Поэма о Ничто

Он выстрелил — мне в грудь попал заряд,
но я успел подумать, умирая,
что ад, уж если существует ад,
едва ли отличается от рая.

И — бесконечный мрак. И — пустота.
Бесплотный сгусток тысячи пустот.
Слепая ночь. Ночная немота.
Полет и бездна. Бездна и полет.

Я был не я и в то же время — я,
но только вне привычной оболочки.
Отсутствие как форма бытия.
Лицо, неотличимое от точки.

Я был ничто, но в то же время — был,
существовал — безгласно, бестелесно,
не слыша за собой шуршанья крыл,
не веря в то, что, может быть, воскресну.

Да мне и не хотелось бы — к чему
нам воскресения посмертный опыт?
Кто раз за разом падает во тьму,
того она и на свету затопит.

Зачем всю жизнь учиться умирать?
Чтоб выучиться жизни безгреховной?
Во благо ли такая благодать,
которая весьма не безусловна?

«Так вот что означает быть душой!» —
подумал я и пожалел о теле,
которое, от раны пулевой
скончавшись, распласталось на постели.

Его как раз взялись перенести
в просторный гроб, усыпанный цветами,
и, уложив, заставили в горсти
держать свечу. Беспомощное пламя

высвечивало только образа
и лик того, кто оказался метче,
кто на вдову глядел во все глаза
и чиркал спичкой, зажигая свечи.

И вдруг мне стало ясно: был дуплет,
удвоенное пулеизверженье.
Глаза мне застил ультрафиолет,
и отключилось боковое зренье.

Из рощи, что росла наискосок,
сквозь окуляр оптической винтовки,
на мне поставил крест другой стрелок,
освоивший законы маскировки.

«Так вот что означает умереть!» —
с собой расстаться, чтобы стать собою, —
когда твою оплакивает персть
убийца твой с твоею же вдовою;

когда становишься вневременным,
паришь во внепространственном полете,
от собственной тоски неотличим,
томим духовной жаждою по плоти;

когда ни лимба нету, ни кругов,
а Беатриче, Данте и Вергилий
покинули свой лучший из миров
и для сверхновой жизни опочили.

А бездна становилась все плотней,
тьма проступала явственней и резче,
и мириады призрачных теней
из темной бездны вышли мне навстречу.

Но нет, им было вовсе не до встреч:
душа травинки и душа убийцы
мгновение пытались подстеречь,
чтобы как можно раньше воплотиться.

Во что — неважно, только б ускользнуть
из этого бездушного покоя
и снова совершить свой крестный путь
за новой вифлеемскою звездою.

Но как же этот рай похож на ад!
Отстойник духа, где душа живая
влачит бессмертия полураспад,
на милость ни на чью не уповая.

«Так вот куда молитвы нас ведут?!».
Вот где исток и устье сверхидеи!
и если это все не Страшный суд,
какой же справедливей и страшнее?

Как это совместить: надмирный холод,
сообщество теней глухонемых,
безвыходность и запредельный голод,
какого я не чувствовал в живых?

Тень с тенью, мы бы грызлись и дрались
друг с другом в этой сумрачной закуте,
но что могли мы, призрачная слизь
бесхозных душ, отторгнутых от сути

существованья? В жизни — все не так.
Чтоб защитить какую-то чертовку,
орешь сержанту: «Мать твою растак!» —
и автомат берешь наизготовку.

Потом ущелье, горный окоем,
размытый лопастями вертолета.
«Стреляться так стреляться!» — хоть на чем:
от арбалета до гранатомета.

Так, впрочем, и выходишь из оков
своей родной, неповторимой глины,
предчувствуя, что бросил отчий кров,
лишился наилучшей половины.

За что винить оболганную плоть?
За что бранить расхристанное тело?
Они священны, если Сам Господь
сходил с небес в телесные пределы!

А в этой жизни будущего нет.
Все в настоящем. Прошлое не в счет.
Необратимый суверенитет.
Полет и вечность. Вечность и полет.

И нет тебя, а может быть, и есть —
природа, Млечный путь или стихия, —
но растворились между здесь и днесь
ты и твои намеренья благие.

И как узнать, придется ли опять
делить свой век меж битвой и ловитвой?
И кто достоин вновь глаза поднять
на небо, закопченное молитвой?

1997; 3 апреля 1999 — 8 января 2000 г.

Лифшиц Ю.И. Тетрадь и Слово и полку: Сб. поэм. Черноголовка: Богородский печатник, 2001.

Юрий Лифшиц, 2012

Сертификат Поэзия.ру: серия 1238 № 91886 от 13.02.2012

0 | 2 | 2207 | 21.11.2024. 22:02:58

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []