « Новой Цюрихской газеты». После эмиграции Корроди взял впервые некоторые её прозаические тексты, далее и некоторые стихи. 7 февраля 1937 года был в этой газете впервые напечатан « Мой голубой рояль».
В 1941 году – через два года после переселения Эльзы Ласкер-Шюлер из Швейцарии в Палестину - Шалом Бен- Схорин и Гершон Штерн приняли стихи « Мой голубой рояль» и «Осень» в антологию « Менора. Избранное литературное творчество Эрец-Израэль» с несколькими дружескими словами: « Эльзе Ласкер-Шюлер – это поэтесса еврейской души. Ныне живёт в Иерусалиме, святом месте её песен. В её палестинской книге 'Das Hebräerland' ( Край Еврейский) она показала образ Эрец-Израэль, наполненный богатством красок библейской красоты. Звук её песни это голос народа».
GEBET
Oh Gott, ich bin voll Traurigkeit...
Nimm mein Herz in deine Hände -
Bis der Abend geht zu Ende
In steter Wiederkehr der Zeit.
Oh Gott, ich bin so müd, o, Gott,
Der Wolkenmann und seine Frau
Sie spielen mit mir himmelblau
Im Sommer immer, lieber Gott.
Und glaube unserm Monde, Gott,
Denn er umhüllte mich mit Schein,
Als hilflos noch und klein,
- Ein Flämmchen Seele.
Oh, Gott und ist sie auch voll Fehle -
Nimm sie still in deine Hände...
Damit sie leuchtend in dir ende.
МОЛИТВА
О, Боже, я полна печалью ...
Возьми мое сердце в твои руки -
Пока вечер подходит к концу
В постоянном повторении времени.
О Боже, я так устала, О, Боже,
Облачная пара – мужчина и жена его-
Играют со мной синевой небесной
В вечное лето , дорогой Бог.
Я доверяю нашей луне, Боже,
Ибо она окутала меня сиянием,
Как беспомощный еще и маленький,
- Огонёк души.
О, Боже, и она ещё так виновна-
Возьми же её спокойно в свои руки ...
Чтобы она до конца светилась в тебе.
В июне 1937 года состоялась ещё вторая её поездка в Палестину. Новое возвращение в Швейцарию. В Издательстве Опрехта появился
„Das Hebrärland“. В сентябре 1938 года в официальной немецкой газете
„Reichsanzeiger“ появился список лиц, лишённых гражданства в Третьем Рейхе, и среди них также Эльзе Ласкер-Шюлер. В апреле 1939 годасостоялась третья поездка в Палестину, которая планировалась на три месяца. Начало войны сделало невозможным возвращение в Европу. Ещё в марте 1933 года должна была состояться премьера её пьесы « Артур Аронимус и его отцы» в Берлинском Шюллер-театре. Но перед генеральной репетицией нацисты запретили постановку. В этой пьесе Эльзе ясновидческки предвидела преследование евреев.:
« Наши дочери будут сжигаемы на кострах, по примеру средневековья! Вера в ведьм восстала из гроба. Из пепла веков. Пламень будет пожирать наших еврейских сестёр...»
DIE VERSCHEUCHTE
Es ist der Tag im Nebel völlig einegehült,
Entseelt begegnen alle Welte sich –
Kaum hingezeichnet wie auf einem Schattenbild.
Wie lange war kein Herz zu meinem mild ...
Die Welt erkaltete, der Mensch verblich.
- Komm bete mit mir – dann Gott tröstet mich.
Wo weilt der Odem, der aus meinem Leben wich?
Ich streife haimlos zusammen mit dem Wild
Durch bleiche Zeiten träumend – ja ich liebe dich .....
Wo soll ich hin, wenn kalt der Nordsturm brüllt?
Die scheuen Türe aus der Landschaft wagen sich
Und ich vor deine Tür, ein Bündel Wergerich.
Bald haben Tränen alle Himmel weggespült,
An deren Kelchen Dichter ihren Durst gestillt –
Auch du und ich.
ИЗГНАННИЦА
Это день туманом полностью окутан,
Бездушные миры встречаются-
Едва обозначенные как в театре теней.
Как долго ни одно сердце не было добрым к моему ...
Мир холодеет, человек исчез.
- Приди молиться со мной - тогда Бог утешит меня.
Где обитает дух, ушедший из моей жизни?
Я брожу бездомная как дикий зверь
и снится мне сквозь это бледное время- да, я люблю тебя .....
Куда мне идти, когда ревёт холодный север?
Устрашающие двери в твой край
И я перед твоим порогом словно подорожник.
Вскоре слезы размыли все небеса,
Чашами их поэты утоляют жажду –
и ты и я.
Окончание этого стихотворения – одного из немногих стихов, в котором Эльзе Ласкер-Шюлер раскрывает проблему изгнания- очень важное для поэтессы. Это заключение изменялось неоднократно в разных публикациях. Центральным мотивом этого стихотворения является образ « чаши», который, если рассматривать источник его происхождения- сам имеет двойственное значение. В Новом Завете это был символ объединения , в последний раз во время последней вечери подавал Иисус эту чашу по кругу своим ученикам, чтобы заручиться присутствием их на время между смертью и осуществлением Царства Божьего. В Ветхом Завете чаша – это образ судьбы и суда : Последний суд, который Бог будет править над грешным людом, был пророками приравнен к чаше, из которого каждый должен испить. Но в псалме 23, 5 появляется чаша, утоляющая горечь и заботы.
Только с осторожностью можно ответить на вопрос о имеющемся там обращении « Ты», который произносится в самом конце стихотворения. Стоит подумать, не имела ли тут она в мыслях Готфрида Бенна, с которым соединяла её в 1911-12 годах тесная и поэтически плодотворная дружба.
HINGABE
Ich sehe mir die Bilderreihen der Wolken an,
Bis sie zerfließen und enthüllen ihre blaue Bahn.
Ich schwebte einsamlich die Wellten all hinan,
Entzifferte die Sternoglyphen und die Mondeszeichen um den Mann.
Und fragte selbst mich scheu, ob oder wann
Ich einst geboren wurde und gestorben dann?
Mit einem Kleid aus Zweifel war ich angetan,
Das greises Leid geweiht für mich am Zeitrad spann.
Und jedes Bild, das ich von dieser Welt gewann,
Verlor ich doppelt, und auch das was ich ersann.
Преданность
Я смотрю на серию картин облаков,
Пока они не растают и не откроют их синюю дорогу.
Я возношусь одиноко над мирами,
Разгадываю звёздные узоры и рисунок человека на луне.
И в испуге спрашиваю себя, не придёт ли время
Мне родиться вновь и ещё раз умереть?
Меня окутала одежда из сомнений,
Седое страдание вращает для меня колесо времени.
И каждуя картину, которую я вынесла из этого мира,
Я потеряю дважды, а также и то, что я выдумала.
„MEIN BLAUES KLAVIER“
В Иерусалиме Эльзе Ласкер-Шюлер признаётся о своей тоске по Германии. Она смотрела на Палестину глазами искательницы Бога с ожиданиями увидеть Библейскую Святую землю. Но нашла она здесь совершенно чужую страну политического раздора и социальной бедности. Но она распознала за кулисами той реальности тот первоначальный край иудаизма и христианства и отблеск небесного Иерусалима.Итогом этой поездки стала книга„Das Hebräerland“, изданная в Швейцарии в 1937 году.
MEIN HERZ RUHT MÜDE
Mein Herz ruht müde
Auf dem Samt der Nacht
Und Sterne legen sich auf meine Augenlide.....
Ich fließe Silbertöne der Etüde – – –
Und bin nicht mehr und doch vertausendfacht.
Und breite über unsere Erde: Friede.
Ich habe meines Lebens Schlussakkord vollbracht –
Bin still verschieden – wie es Gott in mir erdacht:
Ein Psalm erlösender – damit die Welt ihn übe.
МОЁ УСТАЛОЕ СЕРДЦЕ ОТДЫХАЕТ
Мое усталое сердце отдыхает
На бархате ночи
И звезды лежат на моих веках .....
Я таю в серебряном тоне этюда - - -
И то нет меня больше, но я тысячекратна.
И распростираю над нашей землёй : мир.
Я завершила последний аккорд моей жизни -
Я спокойна по-иному, - как Богом назначено мне:
Псалом искупительный - всему миру.
„MEIN BLAUES KLAVIER“
До самой смерти она жила в бедности в Иерусалиме, с 1940-41 годах она работала над своей последней театральной пьесой„Ichundich“, ( «Яйца»). 2 июля 1941 года в Иерусалиме состоялась первое чтение этой пьесы.На фоне политической катастрофы в Германии возникает мотив раздвоения сознания (Ichspaltung),превосходный танец персонажей, где к вымышленным и библейским присоединяются и фашисты Германии.
В 1941 году она создаёт при поддержке друзей товарищество « Крааль», задачей которого была организация чтений и представлений. В её, быть может, самом волнующем сборнике стихов « Мой синий рояль», который вышел в 1943 году тиражом в 300 экземпляров, поэтесса находит трогательные слова для её страданий в изгнании и её тоске по утраченному навсегда.
В начале 1945 года Эльзе Ласкер-Шюлер заболела стенокардией и 22 января умерла.
Так я мог бы закончить свой рассказ о Эльзе Ласкер-Шюлер, изгнаннице, сожжённой немецкой поэтессе любви... Только любовь.... любовь несгораема, она сама – пламя. Эльзе очень страдала перед смертью. ..Но есть её посмертная маска, на которой она улыбается...
Вернёмся на минуту к последнему периоду её жизни. В последнем сборнике её стихов несколько помечены таинственным посвящением « Ему» . Ей 71 год ,и она влюблена в выходца из Берлина Эрнста Симона, преподавателя высшей школы, на 30 лет моложе её.
«Крепко стоять на земле, я понимаю в этом мыслить, реально мыслить может только человек с небом над собой», - писала она Эрнсту Симону, и желала себе: « Хотела бы знать язык неба». Она знала его. Она пишет в своих стихах:
«Приди ко мне ночью – будем спать сплетённые тесно»
«И возгордилась я в сердце своём- вознеслась бы до неба..»
И триумфально:
«Я люблю тебя! Я люблю тебя! Пусть раскроются уста твои! Мир глух, мир слеп, И тучи, и листья ,– Только мы – та золотая пыль, из которой мы сотворены! Мы есть!»
EIN LIEBESLIED
Komm zu mir in der Nacht - wir schlafen
engverschlungen.
Müde
bin ich sehr, vom Wachen einsam.
Ein
fremder Vogel hat in dunkler Frühe schon gesungen,
Als
noch mein Traum mit sich und mir gerungen.
Es öffnen Blumen sich vor allen Quellen
Und
färben sich mit deiner Augen Immortellen.....
Komm zu mir in der Nacht auf
Siebensternenschuhen
Und
Liebe eingehüllt spät in mein Zelt.
Es
steigen Monde aus verstaubten Himmelstruhen.
Wir wollen wie zwei seltene Tiere liebesruhen
Im
hohen Rohre hinter dieser Welt.
Liebeslied
Прди ко мне в ночи - уснём тесно сплетённые.
Я так устала от одиноких пробуждений.
Странная птица пропела уже в темноте рассветной,
Пока мой сон боролся со мной и собой .
Цветы раскроются перед всеми источниками
И окрасятся твоих глаз бессмертниками .....
Приди ко мне в ночь в семизвёздной обуви
Закутанный в любовь поздно в мой шатёр.
И поднимутся луны из пыльных сундуков неба.
Давай же покоиться как два редких зверя
В высоких тростниках позади этого мира.
(http://subscribe.ru/archive/job.lang.gedichtde/200412/13172256.html)
„MEIN BLAUES KLAVIER“
Эльзе Ласкер-Шюлер приводит в смущение Эрнста Симона своей прямотой, и поэтому пишет ему:
« У меня нет никаких намерений. Я поэт, и настоящая любовь может жить только в снах. Вы в моих снах обширная заводь в зелени, и её невозможно отнять из моего сердца...»
Эрнст Симон отвечает:» Ваше отношение ко мне для меня тайная гордость. Она будет скрыта от глаз этого света»
Однако Ласкер-Шюлер абсолютно не от этого света. Она пишет ему до последних дней, она умеет ждать:
« вечная жизнь тому, кто знает любовь и может говорить о ней.
Только человек любви может восстать из мёртвых!
Отбросить ненависть! Как высоко может взлетать пламя этого факела!»
Эрнст Симон приобрёл после войны научное признание. Бессмертным однако сделала его Эльзе Ласкер –Шюлер в 1943 году своей последней кигой стихов « Голубой рояль».
Лев Бондаревский, поэтический перевод, 2016
Сертификат Поэзия.ру: серия 239 № 121391 от 25.07.2016
1 | 4 | 2110 | 21.12.2024. 16:48:53
Произведение оценили (+): ["Ник. Винокуров"]
Произведение оценили (-): []
Тема: Re: Re: Кристиан М.Мантойфель ( Червиньски). Повесть о Эльзе... Лев Бондаревский
Автор Санна (Sanna)
Дата: 27-07-2016 | 16:11:00
Русский язык перевода хорошо бы подправить, он сыроват. Кроме того, досадно видеть в самой статье Червиньски-Мантойфеля более чем странный "библиоведческий" пассаж о "Песне песней".
В остальном хочется поблагодарить переводчика за большой и довольно познавательный текст.
С уважением
С.
Тема: Re: Re: Re: Кристиан М.Мантойфель ( Червиньски). Повесть о Эльзе... Лев Бондаревский
Автор Лев Бондаревский
Дата: 27-07-2016 | 17:52:31
За спасибо спасибо!
Я ещё вернусь, поправлю тщательнее!
Тема: Re: Re: Кристиан М.Мантойфель ( Червиньски). Повесть о Эльзе... Лев Бондаревский
Автор Лев Бондаревский
Дата: 27-07-2016 | 17:53:31
Вы правы, будет "об" ней.
Тема: Re: Кристиан М.Мантойфель ( Червиньски). Повесть о Эльзе... Лев Бондаревский
Автор Ник. Винокуров
Дата: 27-07-2016 | 12:44:40
Интересно и познавательно, Лев. Только почему "о" (а не "об") Эльзе?
С уважением,
Никита