Болеслав Лесьмян. Пан Блыщиньский.

Pan Blyszczyn'ski
Болеслав Лесьмян.

Пан Блыщиньский сад зелёный сотворил на выморочье,
Где ветвится чудо в страхе и бесправье.
Блеском глаз своих он вывел этот сад из вечной ночи,
Утвердил деревья на приснённых травах.

В час ночной когда кошмары торопливо ужасают
Между мглой и небом, мглою и водою,
Дух растений свои руки простирает, угасая,
Над крапивой, орляком и лебедою.

Бог, в то время пролетая, полный мыслей вековечных ,
Поднебесной стёжкой,- странником усталым -
Задержался при стеченье двух печалей звёздных встречных,
Где видения мерцают как попало

Яворово зашумело, но не яворы шумели -
Тишины смущеньем, тишины утратой…
Кто шумит в моих просторах, кто нашёлся смелый?
Сад кто возничтожил столь листвято?»…


Тучи и часы уходят, но не слышится ответа…
Для миров загробных в небе далей много.
Пан Блыщинский из чащобы сотворённой вышел к свету
И промолвил слово, обращаясь к Богу:

«Был в засветье – сон и вихорь, бури зАклятой смятенье!
Снов моих творенье не разруши, Боже!
Я деревья силой мысли воплотил из сновиденья,
Чудеса мои… и росы… моим жаром, дрожью!


Не вини видений бедных что ни с чем иным не схожи,
И цветов превратных из неяви сонной.
То моя вина! И всё же, в этот сад войди мой, Боже!
В сад зелёный! Мой зелёный! Мой зелёный!

Я б открыл тебе всю лёгкость и всю крепость моей веры ,
Что цветам за гробом суждено цветенье.
В сад войди мой! Пусть здесь только чары и химеры,
Обольщенья погибающих мгновений !»

И вошёл он в эту чащу, что у жизни по-за гранью..
Вот и оказались око в око, рядом.
Ничего не говорили и, темнея, шли в молчанье
Чудным садом - чудным садом - чудным садом !

Саду снилось. Переснённый явор ник, роняя сучья.
Каждый куст по виду был потусторонним.
И в ветвях гнездились совы и поблёкшие беззвучья,
Не кричали ни цикады, ни вороны.

Небо в страхе убегало под защиту звёздной дали.
Месяц рогом вздыбил облачное поле.
Трепетавшие во прахе души умерших страдали.
Жаждой смерти новой и посмертной воли.


Будто остров золотистый в глубине аллей крадётся
Можно этот остров напугать и взором…
Светляками на мгновенье полночь в зелени зажжётся,
Приведя в волненье лиственное море.

Пан Блыщиньский проверяет , сад вполне ль ему подвластен -
Каждый шум его и шорох неподделен -
И лишай вполне ль на дубе и противен и опасен ,
И гнездится ли надёжно в снистом теле?

Птица-лилия поёт ли жаворонково, как надо ,
Уж-тюльпан стал вестью ли весенней,
И строптивые деревья понуждал суровым взглядом,
Чтобы выглядели чуть обыкновенней…


Плотояднела, чудача, у цветов коварных небыль,
Ветви гнула, прибывая, вечность злая.
У идущих под стопами прах неверный , словно пепел
Оживал, одновремённо исчезая.


И дошли они до места, где в ничьей мечты сгущенье
Тень девичья прояснялась и лучилась,
А уста её и перси ,её руки, сновиденья,
Источали ко всему любовь и милость…


И ресницы золотились так, что блеском пронизали
Мнимость вод до дна смертей притворных,
Косы были словно волны, и пугливо ускользали,
Возвращаясь снова на’ плечи покорно.


Бог смотрел как эта дева, выйдя из пелён тумана
Грёзы-очи отворила в небыль-чудо.
«Кто создал её?» - « Не знаю, появилась тут нежданно ,
Ни из жизни, ни из смерти , ниоткуда…


В волосах её ищу я жизни или сна крупицу,
Поласкать желал бы косы золотые!
Так нежизнь меня волнует, чудная нежизнь девицы!...
Будь же милостив к нежизни, быть позволишь ты ей….


Я извлёк свой сад из мрака, небывалый, беспричинный,
Пустоту украсил, стёжек приумножил,
Всё мне здесь понятно, кроме лишь одной дивчины,
Той единственной, любимой мною, Боже!

«Знаю силу вещи сонной и усталость вещи мёртвой,
Временами сад хотел бы отлиствиться…
Пусть же милостью, не карой будет приговор твой
Тем, что знают, что их нет – осуществиться!


Что в Твоих просторах стало… Чуда просит мрак кромешный!
И в потустороннем вьюга молит чуда.
И в безвремени ужасном эта девушка поспешно
Воплощается вне жизни безрассудно!

Тёмный яр, стань к ней поближе! К ней, ручьи, стремите струи!
Пёс зачем мой воет на немые чары?
Холод уст её, быть может, для последних поцелуев
Тем потерянным, кто верит лишь печали.



Знаю страх внебовступлений, воскрешённых уст недолю!
Плач сиротский, гибель в зелени убогой!
Это так меня терзает, я и сам стал этой болью!» -
Пан Блыщиньский так взывал в безмерность к Богу.


Только не было уж Бога. Пустота цветы накрыла.
Призраки шептали: « Смилуйся над нами!»
Снам даря благословенье, отлетал он в даль всемира
За ветрами, потрясёнными ветрами.

Ему видно было с неба то, что свет прейдёт, минуя,
И что снам светиться – влагой на каменьях…
Пан Блыщиньский чудной деве прошептал в уста немые :
«Дева- тень, очарованье, заблужденье!


Расцветая – выцветая, недомолви разговором,
Здесь ли, в этом мире твоя гибель – небыль?
Может быть, твоё родное посреди иных просторов
Где ничто и всё иные в новом небе.


Сон и смерть не зачинали твоего существованья,
До сих пор был травам след твой незаметен -
Полюбил тебя я с мига твоего непребыванья
Тело тёмное я вывел на засветье!


Нам идти ли в глубь печали, иль в другую глубь долины,
Пока мир не сгинет, небом расцветая ?
Как приблизиться к тебе мне, небывалая дивчина,
Мгла моя, уста и очи, пена золотая!


Сколько мне ещё осталось злых ночей, дней тёмных, грустных -
Чар испуг смертелен, раненых любовью!
Шаг в небытие короткий– мне коснуться только уст тех,
Дрожь унять, и в бездну за тобою!!


Снится листьям бесконечность, ищет семя к свету выход.
Преданные зори станут тенью бледной…
Смерть нас смехом уничтожит , иль из новых слёз нас выткет ,
Всё равно, пусть это будет вздох последний!


Не мечами, а цветами ночь нам смерть готовит злую -
Замогильной тишью, ландышем, жасмином!
Ухвати скорей суть ночи и сожги её, целуя,
Чтобы не осталась даже и в помине!


Всем бы призракам хотелось разом сгинуть в общеморе,
Стал бы яви благом сон без сновидений.
А упырь мой спит в овраге на зелёном лукоморье.
Разбуди и обнимись с пустою тенью!

Где-то там, всего превыше, в наддеревье поднебесном
Льются серебристо тишь и безучастье.
Я совсем тебя не знаю, столь неведенье чудесно,
Что неведенье и стало моей страстью!»


Замолчал тут пан Блыщиньский, в даль ущербную он глянул
Светов и знамений много больше стало.
И ласкал её в уста он, в перси, стопы неустанно,
И времён меж тем сто тысяч миновало!

Он руками и устами обнимал девичье тело,
Для очей добавил златозвёздной краски,
Только тень в его объятьях ускользала и слабела…
И не ведал он, что в том любовь и ласка.

Из туманностей искристых ночь лучи связала в плётку,
Поднимать из гроба спящих бичеваньем,
А у месяца на лике засверкал рисунок чёткий,
Ничего где нет, лишь скорбь и воздыханье.

Мрак завыл в дуплистом дубе, засвистало что-то в буке,
В месяце сверкнула смерть и паутина…
Пан Блыщиньский вдруг очнулся, от тоски ломая руки,
И подумал : «В пыль развеется дивчина!»

И развеялась дивчина, что на небе зачиналась,
На глазах в неё влюблённого ничтожась.
От распавшегося тела лишь к себе осталась жалость
И незнанье о той жалости – но всё же -

Не погибла, отраженье лишь ушло с воды озёрной.
Кончилось засветье, исчезая с нею
«Ты, о, вечность, посетила этот сад мой иллюзорный!»
-Понял пан Блыщиньский, и стоял, бледнея.

***

http://www.zapiecek.com/kwiatkowska/blyszczynski.htm


wiersz dedykowany:
Kazimierzowi WierzyDskiemu,
Jego |ywotnym zmaganiom si
z upiorami wspуBczesno[ci i zdobywczym
przeobra|eniom twуrczym

.

Лев Бондаревский, поэтический перевод, 2012

Сертификат Поэзия.ру: серия 239 № 92573 от 02.04.2012

0 | 1 | 1990 | 21.11.2024. 11:48:47

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []