Приложение: русские переводы стихотворения Байрона “Darknees”. 1822-1991 [тексты] - окончание

1 9 0 4

ЭЛЛИС
(ЛЕВ ЛЬВОВИЧ КОБЫЛИНСКИЙ 1879-1947)

ТЬМА
(Байрона).

Я видел сон, но все ли сном в нем было?!..
Погасло солнце, без лучей средь тьмы
В пространстве вечном сонмы звезд блуждали;
В безлунной ночи мерзлая земля
Вращалась чорным шаром!.. День кончался,
Ночь проходила, наступало «Завтра»,
Но светлый день с собой не приводило…
Все люди, страсти в ужасе забыв,
О светлом дне молитвы воссылали
К померкнувшим, суровым небесам, -
И все сердца людей обледенели…!
И жили все, вокруг костров блуждая,
Предав огню и пышные чертоги
И светлые дворцы, царей престолы
И хижины голодных бедняков,
Сложив везде сигнальные костры…
Не стало городов, и безнадежно
Вокруг своих пылающих домов
Толпились люди и в лицо друг другу
В последний раз старались заглянуть,
И ликовали те, кто поселился
Близ кратеров вулканов раскаленных,
В близи вершин, светящихся, как факел…
И снизошло ужасное прозренье!..
Леса горели, с треском упадали
Стволы дерев пылающих вокруг,
И тьма весь мир покрыла пеленою;
При каждой вспышке языки огня
Людей дрожащих лица озаряли,
Но их чело являло выраженье
Нездешнее; иные пали ниц
И плакали, скрывая слез потоки;
Другие, опершися подбородком
На кулаки, сидели неподвижно
С улыбкой безнадежной на устах;
Иные с бесконечною тревогой
Металися, напрасно разжигая
Огонь костров, вперяя взоры в небо,
Но небо было мрачно, словно саван
Безжизненной, бесчувственной земли…
Тогда, в безумии зубами скрежеща,
Они на землю хладную взирали
И жалобно вопили о пощаде;
Услышав стон, им громким криком вторя,
Рой хищных птиц, кружася, падал наземь
И крыльями в бессильи бил о землю…
Стада зверей в испуге небывалом
Безвредные блуждали меж людей,
И змеи, вкруг со свистом извиваясь,
Служили пищей лакомой для них…
И наконец ужасная война,
Дремавшая дотоле возгорелась,
И стала кровь ценою каждой пяди,
И каждый сел особняком, сердито
Смотря вокруг, во мраке насыщаясь,
Навек любовь исчезла из сердец,
И мысль одна царила надо всем,
Мысль о позорной, неизбежной смерти,
И голод стал терзать людей утробы,
Вокруг костей несхороненных груды
И кучи тел валялись и сгнивали,
Живой скелет глодал иссохший труп,
Голодные собаки забывали
Своих хозяев и терзали их…
Меж них была одна, у трупа сидя,
Она его, ворча, оберегала
От птиц, зверей и от людей голодных,
Что рыская вокруг, искали трупов
И челюсти с усильем разверзали…
Но верный пес забыл мечты о пище
И с жалобным и непрерывным визгом
Лизал, увы, бесчувственную руку…
Так пал и он… Вокруг толпы людей
От голода в мученьях умирали…
От двух враждебных городов осталось
Лишь двое жителей: бродя во мраке,
Вдруг встретились они пред алтарями,
Где были все святыни сожжены,
Накопленные для позорных целей…
Тогда, дрожа от стужи, легкий пепел
Они в испуге стали разгребать
И раздувать дыханьем слабым пламя,
Но, вспыхнувши насмешливо на миг,
Оно угасло… старые враги,
Они сразились и погибли оба,
И не узнал в лицо врага убийца…
Мир опустел, великий, людный мир
Стал комом глины без дерев зеленых,
Цветущих трав, людей и шумной жизни,
Без осени, зимы, весны и лета, -
И снова стал на нем царить хаос, -
Моря, озера, реки: все умолкло
И замерла бездонная их глубь.
В морях суда застыли без движенья,
Лишенные на век искусных кормчих,
Беззвучно мачты в воды упадали,
И волны были мертвы и недвижны,
Забыв свои приливы и отливы, -
Их чудная владычица луна
Давно, давно погасла в небесах…
Затихнул ветер, воздух онемел…
И облака развеялись во мраке, -
И мрак один царил над всей вселенной…

- Впервые в кн.: Эллис. Иммортели. Выпуск II-й. Москва: Тип
Моск Гор Арнольдо-Третьяковск
учил глухонемых, 1904. С.154-156;
То же в кн.: Чтец-декламатор (Художественный сборник стихотворений,
рассказов и монологов…). Том второй, Киев, Типография
Петра Барского, 1905. С.25-28.
===============================================================
1 9 5 3

МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ ЗЕНКЕВИЧ
(1891-1973)

ТЬМА

Я видел сон, не все в нем было сном.
Погасло солнце яркое, и звезды
Без света, без путей в пространстве вечном
Блуждали, и замерзшая земля
Кружилась слепо в темноте безлунной.
За утром утро шло без света дня,
О всех своих страстях забыли люди,
И в ужасе застыли все сердца
В эгоистической мольбе о свете.
Все жили у костров: дворцы и троны
Монархов венценосных, и дома,
И хижины; домашние все вещи
Сжигались – так исчезли города.
Сходились люди у жилищ горящих,
Чтоб друг на друга раз еще взглянуть,
А жившие у факелов вулканов
Счастливее других себя считали.
Весь мир жил в ужасе одной надеждой;
Леса зажгли, но и лесной пожар
Недолго длился, догорали с треском
Стволы деревьев – и сгущался мрак.
А пламени отчаянные вспышки
Какой-то неземной, ужасный вид
Всем лицам придавали, и одни,
Упавши ниц, рыдали, а другие
Задумчиво сидели улыбаясь;
А третьи погребальный свой костер
Питали топливом и беспокойно
Глядели ввысь, на сумрачное небо,
Покров земли умершей, и, во прах
Повергнувшись, с проклятьями вопили,
Зубами скрежеща; и птицы с криком
Махали крыльями, боясь взлететь,
Все звери стали робкими, ручными,
Гадюки ползали у ног толпы,
Шипели, извиваясь, не кусая,
Их убивали люди и съедали.
Между собою все вели войну,
Ценою крови пища покупалась,
И каждый тайно, прячась от других,
Угрюмо, жадно ел. Любовь исчезла;
Одна лишь мысль осталась на земле –
О смерти неизбежной и бесславной.
Всем внутренности волчий голод грыз,
И люди мерли, их не хоронили;
И жадно тощие съедали тощих.
Кидались на своих хозяев псы,
И лишь один остался верен трупу,
К нему не подпускал зверей и птиц,
Людей голодных, кинуться готовых
На мертвечину; но у тела пес,
Забыв про пищу, с безутешным воем
Лизал ту руку, что не отвечала
На ласку ласкою, - пока не сдох.
От голода все вымерли; лишь двое
В живых остались в городе огромном,
Они врагами были и сошлись
У пепла тлеющего алтаря,
Церковную там уложили утварь
Не для церковного употребленья.
Они костлявыми руками рылись
В золе чуть теплой и дыханьем слабым
Пытались пламя слабое раздуть,
Но тщетно, и потом в глаза друг другу
При вспышке глянули и, закричав
От ужаса, вдруг мертвыми упали –
Так поразил обоих вид ужасный,
Хотя они не знали – чье лицо
Так дьявольски обезобразил голод.
Пустынею безлюдной стал весь мир,
Лишенный света, зелени и жизни,
Стал комом смерти, комом твердой глины.
Озера, реки и моря застыли,
Ничто их глубины не возмущало;
Сгнивали корабли без моряков,
Их мачты рассыпались, и над бездной
В дремоте гибли корабли без бурь,
Уснули волны, замерли приливы,
Исчезла их владычица луна,
В недвижном воздухе не дули ветры,
Пропали тучи. Не нуждалась Тьма
В их помощи – она Вселенной стала.

Диодати, июль 1816.

- Впервые в кн.: Байрон Дж.Г. Избранные произведения.
Москва: Государственное Издательство
Художественной Литературы, 1953. С.53.
==============================================================
1 9 8 4

АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ ВОЗНЕСЕНСКИЙ
(1933-)

ИЗ БАЙРОНА

Я перевел стихотворенье «Тьма» -
как «Ядерная зима».

“I had a dream, which [was ]not all a dream” (1)
Я в дрему впал. Но это был не сон.
Послушайте! Нам солнце застил дым,
с другого полушария несом.
Похолодало. Тлели города.
Голодный люд сковали холода.
Горел лес. Падал. О, земля сиротств –
“Rayless and pathless, and the icy Earth...” (2).
И детский палец, как сосулька, вмерз.
Что разумел хромающий гяур
под понижением температур?
Глядела из промерзшего дерьма
ядерная зима.

Ядерная зима, ядерная зима… (3)
Наука это явление лишь год как узнала сама.
Превратится в сосульку
победившая сторона.
Капица дает мне с полки байроновские тома.
Байрона прочитайте! Чутье собачее строф.
Видно, поэт – барометр
климатических
катастроф.

“I had a dream”, - бубнил, как пономарь,
поэт. Никто его не понимал.
Но был документален этот плач,
как фото в «Смене» или «Пари матч».

В том восемьсот пятнадцатом году
взорвался в Индонезии вулкан.
И всю Европу мгла заволокла
от этого вулкана. Как в бреду.
«Затменье сердца, - думал он. – Уйду».
Он вышел в сад. Июнь. Лежал в саду
пятнадцатисантиметровый снег.
И вдруг он понял, лишний человек,
что страсть к сестре, его развод с женой –
все было частью стужи мировой.
Так вот что байронизмом звали мы –
предчувствие ядерной зимы!
(И Мэри Шелли ему в то же день
впервые прочитала «Франкенштейн»).

Свидетельствует Байрон. «Лета нет.
Все съедено. Скелета жрет скелет,
кривя зубопротезные мосты.
Прости, любовь, земля моя, прости!
“I had a dream...”
Леса кричат: «Горим!»
Я видел сон…А люди – жертвы псов.
Хозяев разрывают на куски.
И лишь один, осипнув от тоски,
хозяйки щеку мертвую лизал,
дышал и никого не подпускал.
Сиротский пес! Потом и он замерз,
“Rayless and pathless, and the icy Earth...”
«Ты был последним человеком, пес!»
поэт его не называет “dog” (4)
То, может, Бог?
Иль сам он был тем псом?

«Я видел сон. Но это был не сон.
Мы гибнем от обилия святых,
несвято спекулируя на них.
Незримый враг торжествовал во мгле.
Горело «Голод» на его челе».
Тургенев перевел сии слова.
Церковная цензура их сняла,
быть может, прочитав среди темнот:
«Настанет год, России черный год…»

«Как холодает! Гады из глубин
повылезали. Очи выел дым
цивилизации. Оголодал упырь.
И человек забыл, что он любил.

Все опустело. Стало пустотой,
что было лесом, временем, травой,
тобой, моя любимая, тобой,
кто мог любить, шутить и плакать мог –
стал комом глины, амока комок!

И встретились два бывшие врага,
осыпав пепел родины в руках,
недоуменно глянули в глаза –
слез не было при минус сорока –
и, усмехнувшись, обратились в прах».

С.П.Капица на телемосту
кричал в глухонемую пустоту:
«От трети бомб – вы все сошли с ума! –
наступит ядерная зима.
Уйдут под снег Миссури и Версаль.
Да сгинет мысль по имени missile! (5)
Погубит климат ядерный вулкан…»
Его поддерживает Саган.
Эд Теллер, апатичный оппонент,
по телефону возражает: «нет»…

Вернемся в текст. Вокруг белым-бело.
Вулкана изверженье привело
к холере. Триста тысяч унесло.
Вот Болдина осеннее село,
где русский бог нам перевел: «Чума»…

Ядерная зима, ядерная зима –
это зима сознанья, Аляска и Колыма,
ну, неужели скосит, - чтобы была нема, -
Болдинскую осень ядерная зима?!

Бесчеловечный климат заклиненного ума,
всеобщее равнодушье, растущее, как стена.
Как холодает всюду! Валит в июле снег,
И человечный климат смертен, как человек.

Станет вселенная богу одиночкою, как тюрьма.
Ему снится, как ты с ладошки
земляникой кормишь меня.
Неужто опять не хлынет ягодный и грибной?
Не убивайте климат
ядерною зимой!
Если меня окликнет рыбка, сверкнув как блиц,
«Дайте, - отвечу, - климата
человечного без границ!»
Климат оставьте, климат,
чтоб можно дышать и жить.
Мертвые сраму не имут.
Некому будет срамить.
Модный поэт со стоном
в наивные времена
понял твои симптомы, ядерная зима.
Ведьмы ли нас хоронят
в болдинском вихре строф?
Видно, поэт – барометр
климатических катастроф.
Пусть всемогущ твой кибер,
пусть дело мое – труба,
я протрублю тебе гибель,
ядерная зима!
Зачем же сверкали Клиберн,
Рахманинов, Баланчин?
Не убивайте климат!
Прочтите: “I had a dream...”

Я видел сон, which was not all a dream.
Вражда для драки выдирает дрын.
Я жизнь отдам, чтобы поэта стон
перевести: «Все это только сон».

(1) Я видел сон, который не был только сном (англ.).
(2) Без света, без пути оледеневшая земля (англ.).
(3) В декабре прошлого года на международном форуме С.П.Капица изложил расчеты, по которым после взрыва 1/3 ядерных запасов наступит глобальное похолодание. Это явление с недавних пор обозначили понятием «ядерная зима». Капица проиллюстрировал его апокалипсическим видением Байрона, на которое обратил его внимание геофизик А.Гвелехиани. Я перевел все девяносто строк «Тьмы. Здесь использованы фрагменты этого перевода (Примеч.автора).
(4) Пес (англ.).
(5) Missile – ракета (англ.).



1984

- Впервые в кн.: Поэты мира в борьбе за мир.
Москва: Художественная литература, 1985. С.109-113.
==============================================================
1 9 8 5

ЛАРИСА НИКОЛАЕВНА ВАСИЛЬЕВА
(1935-)

ТЬМА

Я видел сон. Не все в нем было сном.
Погасло солнце. И покрылся льдом
земной простор. Во мраке звезды плыли
без света, без дорог. Минуты проходили –
рассвет не наступал. Торжествовала ночь,
и людям страждущим никто не мог помочь.
Перед лицом Беды ушли земные беды,
забылись подлости, предательства, наветы,
сомкнулись все сердца в молитве о себе.
Костры палил народ и, покорясь судьбе,
нес на огонь и шалаши, и троны.
Горели города. Забылись все законы.
И нищий, и богач сошлись в одно кольцо –
пока горят костры, глядеть лицо в лицо.
Леса кругом зажгли. Лес падал, обгорев,
и враг перед врагом склонялся, присмирев.
Завидовали тем, кто близ вулканов жил.
Огонь торжествовал. Огонь стволы крушил.
Но угасал огонь. И в свете тех зарниц
безумны были очертанья лиц,
как будто бы не жители земли
сошлись. Один на руки опирался,
сидел. Другой стоял и улыбался,
а эти суетились у костров.
Единственный у них остался кров –
холодное безжизненное небо.
И ужас жил в глазах: - Укрыться где бы!
Иные облик свой уже забыли,
кидались в пыль, кричали, дико выли,
и птицы над землей едва кружились,
их крылья бесполезно, жалко бились,
сбегались звери робкими стадами,
топча траву ненужными следами,
и змеи ползали. Их люди убивали
без страха и без страха поедали.
Все о войне забыли…
Но мгновенно
она возникла снова. Откровенно.
Опять пошли кипеть потоки крови,
опять все оказались наготове
убить друг друга. Никакой урок
земному человечеству не в прок!
Любовь исчезла. Вся земля кипела
и смерти, смерти бешено хотела.
Война и голод щедро уносили,
но никого уже не хоронили,
скелет сжирал скелета, и собаки
подобно людям, затевали драки,
своих хозяев жадно раздирая.
Не принимала всех земля сырая.
Лишь пес один, хозяину служа,
сидел над трупом, тяжело дыша,
и руку неподвижную лизал,
и умер сам. Мрак всех насквозь пронзал.
Все умерли. Остались только двое:
слепой вражды свидетельство живое.
Они сошлись, отчаяньем горя,
у гаснущих остатков алтаря,
где были человечества святыни,
хоть целые – ненужные отныне,
золу вдвоем руками раскопали
и огонек негаснущий достали.
Он вспыхнул слабо. Осветил на миг
уже лишенных облика двоих.
Они взглянули жгуче друг на друга
и умерли от дикого испуга.
Мир опустел. Наш многолюдный мир
был безгранично пуст, и вял, и сир,
без трав, деревьев, времени, движенья.
То хаос смерти. Жизни пораженье.
Озера, реки, море – все застыло,
ничто унынья не пошевелило,
безлюдные лежали корабли
и гнили на обочине земли,
бесшумно, мрачно мачты распадались,
и волны, их вобрав, не возмущались.
Луна погибла – море без прилива,
и ветры все увяли сиротливо.
И туч не стало. Помощь их сама
отвергла Торжествующая Тьма.

