Дата: 10-12-2015 | 15:09:58
СИСТЕМА МЕЖСТРОФИЧЕСКИХ СВЯЗЕЙ
КАК ОСНОВА СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ СОНЕТА
(Опыт сопоставительного анализа)
Строфически организованная стихотворная речь характеризуется особого рода упорядоченностью составляющих её единиц. Эта упорядоченность проявляется
и в ритмической повторности строф как крупнейших единиц метрического членения, и в сложной системе разноуровневых связей между строфами, которые выступают не только как чисто просодические, но и как структурно-семантические компоненты стихотворного текста, сообщая ему целостность и внутреннее единство.
По словам В. М. Жирмунского, на примере сонета становится особенно ясной глубокая связь между композиционным упорядочением «ритма, синтаксиса и тематического материала» [1]. Действительно, необходимость предельной концентрации языковых выразительных средств на ограниченном жёсткими рамками словесном пространстве и богатство художественных эффектов, порождаемых взаимодействием тематической композиции сонета с его ритмическим и синтаксическим движением, делают сонет на редкость благодарным полем для изучения соотношений между формальной и смысловой сторонами высказывания.
Под семантической структурой сонета понимаются специфически присущая ему смысловая организация и распределение тематического материала, соотнесенные со строфическим и синтаксическим членением [2]. Целью сопоставительного анализа, предпринятого в данной работе, является попытка установить степень адекватности семантических структур оригинала и перевода посредством сопоставительного описания системы межстрофических связей, а также возможные «модификации поэтического значения» [3], возникающие в переводе вследствие неизофункциональности комплекса средств связи между строфами сонета, избираемого в переводе.
В сравнительно небольшом по объёму творческом наследии английского поэта-романтика Джона Китса (1795-1821) сонеты занимают особое место. Тяготение Китса к философичности находило опору в этой гибкой поэтической форме, позволяющей образно сконцентрировать богатое идейное содержание. Лучшие сонеты Китса отличаются необычайно целостной семантической структурой, образуемой сложной системой разноуровневых межстрофических связей и динамическим взаимодействием строфического членения и семантико-синтаксического построения.
К таким сонетам, бесспорно, относится и сонет «The Human Seasons», написанный в 1818.
The Human Seasons
I. 1. Four Seasons fill the measure of the year;
2. There are four seasons in the mind of man:
3. He has his lusty Spring, when fancy clear
4. Takes in all beauty with an easy span:
II. 5. He has his Summer, when luxuriously
6. Spring's honied cud of youthful thought he loves
7. To ruminate, and by such dreaming high
8. Is nearest unto heaven: quiet coves
III. 9. His soul has in its Autumn, when his wings
10. He furleth close; contented so to look
11. On mists in idleness - to let fair things
12. Pass by unheeded as a threshold brook.
IV.13. He has his Winter too of pale misfeature,
14. Or else he would forego his mortal nature.
Сквозная для всего творчества Китса тема времени - противопоставление вечного и преходящего, острое ощущение краткости и быстротечности жизненного срока - получает здесь особое истолкование, преломляясь через внешне объективную, надличностную форму философской медитации. Сонет построен на параллели между годовым циклом природы и жизнью человеческой души: развитие внутреннего мира человека уподобляется смене времен года, причем оба соположенных процесса представляются одинаково естественными и закономерными [4]. Показателен критерий, положенный Китсом в основу характеристики каждой новой стадии духовного опыта: это - сила восприятия прекрасного, мера причастности к красоте.
Весь сонет являет собой смысловое и образное единство, подчинённое развертыванию метафоры, передающей неразрывную слитность и сходство природного и человеческого. Подвергаясь символизации по сходству, времена года становятся в сонете метафорическим символом, обладающим бесконечной «смысловой перспективой» [5].
Раскрытие этой аналогии вносит и трагическую ноту, приводя к осознанию постепенного и неизбежного отдаления от идеала юности - весны, когда «ясное воображение легко вбирает в себя всю красоту» окружающего мира (I, 3-4). Пора летней зрелости знаменательна прежде всего «высоким мечтанием» ("dreaming high") - мысленным возвращением к «медовой жвачке» ("honied cud") молодых впечатлений (II, 6-7). Наступление осени связано с отстранением от участия в реальной жизни в поисках праздного уединения - вдали от «проходящих мимо прекрасных явлений» (III, 11-12). Зима ассоциирована с «бледным уродством» ("pale misfeature"), кладущим конец «смертной природе» человека (IV, 13-14).
Однако пессимистическая трактовка этой эволюции отрицается самим замыслом сонета, приравнивающим единичную человеческую судьбу к бесконечно повторяющемуся «общему закону» природы. Примечательно распространение Китсом стихийного материализма на внутренний мир человека - его душу, для него лишенную здесь какого бы то ни было религиозного предназначения. Сонет Китса - это, в сущности, гимн эстетической полноте бытия, подчиненного круговороту природы.
Четкое тематическое деление сонета на четыре части соответствует его строфическому членению: первый катрен включает в себя экспозицию (исходный тезис) и характеристику весны, второй катрен - характеристику лета, третий катрен - характеристику осени, концовочное двустишие - характеристику зимы и заключение. Единственное нарушение такой целостности наблюдается на границе между вторым и третьим катренами - резкость перехода от лета к осени подчеркнута строфическим переносом: "quiet coves/His soul has in its Autumn"
(II-III, 8-9). Инверсия дополнения, занимающего сильную рифменную позицию в последней строке второго катрена, выделяет контраст между «высоким мечтанием, приближающим к небесам» (II, 7-8) и «тихими бухтами» (II, 8), где прячется уставшая душа. Следует отметить и лексико-грамматическое отличие конструкции "quiet coves his soul has in its Autumn" (II-III, 8-9) от параллельных ей конструкций "he has his lusty Spring" (I, 3), "he has his Summer" (II, 5) и "he has his Winter" (IV,13): здесь субъектом действия становится сама душа, вступающая в свою осеннюю пору.
В синтаксическом отношении три катрена обнимает одно сложное предложение с бессоюзным сочинением; заключительное двустишие представляет собой независимое сложносочиненное предложение. Этим концовка сонета получает относительную самостоятельность и как бы противополагается основной его части, заключая в себе афористический вывод: "or else he would forego his mortal nature" (IV, 14), причем сказуемое в нём даётся в форме сослагательного наклонения (в отличие от глагольных форм изъявительного наклонения настоящего времени на протяжении всего сонета). Альтернатива земному пути души представлена как нечто допустимое, но нереальное: человеческая душа - это только смертная частичка вечной и бессмертной природы. Именно это последнее слово сонета - nature — и дает ключ к его основной идее: подлинная одушевленность — это органичное единство внутреннего и внешнего, следование естественному, природному порядку вещей.
Итак, основным средством связи между строфами сонета служит единство метафоры «развитие души - смена времен года», реализация которой поддержана наличием параллельных синтаксических конструкций, занимающих эквивалентные начальные позиции в каждой из четырех строф сонета (кроме первого катрена), а также использованием синонимического повтора "in the mind of man" (1,2) - "his soul" (III, 9), "fancy clear" (I, 3) - "dreaming high" (II, 7), "takes in" (I, 4) - "to look on" (III, 11); антонимов "lusty" (II, 3) - "pale" (IV, 13), "beauty" (II, 4) - "misfeature" (IV, 13) и антонимических оборотов "fancy clear takes in all beauty with an easy span"
(I, 3-4) - "to look on mists in idleness" (III, 10-11), "to let fair things pass by unheeded" (III, 11-12). Развертыванию метафоры способствуют и дополнительные семантические контрасты между динамикой восприятия ("fancy... Takes in" - I, 3-4; "cud of youthful thought he loves to ruminate" - II, 6-7; "by such dreaming high is nearest unto heaven" - II, 7-8) и пассивным созерцанием ("quiet coves his soul has" – II-III, 8-9; "his wings he furleth close"- III, 9-10; "contented so to look on mists in idleness" - III, 10-11). Тем самым главный драматический акцент делается на постепенном превращении «образа мира» из прекрасного в искажённый в тускнеющем духовном зрении.
Сопоставление семантической структуры оригинала с семантической структурой сонета в переводе С. Я. Маршака выявляет существенные расхождения между ними.
I. 1. Четыре разных времени в году.
2. Четыре их и у тебя, душа.
3. Весной мы пьём беспечно, на ходу
4. Прекрасное из полного ковша.
II. 5. Смакуя летом этот вешний мёд,
6. Душа летает, крылья распустив.
7. А осенью от бурь и непогод
8. Она в укромный прячется залив.
III. 9. Теперь она довольствуется тем,
10. Что сквозь туман глядит на ход вещей.
11. Пусть жизнь идёт неслышная совсем,
12. Как у порога льющийся ручей.
IV.13. Потом зима. Безлика и мертва.
14. Что делать! Жизнь людская такова.