Из дневника. Октябрь

***

Ты в этот дом под Рождество придешь,
переступив порог житейской стужи,
с еловых веток серебристый дождь
спадает... Свет вечерний сужен

до тонкого луча, что сквозь окно
здесь пролагает зимнюю дорогу...
Ты вспомнишь тех, кто здесь бывал давно,
и всё, что ты утратил понемногу.

Ты вспомнишь дни, когда тебя во тьму
еще рука родная провожала...
Теперь тебе придется одному
из жизни вынимать разлуки жало.

И лишь луча дрожит живая нить,
ты этой нитью с прежней жизнью связан,
и на вопрос старинный «быть – не быть»
ты никому ответить не обязан.

Но серебристый дождь бежит, шурша,
с огромной ели посреди вселенной...
И может быть, готовится душа
в день Рождества – к последним переменам...

***

Лист тетрадный так чист –
не проступает слово...
Но – ты обводишь кленовый,
ставший ладонью лист.

Я обвожу огонь –
осени блеск пятипалый,
словно к твоей припала –
моя ледяная ладонь...

Осени ранний блеск,
как прозрачную влагу,
примет, впитав, бумага –
как посланье небес.

И – ледяная ладонь
оживет, и проступит Слово...
Я, словно лист кленовый –
твой обвожу огонь...

***

Пусть ко мне прилетит листок
самый чистый, как в час творенья...
В уголке – нарисую кружок,
как начало стихотворенья.

А вокруг нарисую лучи,
чтобы свет пробился, неярок...
Это будет абрис свечи –
невесомый тебе подарок.

Знаю, капли – слов не сотрут...
Я листок положу к порогу
твоему... донесу на ветру –
я к тебе еще помню дорогу.

Завтра утром прочтешь слова,
на которые ты не ответишь.
Завтра будет – день Покров’а,
и его без меня ты встретишь,

но уже не сотрутся лучи
неземные, как в день творенья,
на листочке – абрис свечи,
как начало стихотворенья...

***

В ночь, в Покров, распахнуто окно,
свет бежит из комнат, как из плена,
воздух, как холодное вино,
и ладонь касается вселенной,

где уже звезды дрожит кружок,
оставляя отблеск на иконе,
может, скоро Покрова снежок
звездами украсит подоконник.

На столе чуть теплится свеча,
пред которой мы сближаем лица,
может быть, от звездного луча
робкий свет сильнее разгорится,

в комнату войдет ночной простор,
словно часть холодная вселенной,
и тогда умолкший разговор
вырвется из тишины, из плена,

восстановится цепочкой слов
нить речей, утерянная нами...
Это будет в полночь, на Покров,
где лучи встречаются с лучами,

где в ночи растворено окно,
свет бежит из комнат, как из плена,
где мы пьем холодное вино,
словно часть прозрачную – вселенной.

***

Может, жизни пройдены вершины,
перевал, на убыль путь пошёл,
строки – это времени морщины –
бороздят страницы древний шёлк.

Ноша прошлого – еще по силам,
будущее – как короткий миг,
только бы успеть еще, осилить –
перечесть страницы Ветхих Книг,

и Евангелья четыре тома –
быль о том, что на Земле жил Бог...
Только бы успеть – дойти до дома
твоего – переступить порог,

снять осенней паутины волос,
не оставить на листах пробел,
только бы – опять услышать голос
тот – что о любви мне пел...

***

Жизнь обернется сном,
смех сменяется плачем,
береза моя за окном
станет прозрачней,

веточек тонких прядь
дымом оденет иней,
слова крадутся в тетрадь –
с карандаша синего...

В комнате – тени и свет
лампа разделит,
но на письмо ответ –
медлит уже неделю.

Капли стекло дробят,
дрожит дождевая тога...
К холоду ноября
выпадет мне дорога,

где горизонт Рождества
горит невидимой линией,
в тетрадь крадутся слова –
с карандаша синего,

сквозь тьму пробившийся свет
день от ночи отделит,
но на письмо ответ –
медлит уже неделю...

***
«Мысль изреченная – есть ложь»
Федор Тютчев

Когда-нибудь не хватит нам свечи,
и тени на стенах сотрутся...
Взойдет луны серебряное блюдце,
чтоб нам продолжить разговор в ночи,

давно когда-то прерванный, ну что ж,
зато сегодня мы с тобой внимаем
друг другу, все же, понимая:
«мысль изреченная есть ложь...»

Чему осталось верить на земле?
Светящуюся даль уже скрывают тучи,
в раскрытой книге на портрете – Тютчев
чему-то улыбается во мгле...

С тобой – простор разделим пополам
и выйдем в ночь, в распахнутые двери...
Пусть, ложь изречена... Я все же верю
твоей любви и, может быть, словам...

***
Я не знаю, куда ты идешь
по такой же прозрачной аллее...
Годовщина Казанской, дождь,
это – нас небеса жалеют.

Потому что, сегодня врозь
мы с тобою идем по свету...
В небеса лист последний врос –
не спешит расставаться с веткой.

Над тобою знакомый зонт –
он был крышей для нас когда-то...
Предо мной бежит горизонт,
лист дрожит, в небесах распятый.

Я не знаю, где ты идешь –
в тупики заводят аллеи,
в слово каждое – вложена ложь,
желтый лист на асфальте тлеет.

Годовщина Казанской, Русь...
Я лицо подставляю влаге,
эту грусть я доверю бумаге,
когда в дом – без тебя – вернусь.

***

Не забывается лицо
твое... Но ты поставил точку,
как будто бы пробил свинцом
конец тетрадной краткой строчки.

Пришла пора снимать кольцо,
сжимающее безымянный,
пусть посыпается крыльцо,
как пеплом, белоснежной манной.

Путь намечается резцом,
а жизнь – загадочнее мифа...
Строка становится венцом –
над каждой перекрестной рифмой.

Строка меняет синий цвет
на свет, алеющий в закате,
не зная, что сказать в ответ,
безмолвие – равно расплате.

Не забывается лицо,
когда, склонившись над листочком,
рисуешь ты в конце – кольцо,
оно всегда – светлее точки...

Людмила Колодяжная, 2012

Сертификат Поэзия.ру: серия 453 № 95990 от 09.11.2012

0 | 1 | 1448 | 20.04.2024. 01:58:50

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []