Сатанинская опека

Голос мой резок, натужен и зычен,
скудный словарь не весьма поэтичен.
Я - не Орфей, не Ронсар и не Фет,
не аналитик, не жрец, не политик -
так и сказал басовито мой критик.
Я бы молчал, да волнует сюжет.

Вижу, как в землях давнишних колоний
правят без совести и церемоний
клики, что любят играться с огнём.
Бестии рядятся в Наполеоны
и неустанно ведут легионы
в гущу сражений, под пушечный гром.

Где-то свирепствуют милитаристы,
где-то бесчинства творят террористы.
Дерзкий и полный задора эмир,
вслед Чингис-ханам и вслед Тамерланам,
с бешеной спесью, в усердии рьяном
тщится разрушить колеблемый мир.

И недоумки в великих державах,
полных снарядов, и свежих, и ржавых,
ищут, кому б их скорей навязать,
в скверных расчётах неистово силясь,
чтобы все выскочки перебесились,
сдуру набросившись ратью на рать.

Не разобрать, кто вредней и подлее
меж снаряжающих в бой Бармалея.
Трудно сказать, кто сильней виноват
Дрожь беспрестанно проходит по жилам,
стоит услышать, что диким гориллам
щедрый радетель суёт термояд.

Может быть сделает сам себе хуже,
может быть залпы пальнут по нему же,
но доброхот не жалеет свинца
и ободряет любого прохвоста,
кто хоть сегодня в повтор Холокоста
вгонит весь мир и дожжёт до конца.

Вот и кидаются мысли в опрометь,
и не могу свой покой экономить.
Хочется высказать главную суть,
чтобы озвучились разум и совесть...
А - для примера - короткая повесть,
чтобы наставить кого-то на путь.

***

Помню, как осенью, в пятидесятых,
я, в свой черёд, очутился в солдатах,
а, поначалу, попал в эшелон.
Чуть ли не месяц нас всех, новобранцев,
ставших в дороге толпой оборванцев,
вёз по Сибири телячий вагон.

Убыль случилась в незыблемой силе:
вдруг сокращенье в войсках объявили.
Для укрепленья восточных границ
я, распростившись с учительским делом,
двинулся в путь к забайкальским пределам,
прочь от задорных очей учениц.

Сил не жалея, трепля себе нервы,
все военкомы шерстили резервы
и генералам достались в презент
стаи не свыкшихся с русским туземцев,
уйма лет десять не призванных немцев
и побывавший в судах контингент.

Чтоб не вступать в нежеланные свары,
я взгромоздился в вагоне на нары
и созерцал через щели пейзаж.
Самые бойкие сгрудились к печке,
а по углам, при узлах, как овечки,
сбились любимцы мамаш и папаш.

Прочно устроившись около входа,
кодла возглавила массу народа;
сев у буржуйки, как возле костра,
мчалась за пойлом на всех полустанках
и кейфовала до вечера в пьянках.
Резались в карты - кипела игра.

Нагло и зло, при содействии брани,
шваль не гнушалась сбиранием дани.
Рвали с салаг всё, что шло на обмен.
Всё распродав, удалые подростки
шли штурмовать на вокзалах киоски
и не смущались незнанием цен.

Как-то однажды, с эскортом конвойных,
вздумав приструнить юнцов беспокойных,
впрыгнул в вагон боевой капитан,
громко грозя: "Продырявлю вам шкуру !"
"Будешь кричать - реквизируем дуру !" -
так намекнули ему про наган.

Был между прочих в той шайке бывалой
крепкий, как бык, и решительный малый:
грудь - будто щит и внушительный лоб.
С ним неразлучно, как паж его личный,
всюду крутился парнишка обычный:
пудель - не пудель, холоп - не холоп.

Крупный крепыш и к попойкам и к картам
дни напролёт обращался с азартом,
только игре не способствовал хмель.
Долго играли ни шатко, ни валко,
и невзначай началась перепалка.
Вспыхнула драка, пошла канитель.

Тощий дружок подсказал выпивохе,
кто заподозрен в нечестном подвохе.
Увалень стукнул ножом по трубе.
Враг затаился за жаркой буржуйкой.
Дым повалил из расщелины струйкой,
Чёрная гарь поплыла по губе.

Крепко схлестнувшись в сражении яром,
сыпали парни удар за ударом,
сажей и жаром окуталась печь.
Острые лезвия кованой стали
в чёрном железе трубы застревали -
так, что их было никак не извлечь.

Стойкий противник был явно трезвее,
перемещался правей и левее;
не нападал - защищал рубежи,
а подстрекатель, возжаждавший крови,
был начеку и держал наготове,
вместо застрявших, другие ножи.

Я уж подумал, что век будут вздорить.
Нет ! Додрались ! ( И сдружились  вдругорядь !).
Это сраженье крепыш проиграл:
пал, к сожалению друга-стервозы,
не от ножа - от проглоченной дозы,
будто сражённый в бою наповал.

***

Время идёт. Притупляется память
и, для сохранности, хочет обрамить,
тщится осмыслить былой эпизод.
Злобный пособник был схожим - хоть сверьте -
с нынешней сворой, торгующей смертью
с тем же коварством, что их же убьёт.

В дальних пустынях теперь в изобилье
мчатся несущие страх эскадрильи,
у побережий - разбойничий флот,
танки ползут по песчаным равнинам,
воздух насыщен отравным зарином.
Мир - в содроганье от подлых щедрот.

Владимир Корман, 2013

Сертификат Поэзия.ру: серия 921 № 100940 от 09.09.2013

0 | 2 | 2033 | 19.12.2024. 20:05:01

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []