Усопший шут, звенишь в сердцах увечьями,
Как бубенцом, летящим с колпака,
И бьешь крылом – лоскутьями заплечными –
В стекло – так нервно дрогнула строка.

Худые пальцы вытянулись веером,
Уснув на лютне, задушив струну,
И вопреки домашним суевериям,
Ты духом стелешься в мою луну.

Твой любовь заплакана, как младшая
Сестра, и телом скороспелым тварь.
Не верь сему – Праматерь Ева – падшая,
Опавшая в старинный календарь.

Твою любовь, наивную, хорошую,
Ты бросил в лес чужих, железных лап,
И я, твой друг, с улыбкой скоморошею
Я, первый, оскорблю ее, как раб.

Она отдастся мне, сперва застенчиво,
А после осмелеет сатаной,
Возрадуйся – в ней столько человечьего,
И облети нас мирно стороной.

И мы оплакивать тебя, спокойного,
Устанем. – Видели тебя в гробу!
Не стоим вместе – одного покойного,
Где смерть писала жилами на лбу.

Вцепившись в яму кольцами и путами,
Ты предан почве, дерзко погребен,
Прости нас, если стали недоступными,
И отрекись в раю от двух имен.

На мертвом теле – два обмана – ссадины.
Один молчит и нам не выдаст слов.
Мой вечный друг, твои глазные впадины
Горохом слез наполним до краев.