Иерусалим

Славянская душа проникнула в душу Иерусалима и, на мой взгляд, получился шедевр!

Здравствуйте, Игорь!
"Прощенье - как свобода от упований, от самих себя..." -
замечательный вывод из глубоких и вечных раздумий. Самой замечательной ВАшей находкой (не люблю этого слова в рассуждениях о стихах, но здесь не обойтись...) мне кажется почти полный отказ от рифмы - жесточайшего ограничителя. Поэтому взгляд свободно перемещается в пространстве и времени, органы чувств вбирают в себя все запахи, краски, случайные подробности - и всё это переплавляется в поток чувств и мыслей о самом главном, о насущном - о смысле человеческой жизни.
Будьте благополучны.
А.М.

Понравилась точная интонация и портреты.
Смутили повторы: коленах - лабиринте, беспорных - очевидных.

Монументально и поэтично.

Геннадий

Не напрасно съездили. Отлично. Это дороже любых сувениров.

Очень явственно поняла (увидела) после этого стихотворения, насколько часто у тебя встречается мотив (архетип) пути, насколько он он изменчив и всеохватен: любое душевное движение, любое состояние духа отражаются в нём, как в зеркале. Ритм на подъёме – в «Терракоте», движение памяти по кругу, постоянное возвращение – в «Акватинте», трагическая необратимость пути в «Гиперборее», переход в иное качество (видимое движение в невидимое) при внешней кажущейся остановке в «На берегу», отказ от пути, вечная остановка между мирами («Лимб») и т.д., можешь дальше сам проследить, это очень интересно и показательно. Кстати, поиск и возвращение – по Борхесу – мне кажется, совершенно из этой же оперы.
Здесь мотив пути основной, сюжетный.
Вечный город воспринимается как оболочка, вместилище некой высшей ценности, к коей стремятся многие. Для героя стиха это «бесспорные истины, очевидные смыслы» Т.е. прямые пути.
Но они преломляется коленами улиц, лабиринтом базара. И c точки зрения поэтики здесь нет никаких неоправданных повторов. Поневоле вспомнишь об этимологическом родстве таких слов, как излучина и лукавый, в основе которых понятие излома, изгиба, непрямоты.
Затем возникают вечные символы соблазна, связанные с торгом и пиром как уклонением от пути.
Трое представителей различных конфессий появляются, словно ожившая функция сказочной структуры Проппа. Однако помощь их (в отличие от той, что они оказывают герою в волшебных сказках) не добавляет ясности в процесс поиска. Указания их противоречивы. Символы бесчисленных религий только застилают взгляд. «Все тропинки ведут на одну гору», бессмысленно менять одну на другую.
Не добившись видимых результатов, герой сдаётся на волю дороги, доверяясь судьбе, не подталкивая её и не форсируя. И оказывается у Храма Ирода, у Стены плача.
«Стена плача существует как символ места, где любой человек, независимо от своих убеждений, может написать письмо Богу. Он не оставляет просьбы людей неотвеченными». « Это ворота, через которые любая молитва попадает к Нему, чтобы быть исполненной». Вот распространённое отношение к этому культурно-религиозному объекту.
Но в мире стихотворения общепринятое преломляется через индивидуальное и возникают новые смыслы. Ворота становятся тупиком, путь обрывается, зависая в безнадёжности. Что значит эта преграда? Предел пути? Почему?
И здесь тема пути как физического движения перерастает в тему пути как осознания и реализации своего земного предназначения. Возникает новый пласт, указывающий на примеры такой реализации, выполнения своего земного долга, наиболее органичного следования своему предназначению. Прежде всего это Иисус, соединивший искуплением Геенну и Голгофу, ставшую для него апогеем пути. Мне кажется, что и поминовение десятого легиона связано с этим же аспектом, т.к. что могло быть естественнее и достойнее для римлянина пути воина? И в протвовес возникает отсыл к отрекшимся как заблудшим.
Чтобы выбраться из тупика внешнего, необходимо вернуться назад внутри себя, отыскать то распутье, с которого по сути и начался внутренний тупик, где началось под видом предательства других предательство самого себя, своего собственного пути. Нужно дойти до апогея стыда и вины и пережить катарсис, прежде чем простить себя, как Иисус прощает Петра. Только тогда происходит разотождествление с виной и принятие себя. Потому что мы больше вины, больше стыда, и не сводимы к ним одним. Миновать чашу сию невозможно, отречение Петра было предсказано заранее. Познать ценность чего-либо человек зачастую может только отрекаясь от неё, чтобы потом вернуться.
Таким образом, внутренний тупик ведёт к внешнему.
«Те, кто в себе обрести не умеют Бога
всё ещё тщатся встретить его снаружи».
Ты сам это написал.
Прощение как свобода от упований (на любые внешние, пусть даже и высшие силы) есть возвращение к себе. Прощение как свобода от себя не противоречит этому процессу, т.к это свобода от отождествления со своей неполнотой , т.е. выход за её границы, обретение целостности, принятие себя таким, какой есть. Прощение – это и есть то главное для героя, что было спрятано в вечном городе, как кощеева смерть в яйце, оно не столь вещественно, как камушек из гефсиманского сада, но представляет собой неоспоримую вечную ценность – возможность дальнейшего пути.
Всё вышеизложенное, разумеется, махровое ИМХО, следующее из моей картинки мира, но мне думается, что у наших картинок есть точки соприкосновения)))
Удивительно, как весь материал, достойный толстого романа, вмещается в формат одного стихотворения. Удивительна также отточенная ясность этих строк.
Это большое мастерство и большой стиль, дающиеся, по моему мнению, очень не даром.
Извини, что получилось столь пространно.
Видимо, твои стихи – тоже своеобразные ворота, пройдя через которые, можно отыскать и обрести самого себя. Видимо, поэтому невозможно к ним не возвращаться.

Замечательно сказано о путях, различимых лишь сквозь слёзы!
И само прочтение этого стихотворения - тоже путь, который я прошла неспешно и с благодарностью.

И этот стих по-настоящему понравился. Очень рад знакомству.