Последний поэт


Простим вокзальные повадки глядеть в окно на Хуторской
И чай помешивать несладкий, и звук подслушивать пустой,
И знать, что на кольце трамвайном, на птичьем рынке, — ни души,
И свет скупой в бараке свайном гасить —
«Оставить?» —
«Потуши…»

Ему — без нашего участья — достались лестница и двор,
И обнажённые запястья, и беготня крысиных нор,
Усталость в тридцать, в сорок — старость, а в пятьдесят — куда глаза!
И жизнь прошла — какая жалость! — и не поправить ни аза…

Простим тому, кто трудно дышит в прихожей общей, шарит ключ,
В чей таз течёт в проломы крыши, чей кашель с лестницы колюч,
Кто пробирался в коридорах и натыкался на щиты,
Вдыхая пыль, давился в шторах тяжёлым тленом нищеты,
Тому — на ком замкнулось время и оборвался календарь.
— Повязкой уксусною темя и доли лобные ошпарь!

«…Мы стольким столько обещали! Но нам, должно быть, не дано,
Чтоб жизнь в эпоху умещали, как бы в ладонь веретено.
А значит — нам досталась участь среди развешанных простынь
Прожить не радуясь, не мучась, с одной заботой: — «Не простынь!...»