- Впервые в кн.: Васильева Л.Н. Зеркало. Москва: Советская Россия, 1985.
С.139-141 (Мастера художественного перевода).
===============================================================
1 9 8 8

ЮРИЙ ПОЛИКАРПОВИЧ КУЗНЕЦОВ
(1941-2003)

ТЬМА

Я видел сон, он не совсем был сном.
Погасло солнце яркое, и звезды
Едва блуждали без лучей и цели
В пространстве вечном; стылая земля
Крутилась слепо в пустоте безлунной;
Наутро день не наступал, и люди
От ужаса свои забыли страсти,
И все себялюбивые сердца,
Оцепенев во тьме, молились свету;
Теснились люди у костров зловещих,
И хижины, и царские дворцы,
И города, и веси – все горело
В огне последнем; люди собирались
Вокруг своих пылающих домов,
Чтоб еще раз взглянуть в лицо друг другу;
Тем повезло, кто средь вулканов жил –
Тьму разгоняли факелы вулканов;
Надежды тень – все, что осталось в мире;
Горящие леса стремглав темнели,
Стволы взрывались с грохотом и треском
И падали – и было все черно.
И лица становились неземными,
Когда внезапно освещал их отблеск;
Одни, зажмурясь, падали на землю
И плакали, другие улыбались,
Руками подпирая подбородки;
А те сновали взад-вперед и утварь
Швыряли в погребальные костры,
То взглядывали с суеверным страхом
На мрачное разорванное небо
Покров былого мира, то опять
Бросались в пыль с проклятьями и воем,
Зубами скрежеща; и с неба птицы
Пронзительно кричали и, упав,
Обломанными хлопали крылами;
Послушным стало дикое зверье,
В огромные клубки сплетались змеи,
Шипели, но ужалить не могли;
Их пожирали люди. Стала грызть
Саму себя голодная Война;
За черствый хлеб платили кровью; каждый
Угрюмо насыщался в одиночку;
Любви не стало; превратилось в мысль
Все на земле – и смерть была той мыслью.
Один другого пожирал; никто
Не погребал ни плоти, ни костей.
И псы бросались злобно на хозяев,
Один лишь пес остался верен трупу,
И зверя отгонял, и человека,
Покуда голод не валил тех наземь,
Или другой мертвец не соблазнял
Их тощих челюстей; сам жил без пищи,
То жутко выл он, то лизал он руку,
Которая не отвечала лаской, -
Пока не сдох. Все вымерли. Но двое
В живых остались – бывших два врага, -
И встретились они к алтаря,
У потухающих навеки углей,
Где в кучу были свалены святыни
Для гнусной требы; разгребали пепел
Холодными костлявыми руками,
В золе глухой они глухим дыханьем
Раздули искру – слабый огонек
Как бы в насмешку вспыхнул – и, увидев
В глаза друг друга при неверном свете,
Издали вопль и умерли на месте
От обоюдной мерзости, не зная,
На чьем челе знак Голода оставил
Незримый Сатана. И мир был пуст,
Могучий шумный мир стал глыбой глины
Без времени, без жизни, без людей;
Громада смерти – хаос бренных тел;
Озера, реки, океан – все стихло,
Ничто не шевелилось в их глубинах:
На море гнили мертвые суда,
Разваливались мачты по частям
И падали, не вызывая зыби, -
На море ни прилива, ни отлива,
Ни дуновенья в спертой тишине,
Луна, их госпожа, давно угасла;
Погибли облака; Тьма не нуждалась
В их помощи – Она была Вселенной.

- Впервые: Иностранная литература, 1988, №1. С.163-164.
==============================================================
1 9 8 8

СЕРГЕЙ АНАТОЛЬЕВИЧ СТЕПАНОВ
(1952-)

ТЬМА

И был мне сон… Но был ли это сон?..
Затмилось солнце, звезды покосились
И разбрелись, луча не проронив
В бездонный мрак; ослепшая земля
В пространстве черном без пути металась;
И день за днем заря была бесплодна…
Отчаяньем охваченные люди
Забыли страсти; сжалась в каждом сердце
О свете сокровенная молитва;
И жили у спасительных костров –
Жгли хижины и царские чертоги;
И все, что днесь могло назваться кровом,
Все шло в огонь; селенья полыхали –
К пылающим домам сходились толпы,
Чтоб раз еще в лицо друг другу глянуть;
И счастье тем, что жили близ вулканов
При свете факелов горящих жерл;
И людям оставалась лишь надежда…
Леса они в безумье подожгли –
Но падали дымящие стволы
И гасли тут же – мрак не отступал.
Чудовищные тени, извиваясь,
Ложились на чело, когда снопами
Вздымались искры; кто лежал ничком
И тихо плакал; кто с улыбкой дикой
Таращился во мрак; а прочие
На скорбные костры носили сучья
И с ужасом глядели беспрестанно
В глухую твердь, сей траурный покров
На гробе мира; скрежеща зубами,
С проклятьями в пыли они катались
И тихо выли; надрывались птицы
И били бесполезными крылами
О твердь земную; хищники, дрожа,
Бежали к людям; аспиды клубками
В ногах толпы свивались и шипели,
Не жаля никого – их били в пищу;
Жестокая война, что было стихла,
Брала теперь свое – за хлеб насущный
Платили кровью; каждый в одиночку
В кромешном мраке чрево насыщал;
Любовь они забыли; каждый жаждал
Мгновенной тихой смерти; страшный голод
Скрутил кишки – и тысячами гибли;
Но трупов не закапывал никто;
Живой скелет обгладывал скелет;
И псы хозяев грызли; лишь один
До трупа никого не допускал –
Ни хищников, ни рыщущих людей,
Пока не находили те добычи
Иной для жадной пасти; сам, без пищи,
Он только выл, отчаянно и долго,
И скупо лаял; тщетно он лизал
Немую длань хозяина – и умер.
Всех голод выкосил – в пустой столице
Еще блуждали двое, наугад –
То были два врага; на пепелище,
Где прежде был алтарь и дотлевали
Забытые святыни лжесвященства,
Сошлись они и разгребли золу
Дрожащими холодными руками;
Из сил последних уголек последний
Они раздули – теплилась в нем жизнь
Как бы в насмешку; и подняв глаза,
В лицо они друг друга не узнали,
Но с воплем пали замертво в золу –
Обоих умертвило омерзенье
К челу, на коем голод начертал:
ДИАВОЛ; вымер мир – и вместо жизни
Лишь месиво осталось от него:
Ни птицы нет, ним зверя, ни растенья –
Лишь смрад и падаль, мертвый хаос праха.
Озера, реки и моря застыли –
Ничто не колыхало их глубин;
Суда недвижно гнили в океане –
И по кускам обваливались за борт,
Останки мачт бесшумно шли ко дну;
Не стало волн, приливов и отливов –
Померкла их владычица луна;
Ни дуновенья в воздухе тяжелом,
Ни облаков – и не было в них нужды
Восставшей Тьме – Она была Вселенной!

- Впервые в кн.: Байрон Дж. Г. Паломничество Чайльд-Гарольда.
Пермь: Пермское Книжное Издательство, 1988.
С. 376-378.
================================================================
1 9 9 1

СЕРГЕЙ ЛЕОНИДОВИЧ СУХАРЕВ
(1947-)
СВЕТЛАНА СЕМЁНОВНА ШИК
(1955-)

ТЬМА

Я видел сон — то был не просто сон.
Погасло солнце, звезды потускнели,
Бродя в просторе вечном без дороги;
И ледяная, чёрная Земля
Блуждала слепо в воздухе безлунном;
День наступал, не приводя рассвета;
И вытеснил людские страсти ужас
Пред запустеньем мира — охладели
Сердца в мольбе, мольбе своекорыстной.
Ютились у костров сторожевых:
Царей венчанных троны и чертоги,
Лачуги бедных — всякое жилище
Пошло в огонь; сжигались города
И люди к пламенным столпам стремились —
Еще хоть раз взглянуть в лицо друг другу;
Был счастлив тот, кто жил вблизи вулканов —
При свете горных факелов; одною
Надеждой робкой мир существовал.
Зажгли леса — и ежечасно с шумом
Обугленные рушились деревья,
И снова надвигалась чернота;
Прерывистые вспышки временами
Людские лица тускло озаряли,
Им придавая вид потусторонний:
Иные у огня ничком лежали
И плакали; иные, опершись
На сцепленные руки, улыбались;
Иные собирали суетливо
Обломки на костер свой погребальный,
Бросая взгляды с диким беспокойством
На небосвод — былого мира саван;
И в прах кидались, скрежеща зубами
И страшные проклятья изрыгая;
И по земле встревоженные птицы
Бессильными крылами тщетно били;
И хищники являлись со смиреньем
Искать защиты; приползали змеи,
Свиваясь в кольца посреди толпы,
Шипели, но не жалили, — на пищу
Их убивали; и опять Война,
Забытая, свой пир возобновила:
Кусок стал кровью добываться; каждый,
Таясь во мраке, жадно насыщался;
Любовь исчезла; мысль одна царила
О смерти — смерти скорой и бесславной.
Утробы голод грыз, мор начался,
Но мертвецы могил не обретали:
Глодали тощих тощие, и псы
Кидались на хозяев; лишь один,
Рыча, холодный труп оберегал
От алчных челюстей — и с долгим воем
Он руку безответную лизал,
Визжал отчаянно, надрывно лаял,
Забыв о пище — ослабел и смолк.
Так постепенно все погибли… Двое
Жильцов осталось в городе огромном:
Враги заклятые, у алтаря
Они сошлись над утварью священной,
Что послужила целям нечестивым;
Костлявыми руками тёплый пепел
Разворошили — и движеньем слабым
Раздули искру: словно бы в насмешку
Блеснуло пламя, на одно мгновенье
Глаза их встретились — и тут, вскричав
От ужаса, они упали оба,
Сражённые взаимным безобразьем;
И так и не узнали, кто был тот,
На чьем челе жестокий голод вывел
Прозванье: Враг… Мир опустел: могучий
И многолюдный мир стал мёртвой глыбой
Без трав, дерев, без солнца, без людей —
Безжизненной и мёрзлой глыбой праха.
Озёра, реки и моря застыли,
Безмолвие царило в их глубинах;
Заброшенные гнили корабли;
Кренились мачты — их обломки, рушась,
Не возмущали бездны недвижимой;
Приливы успокоились в гробнице;
Исчезла их владычица Луна;
Зачахли ветры в воздухе недвижном;
Не стало туч, но не было в них нужды —
И всю Вселенную объяла Тьма.

- Впервые в кн.: Великий романтик. Байрон и мировая литература.
Москва: Наука, 1991. С. 235-236.

Сергей Сухарев